Но целенаправленно развивать свои ораторские способности он начал позднее – в Индии и Египте в период с 1898 по 1899 год, когда уже принял решение попытать счастья в политике и работал над «Войной на реке». Желая убить сразу двух зайцев, он обращается к услугам стенографисток, чтобы диктовать текст и одновременно практиковаться в выразительной устной речи. Этот метод он будет применять при сочинении всех последующих трудов: они не столько «написаны», сколько надиктованы.

Выйдя в отставку и вернувшись в Англию в середине апреля 1899 года, Черчилль намеревался участвовать в выборах 1900 года, представляя Консервативную партию в Олдеме близ Манчестера. Однако подворачивается случай испытать себя раньше: текущий депутат от Олдема скоропостижно умирает, и на 6 июля назначаются внеочередные выборы. За шесть дней подготовившись к избирательной кампании, Черчилль начинает выступать на митингах, иногда произнося по три-четыре речи за один вечер. Хотя он и проиграл с незначительным отрывом, именно тогда он прочувствовал, насколько это занятие близко ему и каким мощным может быть его воздействие на слушателей. На всеобщих выборах в следующем году он побеждает и, ожидая сбора парламента, проводит месячный лекционный тур по Великобритании и Ирландии, рассказывая о своих южноафриканских приключениях и делясь взглядами на животрепещущие политические вопросы, а затем отправляется на два месяца в такой же тур по США и Канаде. Возможность хорошо заработать он использует также для совершенствования своих ораторских и полемических навыков. В 1902 году его первая речь в палате общин становится самой широко освещаемой и обсуждаемой речью начинающего политика в британской истории.

Русскоязычному читателю доступны переводы почти всех больших произведений Черчилля, кроме написанных им биографий (отца и Мальборо). Однако наследие Черчилля как оратора представлено весьма избирательно. Для читателя, желающего начать знакомство с огромным и разнообразным наследием великого британца, освежить в памяти любимые места из его речей и произведений или просто узнать его мысли по тому или иному поводу, такие сборники незаменимы.

Предлагаемая читателю книга не просто восполняет возможные пробелы – она сразу дает наилучший из ныне существующих образец.

Составитель книги Ричард Лэнгворт (р. 1941), командор ордена Британской империи, многолетний руководитель Международного Черчиллевского общества и главный редактор ежеквартального издания Finest Hour – один из ведущих мировых специалистов по Черчиллю. После безвременной кончины в 2015 году официального биографа Черчилля Мартина Гилберта его по праву можно назвать первым среди небольшого круга равных.

Ричарду Лэнгворту удалось воплотить в одном объемном томе наиболее полный и всесторонний свод главных изречений, размышлений и ключевых фрагментов речей и текстов Уинстона Черчилля. В этой безупречно структурированной книге Черчилль разнообразно представлен как политик, военный лидер, оратор, мыслитель и живой человек, небезосновательно считавшийся эталоном мудрости, красноречия и остроумия.

Сам Черчилль считал свое время эпохой больших событий и маленьких людей, в отличие от предыдущих эпох «великих людей и незначительных событий». Однако его собственная жизнь вносит важный корректив к этому суждению. Она доказывает: при всех потрясениях и ужасах первой половины XX века находились личности, способные не только противостоять огромным событиям, но и направлять их к всеобщему благу. В наше непростое время это внушает надежду на то, что и сейчас такие люди есть среди нас.

Пролог
Настоящий Черчилль

Меня часто спрашивают: «Зачем изучать Черчилля? Ведь ему нечего сказать в наше время». Однако в моей работе, открывая папку за папкой в архиве Черчилля, с момента его прихода в правительство в 1905 году и до отставки в 1955-м (а это полвека!), я неизменно поражаюсь истинности его суждений, современности его мысли, оригинальности его ума, конструктивности его предложений, его человечности и – что удивительнее всего – его предвидению^[3].

Сэр Мартин Гилберт, Командор ордена Британской империи

У этой книги простое назначение: предложить читателю самое полное собрание когда-либо опубликованных цитат, экспромтов, афоризмов, поговорок и размышлений Уинстона Черчилля – с указанием источников, комментариями и перекрестными ссылками. Используя знаменитую фразу Томаса Джефферсона, можно сказать, что в этом сборнике содержится всё, сказанное Черчиллем о жизни, свободе и стремлении к счастью^[4].

«Всё» – это, пожалуй, преувеличение. Приблизительно из 350 000 слов этой книги подавляющее большинство принадлежат Черчиллю. Однако эти слова представляют лишь 0,2 % из его 15 миллионов опубликованных слов – книг, статей, речей, писем и документов. Несомненно, я пропустил какие-то заслуживающие внимания цитаты, но при этом уверен, что сущность его остроумия, мудрости и непреходящей актуальности отразить здесь удалось.

Слова Черчилля и еще 35 миллионов слов о нем, написанных или сказанных коллегами, биографами и друзьями, составляют информационный массив, на который опирается настоящая книга (см. раздел «Благодарности»). Цифровая база данных, составленная из оптических сканов этого обширного материала, позволяет проследить цитаты до их истока. Каждая из 4120 записей в базе данных подкреплена надежными источниками; в ней нет ни одного высказывания, исключающего точную атрибуцию. Эта же технология позволила выявить многочисленные «ложные следы» – цитаты, приписываемые Черчиллю ошибочно; они приведены в Приложении I.

Зачем нам нужен еще один «цитатник» Черчилля? Затем, что, несмотря на отдельные прекрасные попытки, ни одна из предыдущих книг не дает всеохватного и точного отображения его вневременного значения, его предвидения, остроумия и мудрости.

