Ты смотришь на меня с укором – хочешь, чтобы я остановился, но я уже не могу.

– Меланда, я уверен, этот фильм тебе понравится.

– Конечно, ты же у нас все знаешь!

Похоже, она решила выместить на мне обиду на всех негодяев, которые встречались на ее пути, – и кто может ее за это винить? Ты тянешься за моей давно остывшей картошкой – заесть стресс. Но я не позволю Меланде унижать меня, как Пич когда-то.

– Нет, – говорю я. – Ни один человек не знает всего.

– Ну да, – фыркает она, – куда уж мне, женщине… – И качает головой. – Библиотекарь, выгораживающий растлителя малолетних. Как мило!

Гномус оставляет двадцатку и быстро сваливает. Ты берешь счет. Меланда уже на ногах.

– Извини, немного погорячилась, – бросает она.

– Ничего, – говорю я, – не стоит.

– Вообще-то я не к тебе обращаюсь! – рычит она и смотрит на тебя с видом «нет, ты это слышала?». – Я всегда говорю своим ученикам, что нельзя отделить искусство от художника. И считаю, что мужчина не может хорошо рассказать историю женщины. А ты сам решай, новобранец. – Она поворачивается к тебе. – Готова, милая? Подвезти?

Ты смотришь на меня. Я отказываюсь:

– Спасибо. Лучше пройдусь.

– Правильно, надо же отработать съеденные углеводы, – ухмыляется Меланда.

Ты смотришь на меня, но сделать ничего не можешь. Она твоя подруга, старая, проверенная. Ты садишься к ней в машину, а я иду пешком. И это ад. Я провалил испытание – меня не приняли в братство, – а вернувшись, не застал тебя в библиотеке – ты уехала на конференцию в Поулсбо.

В конце смены я решаюсь прощупать почву и публикую в «Инстаграме» сцену в закусочной из «Эмпайр Фоллз». И не проходит и пары минут, как «@ЛедиМэриКей лайкнула ваше фото».

Ты бы не стала этого делать, если б разочаровалась во мне. Значит, не все еще потеряно. И к тому же у нас есть книги. А как говорят в Бруклине, книги – это чудо. Мы – это чудо.

И вдруг ты пишешь:

«Понравился обед?:)»

Я знаю, что бестактно отвечать звонком на сообщение, но разве вежливо задевать парня, даже не переспав с ним? Выхожу на улицу и набираю твой номер.

Ты поднимаешь трубку после первого гудка.

– Привет!

– Удобно говорить?

– Я только что вернулась домой, но у меня есть пара секунд… Как дела? Всё в порядке?

– Это ты мне скажи.

– Ты про обед? Не волнуйся. Все прошло отлично. Меланда со всеми такая – ей лишь бы поспорить. Но ты ей понравился. Правда.

Тревога немного отступает, мышцы расслабляются.

– Слава богу. На минуту мне показалось наоборот, но раз ты говоришь…

– Серьезно, Джо. Ты держался отлично. Меланда… Ну да, она немного погорячилась. Знаешь, она очень вспыльчивая, умная и…

Твоя дочь дома. Я слышу, как кто-то хлопает дверцами шкафчиков. И ты говоришь, что еще полно дел. И я поступаю так, как положено хорошему парню: отпускаю тебя. Кладу трубку и уже почти решаю пойти к твоему дому, чтобы разведать обстановку, но тут же вспоминаю, что вокруг полно не в меру любопытных соседей, любящих совать свой нос в чужие дела, и если они заметят, что я околачиваюсь рядом с твоим домом, то непременно позвонят и сообщат, что у тебя во дворе прячется «странный мужик». (Уважаемые жители Бейнбриджа, начните уже жить собственной жизнью.) Нет, Мэри Кей, у нас с тобой все должно быть иначе. Я сам должен стать иным. Если я буду подглядывать за тобой издалека, то превращусь из человека, который участвует в твоей жизни, в постороннего, который пялится внутрь через непреодолимое стекло. Я не хочу этого для нас и знаю, что ты тоже.

