– Вот и я, Глеб, подумал так же. Только ты просто подумал, тебе интуиция подсказала, а у меня появились факты. Ты дальше смотри.

Больше четверти часа Глеб стоял над бумагами, затем аккуратно сложил их, завязал тесемки, вернул папку Потапчуку.

– Что я должен делать?

Генерал передернул плечами.

– Академик Смоленский был серьезной фигурой, под его программы давали большие деньги. И правительство России выделяло, но больше всего – американцы. Уже получено от американцев и истрачено четырнадцать миллионов долларов на утилизацию и переработку химического оружия, строятся два крупных завода. Теперь Смоленского нет, а все замыкалось на нем, он всем руководил.

– Нет достойной замены?

– Незаменимых, Глеб, как говорили и говорят, не бывает, хотя я с этой истиной не согласен. Надеюсь, ты тоже так считаешь?

Глеб кивнул.

– Всякая потеря невосполнима.

– На Урале была совершена попытка хищения с опытного склада оружия массового уничтожения. Там хранится и химическое, и бактериологическое оружие – пробные партии, – произнес генерал, глядя в глаза Глеба. – Я не берусь утверждать, что это была первая попытка и до нее подобных действий не предпринималось. Сейчас там работают мои люди, я послал трех спецов.

– Что они выяснили? – уточнил Сиверов.

– Попытка пресечена, охрана убила троих в перестрелке. Их фамилии, биографии пока выводят на Чечню и Дагестан. Учет на опытном складе хреновый, вообще никакой. Последний раз хранилище вскрывали и производили опись год назад. Мы пытаемся свести все воедино и выяснить, совершались ли хищения до того злополучного раза.

– Почему им не дали похитить? Знали бы, что именно им надо. Вышли бы на цепочку и выяснили, кто стоит за похитителями.

Потапчук улыбнулся и сделал движение руками, более красноречивое, чем любая фраза:

– Если бы мы занимались этим делом с самого начала, то тогда, вполне возможно, нам удалось бы спланировать и провести операцию, прихватить концы. Но охрана расстреляла посетителей.

– Что они хотели взять?

– Мы с точностью не можем этого сказать. По-видимому, бокс со штаммами или возможно, химическое оружие.

– На хрена им зараза? Или все же они рвались к химическому оружию?

Генерал передернул плечами, уже в который раз за вечер.

– Слишком много, Глеб, неясного. Коллеги из ГРУ говорят, что Восток оживился. В Афганистане вновь проявляют интерес к нашему биологическому оружию. В свое время они пытались добыть уран, но уран требует серьезной работы. Чтобы из обогащенного урана сделать оружие, промышленность должна быть на подъеме, необходимы ученые, специалисты высочайшей квалификации, лаборатории. А вирус не требует серьезной подготовки: пара-тройка инженеров, биологов, иммунолог, вирусолог – и оружие готово, главное, получить «затравку». Времени на его изготовление много не надо, а эффект жуткий, почище ядерного взрыва. То же касается и химического оружия, только масштаб поменьше – отравят пассажиров на станции метро, как это было в Японии, и о них вновь заговорит весь мир.

– Фантасмагория какая-то! – произнес Сиверов, садясь к столу и наливая себе в чашку уже остывший кофе. – Я, с вашего позволения, Федор Филиппович, закурю.

– А если меня, старика, угостишь, то буду тебе благодарен.

– Не угощу, – отрезал Глеб, – воспитывайте силу воли, Федор Филиппович.

– Ты садистом становишься, Сиверов, стариков не уважаешь.

– Насчет старика – сильно сказано!

– Я не прикидываюсь, здоровье пошатнулось.

– Надо бегать по утрам, в бассейн ходить, вести здоровый образ жизни.

– Эх, Глеб, любишь ты надо мной подшучивать. В твои годы я бегал как рысак, мог на перекладине раз двадцать подтянуться, а сейчас. – и генерал хлопнул ладонью по груди.

– Если вы твердо решили, что эти успехи в прошлом, вот сигареты, – Глеб подал пачку, щелкнул зажигалкой, поднес огонек.

