– Мне тогда едва стукнул тридцатник, – говорил бомж, разливая водку по стаканам. – Времена были дурные-дурные, беспредел полный, делили все, что не поделено… Ну, да ты сам помнишь. А тему диссертации я выбрал совсем необычную… «Маргинальные элементы в период первоначального накопления капитала» – во! То есть про бомжей писал, таких, как я теперь. Почему человек бомжем становится, где корни проблемы, короче, полная социологическая картина явления. У меня диссертация была почти готова. Не хватало только личных впечатлений, чтобы хоть немного жизнью запахло. Неделю я тусовался среди бомжей. И к концу понял, что это самые свободные люди в мире! Они ни от кого не зависят, и от них никто не зависит. Понравилось мне. Видно, на роду написано бродяжить… Доделал я диссертацию… А через неделю прихожу домой раньше срока… В общем, классика. Женушка моя в постели с другим кувыркается. Меня к тому времени такая ностальгия охватила по той неделе, которую я среди бомжей провел, аж жуть! Эксперимент был чистым – у меня с собой ни копейки денег не было. Так оказалось, что бомж на пропитание всегда себе найдет, если вконец не опустился! И что дальше? А дальше я, простите, достал член из штанов и эту сладкую парочку с таким удовольствием мочой окропил, что аж приятно стало. У бабы моей от испуга спазм в причинном месте произошел, дергаются, а расцепиться не могут, ну прямо как собаки после случки. Поссал я на них, штаны застегнул, повернулся и пошел себе…

Вот так и ходил по миру кандидат наук Савелий Трофимович Неделин (диссертацию он все-таки умудрился защитить), пока не встретил девушку по имени Анжела, которая слегка тронулась умом после того, как случайно увидела фотографию своего отца, майора Вячеслава Иевлева, с отрезанной чеченскими боевиками головой. С момента этой встречи они стали неразлучны. И сейчас маленькая Анжела тихонько стояла рядом, глядя на Дорогина огромными печальными глазищами.

– Привет, Сава, – протянул Сергей руку бомжу, который, ответив на приветствие, указал на лавочку около одной из могил. – Рад тебя видеть. Ты-то за каким делом тут?

– К приятелю зашли в гости, сторожу местному. Зенон его зовут.

Дорогин насторожился.

– Сведешь меня с ним?

– Отчего не свести. Люди свои. Через магазин, понятно… Только учти, он не любит, когда кто-то при нем не пьет. Ты же за рулем, так?

– За рулем-то за рулем… Подожди, сейчас кого-нибудь из агентства вызову, – сказал Дорогин и достал мобильный телефон. – Заодно и привезут все, что нужно.

Через полчаса двое сотрудников сыскного агентства «Ольга» прибыли в распоряжение шефа. Один из них тут же уехал, а второй, молодой парень, только что принятый на работу, протянул Дорогину сумку, в которой что-то приятно позвякивало, и, получив приказ ждать, уселся в дорогинскую «шкоду».

В небольшом здании администрации кладбища Савелий познакомил Дорогина с жилистым мужичком лет пятидесяти.

– Это Зенон. А это Сергей. Давай, Серега, расставляй. Как в той рекламе говорили, «время пить “херши”».

Зенон довольно потер ладони.

– Вот, нежданно-негаданно… А ты кто ж такой, Сергей, будешь? Али хоронишь кого?

– Друга недавно похоронил, – коротко ответил Дорогин.

– Это его могилу третьего дня взорвали, – уточнил Сава, разливая водку.

Анжела в это время нарезала копченую колбасу.

– Вот оно что, – медленно протянул Зенон. – Такого у нас на кладбище в жизни не было, чтобы могилы взрывали… – Кладбищенский сторож вопросительно посмотрел на Саву и, видимо получив от него незаметный знак, означавший, что Дорогину можно доверять, продолжил: – Давайте выпьем за упокой души…

Минуту спустя Зенон, не дожидаясь вопросов, – видимо, рекомендация Савелия в дополнительной проверке не нуждалась – щелкнул зажигалкой, выпустил изо рта струйку дыма и произнес:

– Ты, видать, очень хочешь узнать, кто покой твоего кореша потревожил… А то и побольше – кто его на вечный покой раньше срока осудил. Так?

– Так, – ответил Дорогин, тоже закуривая сигарету. – Отличный мужик был Кан Савинский.

– Ну, тут я тебе мало чем помогу. Менты меня, как и всех, расспрашивали, но я им ничего не сказал. Если у нас кто-то рот шире, чем надо, откроет – кирдык, рой могилу. Если б не Сава… Короче, цыгане это.