Поэтому я принимаю единственно верное решение – возвращаюсь к себе, но даже там не чувствую себя дома, потому что семья Говноглазки играет в мяч на газоне у меня перед окнами (какая скука). Беру кофе и спускаюсь вниз – в комнату, ради которой я и выбрал этот дом. Она называется «Комната шепота». Достаточно погасить свет, закрыть за собой дверь – и окружающий мир перестает существовать. Внутрь не долетает ни одного звука, и снаружи не слышно, что творится за стенами, обшитыми тканью. Храни Бог того, кто придумал звукоизоляцию. Лав, когда увидела фотки на сайте, сказала, что комната выглядит жутко, и назвала ее клеткой. Но ты, Мэри Кей, другое дело. Ты сразу меня поняла. Узнав, где я живу, сразу заговорила об этой комнате и о том, как в ней здорово. Ты знала бывших владельцев этого дома и проводила здесь время. Я делаю глубокий вдох – возможно, здесь еще сохранился твой запах. Надо набраться терпения. Ты действительно моя суженая. Просто придется приложить чуть больше усилий.

Я включаю «Наследников» и принимаюсь качать пресс. Этот ваш Кендалл – рохля. У него невыразительные плечи и глаза как у бассета. Бьюсь об заклад, он не читал ни «Эмпайр Фоллз», ни уж тем более «Прошлой ночью в “Лобстере”» Стюарта О’Нэна, которые я включил в ассортимент своего отдела «Тихие голоса». Начинают вырабатываться эндорфины (кое в чем Гномус понимает), и я уже больше не хочу подавать в суд на Марту Кауфман. Напротив, хочу послать ей цветы, потому что она и ее «Друзья» научили нас, что настоящие отношения строятся не за один день, что иногда люди заводят детей не от тех партнеров и влюбляются не в тех, кого надо, но в конечном итоге находят свою судьбу.

И моя судьба – ты.

4

После свидания, на котором ты устроила мне засаду, прошло уже два дня, и все это время я за тобой не следил. Вел себя примерно. Пойдя против собственных инстинктов, начал заниматься кроссфитом, чтобы подружиться с Гномусом – и заодно не спускать с него глаз. Каюсь, Мэри Кей, я немного в тебе разочаровался. Подростковое стремление быть частью группы тебя не красит, ты же взрослая женщина. Опытный специалист, выпускница университета. Впрочем, всю жизнь ты проторчала на чертовом краю земли среди недоумков. Я отрываю бирку от новенького черного кашемирового свитера – моего подарка тебе, нам обоим. Сегодня ты увидишь свет в конце туннеля.

Потому что вечером у нас свидание, неудачники!

Твое приглашение было таким трогательным… Утром я заметил, как ты разглаживаешь наклейку на мисс Телеггинс. Я наклонился, чтобы рассмотреть надпись – «Будущее за женщинами». Ты не отпрянула, и я придвинулся ближе.

– Кто позволил тебе осквернять почтенную мисс?

Хихикнув, ты выпрямилась, расправила юбку и посмотрела на телефон.

– Мне, пожалуй, пора. Сегодня в винном баре собрание книжного клуба…

Я улыбнулся – ох уж мне этот Бейнбридж, местным не мешало бы посмотреть фильм «Коктейль». Ты сообщила мне, куда идешь, – значит, хочешь, чтобы я знал.

– Винодельня открыта до одиннадцати, – добавила ты, и твой голос дрогнул от волнения. Как мило. – Но я должна освободиться к десяти.

Ты помахала мне на прощание и наклонилась, чтобы подтянуть чулок, приковывая мой взгляд к своим ножкам.

Я все понял, Мэри Кей, и принял твое приглашение.

И теперь я жду тебя в небольшом магазинчике через дорогу от бара. Наконец ваше собрание подходит к концу: мелькают кредитки, звучат притворные обещания скорой встречи. И почему вы, женщины, так много лжете друг другу?

Осторожно выбираюсь из своего укрытия, прохожу пару домов и замедляю шаг – ты меня замечаешь.

– Джо? Вот это да!

Переходишь улицу на красный – благо здесь не чертов Лос-Анджелес и никакой офицер Финчер не выпишет штраф, – и, окрыленный, я спешу тебе навстречу. Может, обнимешь? Нет, ты меня не обнимаешь. Я киваю в сторону бара, который для нас присмотрел, – не дурацкую винодельню, а нормальный паб.

– Пойдем, – предлагаю. – Пропустим по стаканчику.

Ты теребишь сумку.

– Вероятно, мне лучше пойти домой… Мы и так сегодня засиделись.

