Водобоязнью и клаустрофобией наша начальница не страдает, поэтому снующие за окошком кильки ее не нервируют. Даже наоборот, позитивно настраивают на рабочий лад, ведь символ клуба «Дорис» – маленькая голубая рыбка.

– Приплыли наконец, – проворчала Доронина, когда мы с Петриком после душа и сокращенных до минимума уходовых процедур явились к ней на условный ковер. – Размякли, разнежились тут, еле плавниками шевелите!

Длительное созерцание рыбного мельтешения за оконным стеклом определенно сказалось на системе образов и лексиконе нашей начальницы.

– А вы, между прочим, тут в командировке! И вам, между прочим, надо в работу погружаться, а не в мужском внимании купаться! У вас, мои рыбоньки, между прочим, мероприятие скоро, и очень важное, не чешуевое!

Рыбонька Петрик вскинул плавничок, то есть ручку, как отличник, который просится к доске:

– Дозвольте булькнуть?

– Булькай. – Дора, встретившая нас в позе древнегреческой амфоры – руки в боки, – бухнулась задом на страдальчески заскрипевшую кровать.

– Мы уже определились с запасным местом проведения заседания на случай обещанного синоптиками дождя! – доложил Петрик.

– Надеюсь, не в баре? Вы так сопьетесь, мои рыбоньки.

– Конечно, не в баре, это было бы пошло. – Петрик скривился. – Мы кое-что поинтереснее придумали. Устроимся в холле! – Он кивнул на окно с рыбешками и поспешил объяснить наш гениальный замысел: – Отгородим ту часть, где стеклянная стена-аквариум, зеленой изгородью…

– В смысле, крашеным забором? – нахмурилась Доронина.

– Дарлинг! Я сказал – изгородью! Живой, зеленой, из настоящих деревьев в кадках!

– Ты знаешь, сколько они стоят?

– Нисколько, мы их из нашего люкса принесем, – вмешалась я.

– Поставим по углам прелестные декоративные фонтанчики, – продолжил Петрик, – они очаровательно журчат, в сочетании с аквариумом будет совершенно чудесно…

– И где мы их возьмем, эти фонтанчики?

– Тоже в нашем люксе.

– Да? И что еще мы там возьмем? – Голос завистливой начальницы уже сочился ядом.

– Раковины, – твердо сказала я.

– И унитазы? – не унималась Доронина. – Они у вас там тоже совершенно прелестные?

– Сантехника – высший класс, – не дрогнула я, – но мы тебе про другие раковины говорим. У нас гостиная декорирована в морской тематике, там целая коллекция роскошных раковин, в смысле, ракушек. Мы их возьмем на время, чтобы украсить холл.

– И руль, – добавил Петрик. – Его тоже прихватим. На время. Хотя я и навсегда бы его забрал… Он классный!

Доронина молча посмотрела на меня. В ее глазах прискорбие, вызванное завистью, затейливо мешалось с интересом, обусловленным жадностью. Дора, естественно, уже поняла, что ограбление нашего люкса позволит ей здорово сэкономить на декорировании места действия.

– Это не просто руль, а настоящий корабельный штурвал, – объяснила я. – Такой, знаешь, круглый, деревянный, со множеством торчащих во все стороны ручек…

– Похожих на маленькие скалки или деревянные толкушки для пюре, – добавил Петрик.

Я подумала, что на его лексикон и систему образов заметно повлияла близкая дружба с поваром и ресторатором.

– Штурвал что, тоже из люкса? – не поверила Доронина.

– С террасы, – ответила я. – У нас там есть детский уголок с площадкой-корабликом.

Мы замолчали и выжидательно уставились на начальницу.

– Ну, предположим, – нарочито неохотно согласилась она. – План Б – гостиничный холл с аквариумом, деревьями, фонтанами и ракушками…

– И рулем, – настойчиво добавил Петрик. – Руль будет вишенкой на торте, это я тебе как дизайнер говорю. Представь, как ты будешь смотреться за ним? Как Колумб!