– Какие цыгане? – не понял Дорогин. – Что, цыгане могилу взорвали?

– Они, родимые, – кивнул Зенон. – Кое-кто их видел, но, сам понимаешь, горло под нож подставлять… Профессор-то твой, видать, с наркомафией был связан и чем-то кому-то не угодил. Вот ему даже на том свете покоя не дают.

Дорогин грустно покачал головой.

– Все так, да не все так. Скорее наоборот. Ну, а подробности? Что за цыгане? Как на них выйти?

Зенон усмехнулся.

– Я тебе что, справочное бюро? Не знаю я, как на них выйти. Только одно скажу: барона их кличут Герасим. Живет где-то под Москвой. Занимается наркотиками. Слух был, что его младшего братца кто-то убил этой зимой. Старший и начал землю рыть… Ну, не профессор же этот цыгана порешил?

Вопрос был риторическим, и Дорогин отвечать на него не стал. Сказал только:

– Кан больше всего на свете ненавидел наркотики. От них его первая жена умерла. Так вот… Больше ничего не скажешь? – обратился он к Зенону.

– Ничего. Говорю ж тебе, я не справочное бюро.

– И на том спасибо, – сказал Сергей, поднимая стакан с водкой. – Только просьба есть.

– Выпьем, потом изложишь свою просьбу…

Прожевав кусок колбасы, Савелий поднялся и вышел из комнаты. Вернулся через насколько минут и сказал:

– То ли мне показалось, то ли нет, но вроде под окошком стоял кто-то.

– Ну и что? – равнодушно пожал плечами Зенон. – Там ничего не слышно. Это давно проверено. Так о чем ты хотел попросить? – спросил он у Дорогина.

– Присмотрел бы ты за могилкой, – сказал Сергей. – Я в долгу не останусь.

– Это понятно, что не останешься, – посмотрел на него кладбищенский рабочий. – Только я же тут круглые сутки сидеть не могу…

– А ты и не сиди. Просто приглядывайся, прислушивайся и, если что интересное почуешь, позвони мне на мобилу или по городскому, – Дорогин протянул Зенону визитку.

– Ого! – отреагировал тот, прочитав должность Сергея. – Слыхал я про это агентство, даже в газетах писали… Ты там вроде каких-то украденных детишек нашел?

– Было дело… И не только детишек. Я много кого нашел. Вот теперь убийцу Кана найти хочу. И найду, если поможешь, – с нажимом сказал Дорогин.

– Помогу, чего ж не помочь… Тем более что это к нашим кладбищенским делам прямого отношения не имеет. А то недавно новый начальник над всеми кладбищами явился, некий Хвостов. Говорят, гайки закручивать собирается. Так что нам теперь тихо сидеть надобно.

– А то вы «громко» сидите, – хмыкнул Сава. – Покойнички-то, поди, на обхождение не жалуются.

– Покойнички не жалуются, а вот живые малявы одну за другой пишут. Приезжали недавно какие-то хмыри, то ли из Америки, то ли из Израиля, деда своего искали… Кана-то твоего тоже не на «пустом» месте похоронили. Правда, той могиле уже лет сто было. Бригадир решил не «свежее» место использовать, где разрешено было хоронить, а старую могилу снести.

Зенон опрокинул в рот очередную порцию водки, закусил, помолчал с минуту.

– Ну, так что? Нашли деда? – поторопил его Сава.

– Не нашли деда, – в тон ему ответил Зенон. – Ушел старичок.

– Это как? – не понял Дорогин.

– Да вот так. Ушел и все. Ни могилки, ни памятника. На ее месте какой-то мужик похоронен. А могилке-то всего лет пятнадцать было. Родственники скандал подняли – хоть святых выноси. До Лужкова, говорят, дошло…

– Так что, на кладбище места мало, что ли? – удивился Дорогин. – Зачем было чужую могилу разорять? И с Каном тоже…

– А-а, – махнул рукой Зенон. – Дурное дело. Там рядом тетка была похоронена, мать какого-то бизнесмена или бандита, я уж не знаю. Так, когда у него отец умер, тот заплатил кому надо, чтобы батьку рядом с матерью похоронили. Родственники старика-то все равно за границей, здесь у него никого не осталось. За могилкой никто и не присматривал, видно было. Вот и решили вместо одного деда другого похоронить. А насчет Кана – так просто решили место сэкономить.

– И что, это в порядке вещей? – изумился Дорогин, которому до сих пор не приходилось заниматься «кладбищенскими разборками».