Я и не ждал быстрой победы, твой вероятный диагноз мне давно известен. Вероятно, у Шела Силверстайна вышло бы отличное стихотворение о невероятной женской потребности рассуждать о том, как обязана поступать «настоящая леди». Ты все еще колеблешься. Черт возьми, о чем тут думать? Мы соседи. До твоего дома рукой подать, и до паба рукой подать, а твоей дочери не шесть лет, тебе не надо торопиться, чтобы отпустить няню. Но ты вся напряглась.

– Не знаю, Джо…

Неужели книги Лизы Таддео ничему тебя не научили? Давай же! Хватит уже мучиться чувством вины. Я – мужчина твоей мечты. Невозмутимый. Галантный.

– Как жаль, – вздыхаю. – Я надеялся, ты и для меня устроишь заседание книжного клуба… Кстати, оно стало бы для меня первым в жизни.

– Ладно. – Твое напряжение наконец спало. – Не могу лишить тебя этого удовольствия. Только один бокал. Один!

Все так говорят, хотя сами в это не верят. И я распахиваю перед тобой дверь в «Харбор паблик хаус». Ты входишь – теперь мы пара. Пока идем к столику, я говорю, что мне очень понравились твои друзья. Ты раздуваешься от гордости.

– Они милые, правда?

Ты опускаешься на диванчик, я сажусь напротив.

– Ты была права. Меланда не злится. Она подписалась на меня в «Инстаграме»…

Небольшая ложь во благо. Конечно, я подписался на нее первым, но она сразу ответила тем же.

– Разговор с ней заставил меня о многом задуматься… – Ха! – Идея инкубатора просто замечательная. – Ну да, как будто плакаты приносят пользу хоть кому-то, кроме самой Меланды. – Ты тоже в восторге, так ведь?

Я-то знаю: на самом деле ты в восторге от меня. Поэтому я рядом с тобой, за одним столиком, ближе некуда.

– Да, – ты киваешь, – она классная. У нее четкая жизненная позиция.

– Очень четкая. Твои друзья – хорошие люди.

Ты улыбаешься. Я улыбаюсь в ответ. Огонь между нами уже нельзя не заметить. Ты оглядываешься вокруг и понимаешь, что мы в зале почти одни – кроме нас, за столиками лишь два или три парня в шерстяных шапочках, как у моряков. Мы снимаем пальто; мне становится очевидно, что ты слегка пьяна. К нам подходит официантка, похожая на грушу тетушка почти пенсионного возраста. Я прошу меню, ты пожимаешь плечами.

– Я уже ела. Вероятно, мне стоит обойтись стаканом воды.

Я намерен сопротивляться твоему очередному приступу «вероятности».

– А я закажу что-нибудь поосновательней.

В конце концов ты просишь принести текилы – интригующе! – а я беру сэндвич с жареной курицей и местную водку с содовой. Ты обещаешь снова украсть у меня картофель фри, затем переплетаешь пальцы, словно на собеседовании, и спрашиваешь:

– Как обживаешься на новом месте?

– Так и знал! – откликаюсь я. – Всегда догадывался, что в книжном клубе говорят вовсе не о книгах.

Алкоголь развязал тебе язык, но все же заметно, что ты нервничаешь, – как-никак первое свидание наедине. Болтаешь о Билли Джоэле – тебе всегда нравилась его песня про итальянский ресторан, – а сама тем временем отправляешь дочери сообщение и убираешь телефон в сумочку. Затем переходишь наконец к книжному клубу: рассказываешь, как моя соседка Говноглазка раскритиковала сегодняшнюю книгу. Мы сходимся на том, что такая въедливая Нэнси найдется везде, и я вспоминаю о встрече с писателем, которую проводил в Нью-Йорке, а очередная Нэнси пристала к автору с целым списком замечаний. Разговор, пусть и не слишком личный, течет непринужденно. К тому же мы впервые тет-а-тет, в полумраке, на одном диване.

– Слушай, давай начистоту, – вдруг заявляешь ты. – Я поняла, что в Нью-Йорк или Лос-Анджелес ты больше не вернешься, и все никак не могу перестать о тебе думать… – Наконец-то призналась: – Я чувствую, ты что-то недоговариваешь. Одинокий парень покупает дом в Бейнбридже… Ну, и как ее зовут? Из-за кого ты здесь оказался?

Я издаю тяжкий стон, как любой парень, которого допрашивают о прошлом, но ты настаиваешь. Понимаю; ты ведь битых три часа провела в компании женщин, знакомых тебе со школьной скамьи, их мужей и жен…

– Ну же, почему ты удрал? – умоляешь ты. – От кого убегаешь?