– Ладно, буду с вишенкой. Но план А – по-прежнему шашлык на диком пляже, я уже договорилась с местными, нам покажут самые живописные бухточки! На послезавтра ничего не планируйте, в девять ноль-ноль встречаемся в холле у аквариума и едем смотреть локации. – Доронина успокоенно закрыла глаза и привалилась боком к подушке. – Пока все, к вечеру жду от Люси текст своей речи, а от тебя, дарлинг, эскизы холла для плана Б… Свободны…

Мы с Петриком бесшумно стукнулись в кулачки и поторопились вышмыгнуть из опочивальни нашей строгой барыни.

Мою радость от того, что совещание закончилось на редкость быстро, омрачала лишь необходимость срочно – уже к вечеру! – написать Доре речь, но я понадеялась, что начальница пока что обойдется тезисами, уж их-то я набросаю мигом, мне достаточно тему знать… Ой!

– А на какую тему речь-то? – спохватилась я, сунувшись в окошко Дориной опочивальни.

К счастью, мы с Петриком недалеко убежали.

– На тему секса, конечно же, – ответила Доронина, как будто даже удивившись моему вопросу, и беспокойно заворочалась, скрипя пружинами своего ложа.

– Барыня про секс говорить желают, – поделилась я с Петриком.

– Да не говорить, – усмехнулся мудрый дарлинг. – В том-то и дело… Даже не знаю, может, подыскать нашему Федору Михайловичу кого-то подходящего? Нынче пятница-развратница, а на пляже есть одинокие мужчины, судя по их наружности и экипировке – не особо взыскательные…

– Кого попало брать не будем, – возразила я. – Федор Михалыч у нас еще ого-го!

Дорониной, которую мы называем Федором Михайловичем, как Достоевского, всего-то двадцать семь лет, но в клубе «Дорис» она уже второй год изображает моложавую бабушку и, пожалуй, излишне вжилась в роль. Так что Петрик где-то прав, рядом с ней органично будет смотреться какой-нибудь отставной настоящий полковник. Хотя Дора предпочла бы кого-то помоложе и погорячее…

– Артема надо спросить! – придумал Петрик. – У него тут корни, должен всех знать. Может, из местных мачо кто-то мается в гордом и отвратительном одиночестве… Ты позвони ему, озадачь.

– Позвоню, – согласилась я, потому что идея была недурна. Организовав Дорониной курортный роман, мы бы выкроили больше времени на собственную личную жизнь.

Мы вернулись в свой королевский номер и, условившись встретиться в нашей морской гостиной через два часа, разошлись по своим комнатам, чтобы поработать, как велели нам Доронина и чувство долга.

«Думаете ли вы о сексе? И если да, то КАК вы о нем думаете?» – написала я и, отпустив компьютерную мышку, почесала в затылке.

Зачин речи выглядел неплохо, но подозрительно напоминал незабываемые тягостные раздумья Пятачка о том, любит ли Слонопотам поросят, и если да, то КАК он их любит.

Ладно, буду считать, что это не наглый плагиат, а уместное ситуативное сходство. Главное, чтобы Дора с этим согласилась и не снизила мой гонорар за то, что я тырю тексты из книжки про Винни-Пуха.

Хотя чем плох Винни-Пух? Бессмертная классика!

«Посещает ли вас тревожная мысль: „С сексом надо что-то делать…“?» – написала я.

Дальше пошло легче и веселей:

«Прошу не путать вопросы: „Как заниматься сексом?“ и „Что с ним, этим сексом, делать?“.

Первому половозрелых особей учить не надо, хотя я лично с неподдельным интересом читаю занимательные статьи о тантрическом сексе, воспринимая их как волшебные сказки для взрослых. Нет, я верю, верю в восьмичасовые секс-марафоны Стинга и его жены ничуть не меньше, чем в светлое будущее!

Только не понимаю, каким чудесным образом могут найти время для затяжного сеанса тантрического секса те, кто каждый будний день проводит девять часов на работе, три часа в дороге, не менее получаса в магазине и как минимум столько же у кухонной плиты? А еще нужно помыть посуду, одежки всем членам семьи на завтра приготовить, загрузить и разгрузить стиралку, позвонить родителям, почитать книжку, подпилить ногти себе и надавать по лапам коту, раздирающему когтями диван, сделать маску для лица и уроки с ребенком…»

– Ты это о ком и для кого сейчас пишешь? – влез с критическим замечанием мой внутренний голос. – Напоминаю: среди клубных дам нет трудящихся в поте лица, они сплошь богатые бездельницы, страдающие от скуки.

