Главная задача «Науки логики» – научить мыслить не только отношения между вещами, но и содержание вещей и состояний. Скажем, старая логика утверждала бытие в противоположность небытию, выводя свойства бытия из этого противопоставления. Но, говорит Гегель, конфликт «бытия» и «небытия» принадлежит частным наблюдениям: абсолютное бытие, как и абсолютное знание, умеет само учредить собственное небытие и само его отменить. Оно реализует свои возможности прежде того, чем поймет, в каких отношениях и с чем состоит. Поэтому перед разговором о тождествах и различиях надо разобраться, как устроена реальность, предшествующая привычным нам коллизиям.

Можно читать «Науку логики» как большой роман, в котором Становление (взаимная жизнь Бытия и Небытия) становится Наличным Бытием (Dasein), примерно так же, как подросток – взрослым, а пылкий влюбленный – умудренным годами семьянином. Но этот труд можно прочесть и как великую книгу об интуиции, благодаря которой мы можем отвлечься от расхожих суждений и научиться мыслить самую суть самых сложных обстоятельств.

Главный свой труд Гегель написал как первый том задуманной им «Системы наук», далее он, полностью обратившись к преподаванию, не систематизировал науку, но излагал ее для различных аудиторий. Первоначально предметом книги, вышедшей в 1807 году, должно было стать «сознание»: его Гегель понимал не просто как мышление внутри себя, но как способ откликаться на события и на само бытие, как мост от «знания» к «действительности»: от присвоенного человеком – к правомочно существующему в бытии.

Но потом замысел расширился: героем книги стал дух, интеллектуальный принцип, которому подчиняется и природа, и наше отношение к ней, и который, в конце концов, завоевывает всеобщее доверие. Труд Гегеля стал авантюрным романом про то, как дух, противореча себе, ошибаясь и споря с собой, раскрывается в истории, в самом бытии (в итоге созидая его норматив). Книга стала и романом воспитания, изобразившим жизнь духа как его постоянную готовность учиться даже в данные ему в длительности существований отсрочки, – мы смотрим на долго существующие вещи, а тем временем дух выполняет «домашние задания».

Книга вышла из типографии в 1807 году и сразу обратила на себя внимание читателей композицией: была построена новаторски, как индукция, от простого к сложному, от чувственных и опытных данных – к интеллектуальным открытиям. И это не было объяснение сложных вещей через простые. Наоборот, с первых страниц нужно было понимать, как возникают разного рода данные, благодаря чему мы чувствуем или понимаем. В этом «Феноменология духа» наследовала стилю энциклопедий, которые тоже требовали осваивать сложные предпосылки современных наук в ходе применения вычитанных из статей и рубрик знаний. Но труд Гегеля – уже не энциклопедия, он не обучает наукам и искусствам, но показывает, как дух учится бытию; и мы сами в ходе этого обучения становимся немного другими, начинаем в большей степени «быть», чем раньше.

Прежде всего, Гегель решил пойти дальше Канта: если Кант искал, какие свойства субъекта определяют его способность познания, то Гегель, наоборот, – как устройство знания узаконивает субъекта в качестве того, кто извлекает содержание из познания. Но значение книги – не только в исследовании самих причин появления субъекта и предметного знания, но и в более общем понимании интеллектуальной сферы не как области операций и аналогий, но как самого простого способа для события сбыться истиной бытия.

Александр Марков

Наука логики

А. Бытие

Бытие, чистое бытие — без всякого дальнейшего определения. В своей неопределенной непосредственности оно равно лишь самому себе, а также не неравно в отношении иного, не имеет никакого различия ни внутри себя, ни по отношению к внешнему.

Иное – понятие, противопоставленное понятию «одно». Не следует путать «иное» и «другое»: за другим может следовать третье, четвертое, одно может сочетаться с другим или не сочетаться. Тогда как иное абсолютно, и своей абсолютностью подтверждает единичность «одного». Гегель говорит, что бытие не может иметь «иного» в строгом смысле слова, потому что это иное тоже «будет», а значит, будет бытием, а не небытием.

Если бы в бытии было какое-либо различимое определение или содержание или же оно благодаря этому было бы положено как отличное от некоего иного, то оно не сохранило бы свою чистоту.

Бытие есть чистая неопределенность и пустота. – В нем нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нем также нет ничего такого, что можно было бы мыслить, иначе говоря, оно равным образом лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, как ничто.

Пустота у Гегеля никогда не означает просто отсутствия вещей. Скорее, это ближе нашему выражению «свободное место», что можно понять и как освобожденное, и как предоставленное для дальнейшего заполнения. Квартира свободна, когда из нее съехали прежние жильцы и когда она ждет новых жильцов. Так и бытие: оно абсолютно, поэтому стоит выше любых качеств, но оно открыто тому, чтобы в нем реализовались самые разные вещи, чтобы все что угодно «было». Ничто – это, как скажет Гегель ниже, «совершенная пустота», поскольку мы не только не можем его увидеть, но и не можем ничего о нем утверждать.