– У нас тут многое в порядке вещей, – туманно ответил Зенон. – Когда люди денег не жалеют? В трех случаях: когда детей рожают, когда их женят и когда родственников хоронят. Чаще всего в последнем случае. Если, как говорят, гибэдэдэшники на асфальте деньги находят, то мы – под землей. И неплохие деньги, кстати…

…Уже под вечер Сергей вновь подошел к могиле Кана. Ничто не напоминало о том, что еще три дня назад на ее месте была воронка от фугаса, потревожившего последнее пристанище непоколебимого борца с наркомафией. Теперь у Дорогина появилась едва наметившаяся, но вполне осязаемая нить, которая должна была привести к убийцам его друга.

Глава 4

Сказать, что Даниил Матвеевич Хвостов не любил свой страховой бизнес, значило бы погрешить против истины. Он его от всего сердца ненавидел. И все-таки занимался им треть своей тридцатилетней жизни, при этом достигнув немалых финансовых успехов. Правда, компанию фактически подарил ему отец, который в период своего процветания в качестве бизнесмена перекупил дело у какого-то неудачника, преобразовал компанию в открытое акционерное общество, назначил туда надежного управляющего, а потом, когда Даниил вошел в возраст, передал ему бразды правления и больше на страховую компанию под претенциозным названием «ОАО “Щит”» внимания не обращал.

Своих сотрудников Даниил вымуштровал до такой степени, что они вполне могли организовать добровольно-принудительную страховку взвода пожарных или милиционеров от падения летающих тарелок и укусов птеродактилей с годовым взносом в размере месячного оклада. Да и на работу он брал людей не с улицы…

…Даниил вышел на балкон. Вдохнул в себя воздух. Понял, что полнолуние в очередной раз сыграло с ним злую шутку.

Гроза явилась с запада. Дышалось тяжело. Гром пришел потом, а пока небо задергивалось темно-фиолетовой вуалью, словно окно выцветшими шторами. Булгаков со своим великим творением отдыхали. А тот, кто с юности знал наизусть тексты Михаила Афанасьевича, умирал от желания выпить водки. Все пути вели в Небеса по дороге, открытой тем, кому подарен был счастливый билет… Такого счастливого билета Даниилу Хвостову не выпало.

После разговора с Купцовым, который состоялся в прошлом месяце, ему стало так же плохо, как было двенадцать лет назад, когда его пригласила в гости смазливая цыганка, напоила и хотела оставить ночевать, но…

Но появился отец, приятель которого случайно увидел сына в обществе цыганки, и решил все вопросы за него.

Все вопросы, кроме одного. Главного вопроса. Но сформулировать этот вопрос он не мог до сих пор.

И жил с надеждой, что этот вопрос не решится никогда.

Юного Даниила отец смог спасти от перспективы стать цыганским наркодилером, но от соблазна вершить человеческие судьбы и зарабатывать на этом шальные деньги отец спасти его не сумел. Сам того не желая, отец подтолкнул к этому, всучив заклятому гуманитарию, знатоку и любителю японской литературы, Булгакова и Вознесенского, страховую фирму.

С возрастом Даниил утвердился во мнении, что судьбы тех, кого он помогал отправить на тот свет раньше срока, не стоят и ломаного гроша. По какой-то причине, смысл которой мог определить разве что Зигмунд Фрейд, Даниил с детства ненавидел стариков и старух, считая, что они только коптят небо, не давая возможности своим потомкам занять надлежащее место под звездами. Впрочем, более рационального объяснения своей ненависти он дать не мог. Его предки жить ему не мешали, за редким, но весьма болезненным для него исключением.

Купцов, которому как-то по большой пьяни Даниил признался в своей патологии – идиосинкразии на стариков, хохотнул и, как всегда, рассказал анекдот.

…Жил-был мужик. И все у него было не так. Постоянно одолевали его всякие напасти. Наконец доконали его несчастья. И взобрался он на высокую гору, и обратился к Господу. «Господи! – взмолился мужик. – Ну за что Ты на меня прогневался?! Был у меня дом, но он сгорел; была у меня жена, но ушла к другому; были у меня друзья, но они отвернулись от меня; я пытался умереть, но смерть не идет ко мне… За что мне это? Господи!» И разверзлись небеса, и глас трубный ответствовал ему: «Ну не люблю я тебя! Не люб-лю-ю!..»

– Вот так и ты стариков не любишь, – подвел итог заместитель мэра столицы. – Правда, ты не Бог… Что само по себе не является отрицательным фактом твоей биографии. Иначе и я до старости не дожил бы.