Генерал затянулся, блаженно откинулся на спинку кресла:

– Дерьмовое это дело, я тебе скажу честно. На своих я надеюсь не сильно. Они, конечно, накопают. Всю информацию, которую буду иметь я, получишь и ты. Но найти концы, раскрутить цепочку. Мне кажется. – генерал не стал продолжать, резко оборвал фразу.

– Вы думаете, Федор Филиппович, за похищениями, за смертью академика Смоленского стоят афганцы?

– Может, не стоят, но маячат серьезно. Что-то у них там, на Востоке, затевается: статуи взрывают. Да что я тебе рассказываю, сам небось телевизор смотришь, все без меня знаешь.

– Видел, – признался Глеб, – жалко скульптуры. Стояли тысячу лет и еще столько простояли бы.

– Им показать надо, что они – сила, что им плевать на мировую общественность. Они сами по себе, свой мир, своя цивилизация.

– Думаете, там опять заваруха начнется?

– Кто его знает, Глеб, вполне может быть. Я не владею всей информацией по этому вопросу, но, думаю, там. Кстати, где у тебя Восток?

– У вас за спиной.

Генерал большим пальцем ткнул себе за спину:

– Назревает что-то серьезное. Слишком запущена проблема, чтобы все закончилось тихо и, как говорят врачи, само без операции рассосалось. Так не получится.

– Федор Филиппович, вы, конечно, мне документы не оставите. Это оригиналы?

– Подлинники. Что тебя интересует?

– Смоленский: круг его общения, ученики, коллеги.

– Ты представляешь, что значит в нашей стране академик советской закваски, сколько у него знакомых, друзей, коллег, учеников, в конце концов?

– Много. Но меня интересует узкий спектр. Кто еще у нас занимается биологическим оружием?

– Я тебе дам информацию. Ее надо собрать, а это не просто, многие программы засекречены. Даже я со своей конторой многого не знаю. ГРУ не подпускает. На мой взгляд, биологическое оружие, в случае со Смоленским, не фигурировало, он уже давно им не занимался. Все свои силы он отдавал в последнее время уничтожению химического оружия. По нему у него был выход на самую свежую информацию. Он знал, где и что хранится.

– Понимаю. Но мне для дела надо и первое, и второе направление.

– Профильтровать придется тысячи специалистов, представляешь, Глеб, – тысячи!

– Почему академика не охраняли?

– Старый он был, надежный, проверенный, потому и не охраняли. От секретных программ отошел. Недосмотр. Другое ведомство охраной занимается. Я только нейтрализую, охраняют другие.

– Я впервые встречаю термин – биохимическое оружие. Или это опечатка в документе?

– Покажи.

– Папка у вас, я по памяти цитирую.

Зашуршали бумаги, Глеб расправил на столе лист.

– Даже не знаю, что и ответить. В документе ошибки быть не должно. Глазастый ты. Я внимания не обратил, прочитал, как «биологическое».

– Уточните при случае. Вернемся к афганцам.

– Афганцы они или иранцы, может быть арабы, может оказаться, китайцы или корейцы. А может, и свои, чеченские, ребята, им тоже не терпится шум поднять, и они стремятся запугать, шантажировать. Но пока ничего стоящего им в руки не попадало. Бог миловал.

– Им выгоднее заполучить биологическое или химическое оружие?

– Ты бы на их месте стремился к чему?

– Я бы в любом случае стремился создать информационный повод.

– Вот видишь, ты сам и ответил на вопрос.

Генерал докурил сигарету. Фильтр обжигал пальцы, но Потапчук не хотел с ней расстаться.

– Федор Филиппович, – Глеб с укором посмотрел на генерала, – палец сожжете.

– Да, – пожилой мужчина с сожалением погасил окурок в хрустальной пепельнице.

– Что говорят патологоанатомы?

– Они ничего подозрительного не нашли.

– Тогда что же вас беспокоит? Почему вы думаете, что это убийство, а не несчастный случай?

