Они немного посмеялись, и в ладони у капитана каким-то непостижимым образом очутилась купюра достоинством в сто долларов США. Потом Басаргин продул «беломорину» (стодолларовая бумажка все тем же непостижимым способом переместилась из его ладони в карман форменных брюк), закурил сам, дал прикурить братишке, который похвалил его почти что антикварную зажигалку, и черный «хаммер» укатил, мрачно сияя сквозь слой дорожной грязи кроваво-красными габаритными огнями.

Басаргин проводил его долгим многообещающим взглядом и, пересмотрев свои планы, поспешил уже не в отделение милиции, а к себе домой.

* * *

– Не нужно сердиться, Ирина Константиновна, – миролюбиво произнес генерал Потапчук, рассеянно поглаживая кончиками пальцев лежащий на столе крест. – Это вовсе не мистификация и не спектакль. Согласитесь, я уже староват для таких вещей.

Краем глаза Андронова заметила мимолетную, но весьма красноречивую улыбку, появившуюся при этих словах на губах Сиверова, который сидел в своем кресле с безучастным, скучающим видом, по обыкновению не снимая темных солнцезащитных очков. Глеб Петрович, по всей видимости, имел свое собственное мнение на этот счет, в корне отличавшееся от мнения, только что высказанного генералом. И Ирина при всем своем уважении к Федору Филипповичу в данном случае была согласна не с ним, а скорее с Сиверовым. Несомненно, драматический эффект, произведенный внезапным появлением на сцене легендарного волчанского креста, был тщательно и не без удовольствия рассчитан и подготовлен. Разумеется, Федором Филипповичем, и никем, кроме него.

– Я просто хотел построить нашу беседу определенным образом, – продолжал оправдываться генерал, – чтобы по мере возможности избежать переливания из пустого в порожнее и сэкономить тем самым ваше драгоценное время. Так вы подтверждаете, что это именно демидовский крест, а не его копия?

Не торопясь с ответом, Ирина снова взяла в руки крест и еще раз придирчиво осмотрела его со всех сторон, хотя никакой нужды в этом не было. Крест был увесистый, довольно крупный – сантиметров двадцать в длину и десять-двенадцать в поперечнике, – затейливо-вычурный, богато и со вкусом украшенный. Прикрепленная к нему массивная золотая цепочка, тоже затейливая, непонятно как переплетенная, мягко змеясь, струилась по пальцам, плавными кольцами ложась на стеклянную крышку стола. Для своего возраста и с учетом сложной биографии крест на диво хорошо сохранился – он выглядел так, словно только что вышел из рук мастера, и это было единственное обстоятельство, способное вызвать хоть какие-то сомнения в его подлинности.

– Я – да, подтверждаю, – сказала Ирина, с неосознанным сожалением выпуская крест из рук. – Но, повторяю, я не эксперт в ювелирном деле. Я могу назвать вам пару-тройку имен.

– Простите, Ирина Константиновна, – мягко перебил ее генерал. – Я могу назвать больше, но дело иметь предпочитаю все-таки с вами. Огласка пока представляется мне преждевременной. Кроме того, посудите сами: ну откуда в какой-то богом забытой Волчанке возьмется столь точная копия исчезнувшего почти полтора века назад предмета? Кто ее мог изготовить? И главное, по какому образцу?

Ирина молча кивнула: генерал повторял вслух ее собственные мысли.

– Кроме того, – продолжал Федор Филиппович, – я не вижу в таком копировании ни малейшего смысла. Добро бы, кто-то пытался обмануть богатого коллекционера и продать ему копию по цене оригинала. Но ведь этот. э. Сохатый пришел не к коллекционеру, а в магазин. То есть он заранее намеревался продать эту вещь за бесценок. Следовательно, настоящей цены данного предмета он себе просто не представлял. Верно?

– М-да, – неопределенно промолвила Ирина.

В рассуждениях Федора Филипповича было слишком много слабых мест, и вряд ли он об этом не знал. А Сиверов и не скрывал, что исполнен скепсиса. «Кстати, – подумала Ирина, – а что тут делает Глеб Петрович? Зачем вообще понадобилась эта встреча на конспиративной квартире? Раз уж господин генерал взял на себя смелость разъезжать по Москве с волчанским крестом за пазухой, почему он не подъехал ко мне на работу или домой? Моя так называемая экспертиза заняла от силы две минуты, так к чему такая громоздкая прелюдия?»

