– Конечно! Вот я старая калоша, как могла только забыть… Осекай меня с моей заботой! А то в идеале для безопасности будешь у меня спать и есть целыми днями, – она хихикнула, вставая из-за стола. – Одевайся, я пока со стола уберу, потом помогу тебе спуститься. Одна прогуляешься, или мне с тобой походить?

Я мысленно сжалась и ответила:

– Одна.

– Хорошо, – спокойно ответила мне самокритичная альфа. – Тогда неси телефон, дам тебе свой номер, чтобы был, и, если трудно на крыльцо подниматься будет, позвонишь, я помогу. И если нехорошо себя почувствуешь, сядешь на скамейку, и мне позвонишь, не геройствуй.

И вот, выполнив все указания, я оказалась на, если можно так сказать, приусадебном участке. Он был достаточно большим, даже тропинки были, так что я решила пройтись: силы, вроде бы, не спешили меня покидать, за прошедшие два дня я стала чувствовать себя на порядок лучше. Голова порой кружилась, но я даже равновесия ни разу не теряла вчера и сегодня. Уже результат.

Когда я прошлась уже третий раз вокруг дома, то решила, что мне не помешало бы уже и присесть. А ещё через пару мгновений я поняла, как мудро поступила, сделав это. Интуиция!

Кирилл подходил к скамейке очень тихо, я бы его и не заметила даже, если бы… не запах. Он настигал меня неумолимо с того момента, как Кирилл почти беззвучно захлопнул дверь машины. Я застыла, как заяц под кустом, которого должен был настичь волк. Вот только, к огромному моему сожалению или нет, волк меня очень даже заметил.

– Привет, – остановившись за моей спиной, проговорил Кирилл. Он сказал это громко, но его голос прозвучал будто бы громоподобный крик.

Я вздрогнула, но быстро взяла себя в руки:

– Здравствуй, – я повернула голову, но вскоре это уже не требовалось, потому что мужчина оказался на критически близком расстоянии от меня, сел рядом. – Ты меня напугал.

Повисла тишина, которую нечем было даже разбавить, потому что общих тем у нас с ним и не могло быть.

– А я вот клей привёз, – сказал альфа и посмотрел мне в глаза, слегка улыбнувшись.

Глава 5. Кирилл

Мамин запал с ремонтом мне понравился, папе тоже, что бы он там не возмущался. Она ожила, а я ради этого готов был и в зубах ей клей этот притащить, которого катастрофически не хватало, что говорить о том, чтобы привезти его на машине после работы.

Пока я сюда ехал, то представлял себе, как буду равнодушен, когда увижу Еву. Вот только стоило мне заметить её во дворе, я сразу же позабыл все эти мысли и направился к ней, совершенно не думая о том, что это идёт вразрез с тем, что сам себе обещал.

Она сидела на скамейке и явно чувствовала, что я подхожу, а её вздрагивания совершенно никакого отношения не имели к тому, что моё появление было для неё, якобы, неожиданным.

Сев рядом, я понял, что надо было просто поздороваться, спросить, как она себя чувствует и пройти в дом, потому что я не знал, что сказать ей ещё. К счастью, вопрос о самочувствие ещё не был пущен в ход.

– Как чувствуешь себя? – спросил я и скосил взгляд на её живот, который представлялся мне каким-то сверхъестественным чудом. Подарок из прошлого, да. Хоть что-то братец успел нам после себя оставить…

Хотя, надо сказать, постарался он на славу: двойняшки, как-никак.

– Лучше, – она улыбнулась совершенно беззаботно, и я понял, что счастлив видеть на её лице именно такую улыбку, а не грустную усмешку, которая не покидала её губ в моём кабинете. – Оказывается, этим проглотам и правда не хватало мяса, вот они и подкреплялись моими силами.

Я невольно улыбнулся, реагируя на шутливо-строгий тон Евы. Такой она мне нравилась ещё больше. Кажется, она была счастлива… И, чёрт подери, я всё сделаю, чтобы она всегда оставалась таковой.

– С мамой поладили? – задал я совершенно глупый вопрос. Мама умела нравиться всем, кому ей хотелось понравиться, а Ева могла быть и горбатой гномихой, главный фактор симпатии для мамы сейчас в животе у Евы. Но не сомневаюсь, что и сама Ева маме по душе как человек: они чем-то даже неуловимо похожи, я, правда, не могу разобрать чем.