Я снова почесала в затылке, подумала немного и переписала абзац:

«Я только не понимаю, каким чудесным образом могут найти время для затяжного сеанса тантрического секса те, кто каждый будний день проводит четыре часа на фитнесе, три у косметолога, два у парикмахера и с трудом выкраивает час на посиделки с подружками за смузи с безглютеновым десертом?»

Внутренний критик покривился, но промолчал, и я пошла дальше:

«У среднестатистической работающей женщины миллион дел, а не алых роз!»

Критик кашлянул. Я вздохнула и поправила фразу:

«У каждой нормальной женщины миллион дел, а не алых роз! Розы оптом многие из нас получают только посмертно. Но не будем о грустном. Утешим себя тем, что мужчинам тоже нелегко живется, однако они крайне редко отказываются от вечернего сеанса любовных игр по причине головной боли.

Вот интересно почему? Может, у мужчин головы как-то иначе устроены?

Впрочем, это риторический вопрос. Нас интересует другой – вполне конкретный и жизненный: как на закате долгого многотрудного дня прийти к вечернему сексу в подходящем расположении духа и тела и получить в итоге хороший результат?»

– Не вполне понимаю, почему речь исключительно о вечернем сексе, – снова подал голос мой внутренний критик.

– Просто потому, что заседание клуба, на котором Дора будет произносить эту речь, пройдет в конце дня, – объяснила я.

– Ладно, тогда продолжай.

Но я уже иссякла – вдохновение улетучилось. Я прислушалась, надеясь, что капризная муза мне еще что-нибудь нашепчет, но уловила только приглушенный шум в коридоре. Пока я строчила текст Дориной речи, под дверью вздыхал, шуршал и скребся Караваев.

– Лю-уся, Люсь-люсь-люсь! – призывно посвистывал он. – Ты почему от меня заперлась? Ты что там делаешь?

– Заперлась, чтобы ты не мешал. Я работаю.

– Сейчас? Летом, у моря, в знойный полдень, так располагающий к сиесте с холодной сангрией и спелыми персиками?

За дверью что-то с намеком звякнуло и булькнуло.

– Ты демон-искуситель, – буркнула я, не отрывая пальцы от клавиатуры. – Изыди! Я сочиняю Доре речь про секс.

– Из головы? А если с натуры? Будет живее, красочнее, убедительнее! – страстно зашептал демон.

– За красочность у нас Петрик отвечает, к нему постучись, – сердясь, съязвила я.

Сангрии с персиками захотелось ужасно.

– К Петрику уже Покровский постучался, они там вместе работают. Не хочу даже думать, над чем и как.

– Предполагалось, что над эскизами. – Я вздохнула, закрыла макбук и пошла открывать дверь Караваеву, сангрии и персикам.

Где-то через час мне позвонила Доронина. К этому моменту персики мы с Караваевым съели, сангрию выпили, другими приятными занятиями тоже не пренебрегли, так что Дора, можно сказать, удачно попала, ничему не помешав.

– Люся!

– Да-а-а? – томно откликнулась я.

– А где мои рыбы?

Я нахмурилась, не уловив суть вопроса, и попыталась уточнить:

– Твои рыбоньки? То есть мы с Петриком? А мы…

– Вы в бездне разврата, это понятно, – перебила меня Доронина. – Я спрашиваю, где мои рыбы? Те, из аквариума, которые часть нашего плана Б?

– В смысле? – Я села в постели. – Я же видела их, когда мы приходили к тебе с докладом…

– Так приди и посмотри еще раз! – Дора бросила трубку.

– М-м-м-м? – вопросительно промычал задремавший Караваев, когда я перелезла через него, как через бруствер окопа, и стала торопливо одеваться, точно солдат по тревоге.

– Аврал! – ответила я коротко и вылетела из комнаты.

Петрик, свежий, как майская роза, поливал в гостиной горшечные растения. Я выхватила у него лейку, поставила ее на подоконник и потянула друга за собой.

– Куда? Я в домашних тапочках! – испугался эстет.

– А будешь в белых, если не поторопишься! – Я упорно тащила его на выход.

– Меня кто-то убьет? – заинтересовался он.

Все-таки наш дарлинг немножечко мазохист.

– Нас обоих убьют! Дора!

– За что? Что мы сделали?

– Без понятия!