Она посмотрела на Глеба. Тот все еще сидел с непроницаемым выражением лица, которое сделало бы честь каменному истукану с острова Рапа-Нуи, и было невозможно угадать, что он обо всем этом думает и знает ли, какова цель его присутствия на данном совещании.

– Разумеется, перед тем, как дело будет сдано в архив, а крест перейдет в распоряжение какого-нибудь музея, мы проведем детальную экспертизу с привлечением лучших специалистов, – поспешно сказал генерал, чутко уловив прозвучавшие в неопределенной реплике Ирины нотки сомнения.

– Прошу прощения, – подал голос Сиверов. – Я не понимаю, что этому мешает сейчас.

Он не спросил, зачем его сюда позвали, но теперь, после сказанного, стало ясно, что он, как и Ирина, пребывает в полном неведении по этому поводу.

– Видишь ли, Глеб Петрович, – задумчиво, словно еще не успел окончательно решить, стоит ли делиться с коллегами этой информацией, проговорил Федор Филиппович, – пока я копался в архивах, пытаясь разузнать побольше об этом кресте, на глаза мне попались кое-какие данные, весьма любопытные. Ирина Константиновна, – спохватился он, – прошу меня простить. Вы ведь, наверное, торопитесь? Если да, я вас больше не задерживаю.

«Нет уж, дудки!» – хотела сказать Ирина, но сдержалась и спокойно произнесла:

– С вашего позволения я бы осталась. Если, конечно, то, что вы собираетесь рассказать, не представляет собой государственную тайну.

– Ну, в какой-то степени. – протянул Потапчук. – В какой-то степени, Ирина Константиновна, даже сам факт нашего с вами разговора представляет собой тайну – если не государственную, то, как минимум, служебную. Оставайтесь, бога ради, я совсем не то имел в виду. Просто думал, что вы спешите, и не хотел. как это. докучать вам своим обществом.

– Благодарю вас, – холодновато сказала Андронова и вынула из пачки очередную сигарету. – Вы мне нисколько не докучаете. Скорее напротив.

Сиверов с легкой, немного насмешливой улыбкой дал ей прикурить и, отойдя в дальний, плохо освещенный угол, принялся возиться с кофеваркой, постукивая и позвякивая. Федор Филиппович со стариковской неторопливостью снова упаковал волчанский крест в полиэтилен и спрятал во внутренний карман пиджака. Под пиджаком на нем была черная водолазка, и Ирина вдруг подумала, что на фоне этой водолазки драгоценный крест работы Фаберже смотрелся бы очень неплохо. Федор Филиппович с этим крестом на шее выглядел бы, наверное, странновато и даже нелепо, зато сам крест смотрелся бы просто отменно. Ирина предусмотрительно воздержалась от вертевшегося на кончике языка легкомысленного предложения и приготовилась слушать.

– Так вот, – оправив лацканы пиджака, снова заговорил генерал, – как уже было сказано, Волчанская обитель прекратила свое существование в самом начале семидесятых годов девятнадцатого века, а именно в мае тысяча восемьсот семьдесят второго. Почему именно в мае, думаю, объяснять не надо. Раньше туда было просто не добраться, вот и все. Для взятия монастыря штурмом понадобился батальон пехоты и артиллерийская батарея, которую, сами понимаете, пришлось тащить туда на руках. Что послужило причиной таких крутых даже по тогдашним понятиям мер, неизвестно. Есть несколько версий, более или менее правдоподобных, но я не стану утомлять вас деталями, тем более что прямого отношения к делу они, на мой взгляд, не имеют. Наиболее интересной мне представляется, увы, самая фантастическая версия, согласно которой настоятель монастыря, отец Митрофан, на старости лет впал не просто в ересь, а в самое настоящее чернокнижие, чуть ли не дьяволу начал поклоняться. Да-да, – перехватив удивленный взгляд Ирины, добавил генерал, – тот самый отец Митрофан, которому промышленник Демидов еще на заре века презентовал пресловутый крест. В ту пору старику было уже больше ста лет – сто двенадцать, что ли, точно не помню.