– Конечно, – улыбнулась девушка, вставая со скамейки. Для неё это было не самое простое действие, так что я поспешил вскочить и подать ей руку, чтобы она могла опереться.

Ева выглядела одновременно нереально хрупкой и невозможно сильной. Это сочетание не казалось мне возможным ранее, но разглядев её поближе, я был теперь буквально околдован всем, что она делала. Околдован её улыбкой, походкой, каждый жестом. Весь остальной мир отходил на второй план, когда я её видел. И даже недавние мысли о том, что я должен избавиться от этого наваждения, глупая поптыка с “клином” показались мне несуществующими, неважными.

Мы молча шли по тропинке вглубь двора. Я хотел бы что-нибудь сказать, но в голову не приходил ни один даже самый глупый вопрос.

Но заговорила Ева, и я был безумно этому рад:

– Мария Александровна в самом деле попросила тебя привезти клей?

Чёрт, а я забыл, что оставил его у скамейки. Ладно, заберу потом, когда Ева соберётся идти домой.

– Да, сказала, что только его и не хватает для идеального ремонта, и что если я ей его не привезу, то звания её сына лишусь на веки веков. Аминь.

Ева тихо рассмеялась.

– Да, похоже, ремонт Марии Александровне очень нравится, – она поправила шапку облачёнными в варежки руками. Этот жест сразу же заставил меня вздрогнуть, потому что в этот момент она показалась мне просто нереально красивой. Кстати, в наряде своём она показалась мне странной: насколько мне известно, люди и те из полукровок, что чувствовали холод, сейчас мёрзли ещё не до такой степени, чтобы облачаться в такую тёплую одежду.

– Не то слово, – усмехнулся я. – Помню в детстве, в наших комнатах обои менялись каждые год-полтора, потому что “мальчики растут и обои для них уже слишком детские”. Я помню едва ли не с истерикой в девять лет отстаивал свои обои с ракетами и звёздами.

Ева шла медленно и мягко улыбалась, то ли мне, то ли своим мыслям. А я просто был рад тому, что имею возможность на неё смотреть.

– Надо возвращаться домой, я устала уже, кажется, – с какой-то грустью сказала Ева, сворачивая на тропинку, которая вела к крыльцу. Тропинка была узкой, поэтому я шёл позади неё.

Вспомнив, что в прошлый раз Ева едва ли не упала в обморок, когда ей предстояло подниматься по ступеням, я без предупреждения подхватил её на руки и опустил на ноги только тогда, когда мы подошли к самой двери. Отпускать её на самом деле не хотелось, но я решил, что маму смущать такими жестами не надо, она и так слишком проницательна, чтобы долго не замечать моего состояния.

– Ну, зачем опять… – вздохнула девушка, поправляя на себе одежду. – Я напугалась, между прочим.

– Такая трусиха? – усмехнулся я. Мы стояли у двери, которую, так-то, надо было открыть, чтобы уже оказаться внутри дома, но мне лично хотелось как можно дольше побыть наедине с Евой.

– Может, и трусиха, – ехидно сощурилась она. – Что с того?

Я деланно задумался.

– Тогда вариант один: придётся как можно чаще носить тебя на руках, чтобы ты стала более смелой, – с этими словами я потянул дверь на себя, потому что не мог больше оставаться спокойным. Безумие какое-то…

Как только мы переступили порог, с лестницы на второй этаж буквально слетела мама и хмуро, не приветствуя меня, спросила:

– Ну, и где клей?

Я демонстративно хлопнул себя рукой по лбу и на всей скорости кинулся к скамейке, чтобы забрать его оттуда, и так же быстро вернулся. Ева даже не успела пальто снять.

Подал маме её сокровище, и она сразу же подобрела.

– Есть будешь? Там ещё осталось с обеда, – я кивнул, а мама пошла ва-банк: – А на ужин останешься?

Я решил, что причин для отказа у меня нет, поэтому в ответ на этот вопрос тоже кивнул.

– Вот и замечательно! – мама едва ли в ладоши не хлопнула. – Ева, хорошо погуляла?..

Они ещё о чём-то говорили, а я отошёл к креслу, в которое и сел, раздумывая о том, что произошло на улице.