Интернет, очень полезный во многих отношениях, может помочь в этом деле лишь отчасти: он переполнен цветистыми искажениями или высказываниями, которые Черчилль никогда не делал. В одном случае Черчилль цитирует чужие слова, в другом – мы сталкиваемся с городской легендой, которую невозможно с достоверностью приписать кому-либо. Например, вопреки тому, что Черчилль прославился замечанием, что демократия – «наихудшая форма правления, не считая все прочие, которые человечество пробует время от времени», он не был автором этих слов – и никогда не претендовал на это. (Вообще-то у него было множество куда более мудрых мыслей о демократии: все они в этой книге.)

Качество слов

Подобно Библии, Уинстона Черчилля цитируют философы, мыслители и политики любых взглядов. В этом нет ничего удивительного: он исполнял ведущие роли на политической сцене в течение полувека (что само по себе достижение, не превзойденное ни одним другим политиком) – а это достаточно долгий срок, чтобы успеть наговорить много чего, с чем согласится каждый или что можно толковать по своему вкусу. Однако, как мне кажется, причина, по которой Черчилль – настолько притягательный источник цитат, это высокое качество его слов.

Опираясь на фотографическую память о прочитанных в юности книгах великих писателей и собственный впечатляющий словарный запас, Черчилль оттачивал свою прозу в самых трудных условиях из всех возможных – в палате общин. Майкл Доббс, автор исторических романов настолько точных, что они выглядят документальными, отмечает ключевые особенности опыта, который дает палата общин:

Выступающие в палате общин отдаются в руки опасности, ибо, еще не начав говорить, они вдруг понимают, что зеленый ковер, на котором они стоят, превратился в песок. Иногда им удается запечатлеть след в парламентских песках, который сохранится – оставить по себе память, которая будет восхищать их детей и внуков. Впрочем, намного чаще их следы смывает вечерний прилив. А иной раз политики обнаруживают, что ступили на зыбучий песок, который вот-вот поглотит их целиком^[5].

Невозможно переоценить влияние на Черчилля этого прославленного законодательного собрания, которое он считал своим «естественным обиталищем». Треть приведенных здесь цитат – со значительным перевесом это самый большой из отдельных источников – относятся к дебатам в палате общин. Черчилль порой действительно ступал на зыбучие пески, однако он оставил след, который не исчез и поныне.

Сам Черчилль скромно отмечал: «…вы должны помнить, что я всегда зарабатывал себе на жизнь пером и языком»^[6]. Его письменный канон так же объемен, как и его речи: его перу принадлежат свыше сорока печатных произведений в более чем шестидесяти томах, а также тысячи статей. Необъятная переписка Черчилля представлена в сопроводительных томах его «Официальной биографии» или в сборниках, подобных этому: «Сами о себе: личные письма Уинстона и Клементины Черчилль» (Speaking for Themselves: The Personal Letters of Winston and Clementine Churchill) леди Соумс.

Пожалуй, я не зайду слишком далеко, если предположу: в 1940 году Британия смогла выжить и сберечь свободу для всего мира благодаря тому, что ею руководил профессиональный писатель. В то время, когда у его страны был крайне ограниченный арсенал других вооружений, Черчилль «мобилизовал английский язык и отправил его в бой», как выразился Эдвард Р. Мёрроу.

Каждому, кто сомневается в ценности чтения «великих книг», стоит вспомнить Черчилля. Что он не придумал сам, то обычно черпал из своих широких познаний в классической литературе, от Библии до Шекспира. В апреле 1941 года, в тот мрачный период Второй мировой войны, когда Британия сражалась в одиночку и вмешательство американцев и русских еще не предвиделось, Черчилль напомнил соотечественникам слова Клафа, понимая, что в ту более просвещенную эпоху их сразу же узнают:

For while the tired waves, vainly breaking,
Seem here no painful inch to gain,
Far back, through creeks and inlets making,
Comes silent, fl ooding in, the main.
And not by eastern windows only,
When daylight comes, comes in the light;
In front the sun climbs slow, how slowly!
But westward, look, the land is bright.

Пока устало бьет волна
О неприступность темных скал,
Рождает моря глубина
Огромный, самый страшный вал.
Зарю дарует нам восток,
И солнце прогоняет тень:
Взгляни на запад – близок срок,
Когда там воссияет день!^[7]

Этого требовал момент – и таких моментов, связанных с делами великими и малыми, было еще много. В 1955 году Черчилль писал королеве, перед которой преклонялся:

Наш остров более не обладает таким же авторитетом и могуществом, как в дни королевы Виктории. Огромный мир бушует вокруг него, и даже после всех наших побед мы не могли бы претендовать на то положение, которое занимаем, если бы не уважение к нашему характеру и здравому смыслу и не всеобщее восхищение, не лишенное, впрочем, зависти, нашими общественными институтами и образом жизни. Последние лишь упрочились в начальные годы нынешнего царствования. И то, что здание нашего новообразованного Содружества скрепляется и озаряется блистательным присутствием на его вершине, я считаю самым прямым знаком Божьей милости, какого мы еще не удостоивались за все долгое время моей жизни^[8].

«И если вы, дамы и господа, позволите мне замечание в скобках, – вопрошает профессор Дэвид Дилкс, процитировав этот отрывок, – не тоскуете ли вы иногда по личностям на вершине нашей общественной жизни, которые были бы способны мыслить и писать на таком уровне?»^[9]