В. Ничто

Ничто, чистое ничто; оно простое равенство с самим собой, совершенная пустота, отсутствие определений и содержания; неразличенность в самом себе. – Насколько здесь можно говорить о созерцании или мышлении, следует сказать, что считается небезразличным, созерцаем ли мы или мыслим ли мы нечто или ничто. Следовательно, выражение «созерцать или мыслить ничто» что-то означает.

Неразличенность – отсутствие не только внутренних различий (например, как мы различаем в книге разные страницы), но и способности вещи отличаться от самой себя (скажем, при ее росте, изменении или перемене предназначения).

Созерцанием Гегель называет вовсе не отвлеченное рассмотрение, а способность увидеть предмет как целое, что больше бы отвечало русскому «рассмотрение, осмотр». Мышление, в отличие от созерцания, прямо переходит к предмету, не осматривая его. Различие между «созерцанием» и «мышлением» примерно такое же, как между «знакомством» и «сотрудничеством».

Мы проводим различие между нечто и ничто; таким образом, ничто есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно само пустое созерцание и мышление; и оно есть то же пустое созерцание или мышление, что и чистое бытие. – Ничто есть, стало быть, то же определение или, вернее, то же отсутствие определений и, значит, вообще то же, что и чистое бытие.

С. Становление

1. Единство бытия и ничто

Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина – это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их неразличенность, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в другом: становление; такое движение, в котором они оба различны, но благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось.

Истина, по Гегелю, – не просто правдивое утверждение, а совокупность всех данных, которые не могут быть поставлены под сомнение. Поэтому истинным может быть не только высказывание, но и действие, состояние, даже эмоциональное отношение. Важно, что это не частное действие или состояние, но особое переживание мира как целого, именно из которого и следует любое производство истины.

Исчезновение, растворение – образ, где есть идея «освобождения», утрачиваемая в русском переводе. Перестать быть чем-либо для своей противоположности и стать, наконец, вполне свободным от нее.

2. Моменты становления: возникновение и прохождение

Становление есть нераздельность бытия и ничто – не единство, абстрагирующееся от бытия и ничто; как единство бытия и ничто оно есть это определенное единство, или, иначе говоря, такое единство, в котором есть и бытие, и ничто. Но так как каждое из них, и бытие, и ничто, нераздельно от своего иного, то их нет.

Они, следовательно, суть в этом единстве, но как исчезающие, лишь как снятые.

Снятие – ключевой термин диалектики Гегеля, в нем есть уже упомянутая идея отпускания на свободу, присутствует и идея откладывания, сохранения качеств: как снятые с ветки плоды хранятся в виде сухофруктов или варенья. Тем самым снятие подразумевает как обретение свободы, так и ее длительность и осознание пользы всего того, что привело к этой свободе.

Теряя свою самостоятельность, которая, как первоначально представлялось, была им присуща, они низводятся до моментов, еще различимых, но в то же время снятых.

Моментом Гегель называет не просто краткий миг, но определенное побуждение к изменению, исходя из термина физики «момент вращения». Поэтому «моменты развития» – не просто фиксируемые точки развития, но некие внутренние побуждения к развитию, которые видны в нем самом. По отношению к человеку мы сейчас называем это «импульсами», «мотивациями» или даже «вдохновением».

Взятые со стороны этой своей различимости, каждый из них есть в этой различимости единство с иным. Становление содержит, следовательно, бытие и ничто как два таких единства, каждое из которых само есть единство бытия и ничто. Одно из них есть бытие как непосредственное бытие и как соотношение с ничто; другое есть ничто как непосредственное ничто и как соотношение с бытием. Определения обладают в этих единствах неодинаковой ценностью.

Ценность (Wert) у Гегеля – не просто значимость, но покупательная способность. Суждения о бытии и небытии, хотя обладают логической формой, не одинаково «ценны» не в силу того, что первое нам дороже, но потому что мы можем «купить» на суждения о бытии больше предметов и понятий, чем на суждения о небытии.

Становление дано, таким образом, в двояком определении; в одном определении ничто есть непосредственное, т. е. определение начинает с ничто, соотносящегося с бытием, т. е. переходящего в него; в другом бытие дано как непосредственное, т. е. определение начинает с бытия, переходящего в ничто, – возникновение и прехождение.

Прехождение – необратимый переход, в отличие от изменения, последнее может быть обратимым. Здесь нужно расслышать и русское «переход» и русское «преходящий» в смысле стареющий, который уже никогда не станет прежним.

Оба суть одно и то же, становление, и даже как эти направления, различенные таким образом, они друг в друга проникают и парализуют. Одно есть прехождение; бытие переходит в ничто; но ничто есть точно так же и своя противоположность, переход в бытие, возникновение. Это возникновение есть другое направление; ничто переходит в бытие, но бытие точно так же и снимает само себя и есть скорее переход в ничто, есть прехождение. – Они не снимают друг друга, одно внешне не снимает другое, каждое из них снимает себя в себе самом (аn sich sеlbst) и есть в самом себе (an ihm selbst) своя противоположность.

3. Снятие становления

Равновесие, в которое приводят себя возникновение и прехождение, – это прежде всего само становление. Но становление точно так же сходится (gebt zusammen) в спокойное единство.