– Я прожил на свете немало и в конторе работаю черт знает сколько, еще те времена застал. Так вот, на моей памяти еще ни один академик, который работал бы на военные программы, не падал с балкона. Ты представь, семьдесят лет, все у человека есть, он осторожен, уверен в себе, зарабатывает хорошие деньги, пенсия приличная, все у него в порядке. Разве может такой человек свалиться с балкона? Говорят, Смоленский имел привычку курить трубку, и каждый вечер, за час до того как лечь спать, он выходил на балкон, садился в кресло-качалку и выкуривал одну-единственную за день трубку. Затем смотрел новости и ложился спать, не забыв принять пару таблеток.

– Он ничем не болел?

– Как все старики. Печень пошаливала, желудок иногда, радикулит мучил. Но ничего серьезного в истории болезни академика я не обнаружил. И патологоанатомы в заключении ничего о смертельных болезнях не писали, – Потапчук поднялся. – Я полагаюсь на интуицию и на свой опыт. Я увязываю хищение, попытку хищения и смерть Смоленского. Возможно, через него хотели получить доступ к складам.

– Федор Филиппович, – остановил рассуждения Потапчука Сиверов, – а если академик покончил жизнь самоубийством?

– Это исключено, серьезный человек, склонности к суициду не зафиксировано.

– Но вы же помните академика-ядерщика, он застрелился? Тоже был человек серьезный.

– Помню, – сказал Потапчук, – прыжок с балкона и выстрел в висок – они из разных жанров. Со Смоленским ситуация иная. Это не добровольный уход из жизни. Тридцать процентов из ста – несчастный случай, а семьдесят – академику помогли.

– Кто-нибудь из домашних?

– Зачем? – с горечью произнес Потапчук. – Кто станет убивать курицу, несущую золотые яйца? Академик кормил многочисленную родню, помогал, устраивал, никому не мешал жить. Детей у него с женой не было, а у всех остальных его родственников жизнь вполне благополучная. Правда, многие живут не в России, а за границей, но это дела не меняет. Я сталкивался с академиком несколько раз, могу сказать, что Смоленский не был подвержен каким-либо стрессам. Я заберу документы, – генерал взял увесистую папку и засунул ее в новенький портфель. – Я-то рассчитывал, что вместе со своим старым портфелем и уйду на пенсию, а видишь, как сложилось: на пенсию не пустили, портфель пришлось новый заиметь. Ничего в этой жизни просчитать невозможно, предполагаешь одно, а получается. – генерал хмыкнул и похлопал по портфелю.

– Я подумаю, Федор Филиппович, над тем, что увидел.

– Подумай, Глеб, хорошенько подумай. В деле две составляющие, и обе крайне неприятны. Если оружие попадет в чужие руки, то им, естественно, могут распорядиться самым неожиданным способом – неизвестно где всплывет. Вторая составляющая – политическая, и она может оказаться еще более неприятной. Выяснить, чье оружие, откуда оно – на сегодняшний день не так сложно, и политический скандал – вторая часть вопроса. Получится, что мы, Россия, способствуем терроризму. Плохо и первое и второе. И лучше, сам понимаешь.

– Понимаю, – произнес Сиверов.

Он подал генералу плащ. Потапчук вяло протянул руку, Глеб пожал ее. Они несколько мгновений пристально смотрели в глаза друг другу.

– Хочу верить, что все обойдется, но хотения мало. Буду держать тебя в курсе.

– Крепитесь, Федор Филиппович, не курите больше одной сигареты в день.

– И желательно не на балконе!

Дверь закрылась. Глеб слышал, как генерал медленно спускается вниз.

«Совсем постарел Федор Филиппович, пора ему службу бросать. Спит мало, работает много, не отдыхает, вот и пошатнулось здоровье».

Наконец шаги стихли, даже чуткий слух Глеба их уже не улавливал.

Генерал в это время стоял на площадке третьего этажа, прижимал ладонь к груди и тяжело дышал. Сердце билось не так ровно, как ему хотелось бы.

«Надо проверить мотор, – решил генерал. – Завтра пойду по врачам, пусть сделают кардиограмму, пусть посмотрят, повертят, может каких таблеток дадут».

К собственному здоровью генерал относился наплевательски, как и все смолоду здоровые и занятые любимой неотложной работой самоуверенные мужчины.

Он добрался до машины. Водитель дремал. Потапчук постучал костяшками пальцев по стеклу, водитель встрепенулся. Генерал сел на заднее сиденье.