– И этого старца сослали в каторгу? – удивился из своего угла Сиверов.

– Представьте себе. Правда, до острога он так и не дотянул, скончался на этапе. Ну-с, так вот, обитель была уничтожена. А когда потрепанный батальон со своими пушками и пленными монахами, выполнив боевую задачу, двинулся восвояси, в горах произошел обвал, похоронивший под собой почти всю артиллерию и часть пехоты. Что послужило причиной обвала, опять же, неизвестно.

– Чары, – со зловещей уверенностью объявил Сиверов, разливая кофе. – Черная магия отца Митрофана.

Глеб Петрович, разумеется, шутил, но в полумраке освещенной только подводными лампами стола-аквариума квартиры эта шутка прозвучала так, что Ирина поежилась.

– Как бы то ни было, – оставив эту реплику без ответа, продолжал Федор Филиппович, – дорога к монастырю была фактически уничтожена.

– Руины поросли лесом, – мечтательно произнес Сиверов, выставляя на стол курящиеся горячим паром чашки, – и с тех пор в них обитают лишь лисицы, совы да нетопыри.

– Что там стало с руинами, я не знаю, – проворчал Потапчук. – Наверное, ты прав – именно лисицы да совы и именно обитают. Но, как ты выразился, с тех самых пор в окрестностях монастыря и расположенного близ него поселка Волчанка начали происходить какие-то странные события. Я имею в виду бесследные исчезновения людей.

– Бесследное исчезновение человека в лесистых горах – событие неприятное, но не такое уж и странное, – заметил Глеб. – Места-то дикие! Заблудился, повредил ногу, и пиши пропало. Я уж не говорю о диких зверях.

– Да-да, конечно, – с подозрительной кротостью согласился генерал. – Звери, пропасти, горные ручьи. Да. Но, видишь ли, таким образом может потеряться один человек. Ну, двое. А что ты скажешь насчет целой геологической партии? Вот, изволь. – Он снова полез за пазуху, достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги, неторопливо развернул и нацепил на нос очки. – Я тут подготовил себе шпаргалку, чтобы ничего не забыть и не перепутать. Итак, читаю. Тысяча восемьсот девяносто девятый год, геологическая партия императорского географического общества. Восемнадцать человек, снаряженные по последнему слову тогдашней науки и техники, с богатым опытом подобных экспедиций. Прибыли в Волчанку третьего июня, через два дня отправились к верховьям ручья, и больше их никто никогда не видел. Далее. Тысяча девятисотый год, спасательная партия, отправленная на поиски уцелевших членов экспедиции географического общества. В конце мая двинулись по следам исчезнувших геологов. Как в воду канули. В тысяча девятьсот восьмом, после окончания русско-японской войны, о Волчанке вспомнили. Туда был отправлен следователь из Петербурга, некий Аристарх Иванович Стародубцев, который хотел разобраться в причинах исчезновения двух экспедиций, каковые даже тогда показались кое-кому достаточно загадочными и странными.

Стоит ли говорить, что Стародубцев в Петербург не вернулся?

– Действительно занятно, – потягивая кофе, задумчиво проговорил Сиверов. – Но ведь это же наверняка не все, верно?

– Верно, – согласился генерал. – О том, сколько комиссаров, уполномоченных и продотрядов бесследно исчезло в тех краях в период с девятьсот восемнадцатого по тридцать третий год, я говорить не буду, поскольку в этих исчезновениях, на мой взгляд, как раз нет ничего загадочного и необъяснимого. Помните обрез, найденный в «Эдеме»?

– Да, – сказал Глеб, – традиции живучи.

– Вот-вот. С тридцать третьего по тридцать девятый в тех местах было относительно тихо – я думаю, просто потому, что туда никто не совался. В тридцать девятом через те края проходила очередная геологическая партия. Искали медь для нужд оборонной промышленности. Исчезли без следа вместе с палатками и оборудованием.

– А по сараям у местных жителей пошарить не догадались? – спросил Сиверов.