До того, как я вышел из машины, думал, что легко смогу держаться от Евы подальше, а на деле получилось так, что я готов был рухнуть к её ногам, как простой смертный к ногам богини, в тот же миг, как она бы этого потребовала.

Это напрягало. Нет, с одной стороны, мне было приятно даже просто находиться с ней рядом, с другой стороны, я понимал, что моя к ней симпатия – это неправильно. В конце концов, я внешне – почти что копия её погибшего жениха, моего, на минуту, брата. Это может стать причиной, почему она ответит на мои ухаживания… А мне хотелось бы, чтобы причина была одна: её ответные ко мне чувства.

***

В тот день я остался на ужин и вырвался из маминых “объятий” только часам к восьми вечера, когда на улице уже было совсем темно. Впрочем, для меня это не было преградой, так что я всё-таки уехал домой. Всю дорогу я находился в эйфории после общения с Евой, а когда вошёл в квартиру, то разозлился.

Разозлился на себя.

Раньше я никогда и подумать не мог, что силы воли и характера во мне ни на грош, но, судя по всему, выходило так. Как иначе объяснить то, что лишь взглянув на девушку, я растаял? Можно, конечно, предположить, что она меня приворожила, но мне достоверно известно, что из всего сверхъестественного, что люди когда-либо упоминали, существуют только оборотни…

В мои планы никоем образом не входила влюблённость. Тем более, Ева была по всем параметрам неподходящей кандидатурой. Если даже в полубреду предположить, что я, к примеру, женюсь на ней, и маму при этом не хватит инфаркт… Её детям придётся объяснять, что я, вообще-то, их дядя, а самому мне сомневаться, в том, любит ли Ева меня, или же замещает моей физиономией моего брата.

Бред.

В общем, я понимал, что должен поддерживать с ней исключительно дружеские отношения и никаких иных.

Волку эта идея не пришлась по душе, но я был твёрд в своих намерениях, поэтому зверь заскулил и на меня обиделся, лишь изредка поскуливая в самом укромном углу сознания.

Четверг прошёл прекрасно, я вспоминал о Еве лишь в те моменты, когда приказывал себе о ней не думать. Пятница тоже была чудесна… Пока я не приехал домой, а на экране телефона не высветился вызов от мамы.

– Сын мой, – патетично начала она, заставляя меня забеспокоиться. Я не сразу понял, действительно ли она серьёзна или же шутит. – Ты должен мне помочь, просто обязан.

Даже если бы тон её был однозначно весёлым, я бы не отказал:

– Конечно. Что случилось?

Стоило только этой коварной женщине услышать моё согласие, она сразу же в своей привычной манере затараторила:

– Понимаешь, мы тут с ремонтом немного разошлись, пришлось ещё рабочих нанимать, шумно, народу много, а у Евы завтра приём у врача первый самый, да и неуютно ей здесь, проходной двор, как-никак…

– Мам, чего я сделать-то должен? – я конечно догадывался, но всё-таки надеялся, что догадки мои неверны.

– Отвези Еву, пожалуйста, в клинику, и пусть она побудет у тебя до вечера воскресенья, тут как раз основные работы сделаем побыстрее, а к её возвращению оставим несколько человек всего, чтобы её не нервировать. Она не говорит, конечно, ничего, но я же вижу…

Я горестно вздохнул. Во-первых, я уже заочно дал согласие, а, во-вторых, маминому “я же вижу” точно можно было доверять, потому что в чужих эмоциях она разбиралась очень и очень хорошо. Значит, Еву нервируют рабочие, а деться из этого бедлама ей некуда.

Ладно, чем чёрт не шутит, комнат у меня в квартире много.

– Во сколько приём?

– В десять тридцать, – в мамином голосе послышалась радость. – Во сколько за Евой заедешь?

– В половину десятого. Но я требую завтрак!

И отключился, чтобы не показать маме, как я зол на всю эту грёбанную ситуацию. Что же, придётся тренировать свою сдержанность, а не засовывать голову в зад, как это случилось во дворе.

Весь вечер я старался не разгромить к чертям собачьим всю квартиру, затем понял, что не могу уснуть. Ева, Ева, Ева! Только о ней и получалось думать, и ни о чём другом.