С аварийным электронным ключом Слепому просто повезло – когда он с интересом новичка прирос взглядом к афише танцевальных вечеров, программист как раз болтал по телефону. Судя по тону, это был бесконечный треп ни о чем двух влюбленных. Те самые милые обиды и оправдания, нарочитые придирки и недомолвки, которые сшивают отношения прочными стежками. Из-за двери раздавался высокий, почти мальчишеский голос, рассказывающий о том, что не позвонил вовремя, потому что завозился с пластиковыми карточками-ключами, перепрограммируя, как обычно, раз в десять дней универсальные аварийные экземпляры. А теперь, когда все готово, он и сам бы позвонил, просто она на десять секунд его опередила. Вот спрятал бы работу в сейф и сразу набрал бы.

О лучшем стечении обстоятельств и мечтать не приходилось – Сиверов ворвался в никем не охраняемую, даже не запертую изнутри комнату и стал громко жаловаться, что его электронный ключ испорчен, поцарапан и не внушает никакого доверия. Застигнутый врасплох паренек вскочил с вертящегося кресла, спиной заслоняя монитор и нашептывая в телефонную трубку, что перезвонит. Истеричные и абсолютно глупые претензии клиента заставили его растеряться. Он что-то пробормотал о том, что лучше обратиться к дежурному администратору, но мужчина, производивший впечатление психически неполноценного, наседал, размахивал руками, оттесняя программиста от стола и угрожая забросать жалобами районную власть. Десяти секунд скандала Слепому хватило, чтобы найти нужный ключ среди лежащих на столе. Опустив кусочек пластика в карман, скандалист и паникер заметно притих, заговорил о влиянии всемирной паутины на человеческий разум, о том, что дети становятся зависимы от компьютерных игр. Потом неожиданно поинтересовался, где милый юноша учился. Огорошенный и окончательно сбитый с толку, парень стал отвечать требовательному постояльцу, а тот как-то очень интимно похлопал его по плечу, извинился за вредный характер и вышел вон. На прощание предложил вечером вместе выпить в баре и многозначительно послал воздушный поцелуй.

Если парень расскажет о жалобщике администраторше, та объяснит ему, что этот клиент – обычный нервный гомосексуалист, использующий любой предлог для знакомства с приятными юношами. А сейчас пусть прячет в сейф металлическую коробку от печенья, в которой хранятся резервные электронные ключи и благодарит Бога за то, что наградил его громким голосом и четкой дикцией. А еще – ревнивую молодую жену, которая позвонила очень вовремя. Не совпади все так удачно, Сиверов все равно добился бы своего, только другим, менее гуманным способом.

Глава 8

Если бы Бела жил и работал не в Венгрии, он никогда не оказался бы в подобной ситуации. С самого начала все пошло бы по-другому. А так – блестящая учеба в школе Будапешта практически гарантировала ему поступление в московский университет, куда самим москвичам путь был открыт далеко не всегда. Талантливый биолог, он выделялся среди разнонациональной студенческой братии не только редкой толковостью и усидчивостью, но и твердой убежденностью в том, что по окончании курса вернется на благополучную, политически стабильную дружественную родину. Никаких планов по поводу организации бизнеса в рамках дружбы народов или эмиграции в страны загнивающего капитализма Бела не вынашивал. Домой ездил часто – это было недалеко и не дорого. Ни баулов с фирменными джинсами и футболками, ни видеокассет не привозил. Он любил русские пельмени и чай «Бодрость» с зефиром. Пять студенческих лет он прожил в одной комнате с комсомольским активистом Пашей из Нижневартовска, и ничем не помог ему в осуществлении заветной мечты: найти и сдать родине заграничного шпиона. Бела был скучен до тошноты, ничего не знал и не хотел знать о политике, сексе, разлагающем влиянии поп-культуры. У него были две пары привезенных из дому джинсов и одна завидная джутовая куртка, но на занятия он ходил в брюках и пиджаке. Читал исключительно учебники, так что обвинить его хоть в какой-нибудь пропаганде чуждых идей было невозможно. Даже девушками, замечательными кругло и плоскогрудыми славянками, казашками, коренастыми прибалтийскими молчуньями – он не увлекался. Ни даром, ни на спор, ни за пластинку группы «АВВА», которые у него на родине продавались свободно, а в Москве позволяли неделю обедать в приличном ресторане, он не соглашался остаться с кем-то из них наедине. Он был из тех странных «знаек», которых не любят, но знакомством с которыми обоснованно гордятся и хвастаются. Пять московских лет пролетели быстро. Бела был самым молодым выпускником-иностранцем на курсе, потому что не учился на подготовительном – школьного знания языка было достаточно, чтобы сразу приступить к учебе на русском. В университетской библиотеке и школе общественных профессий, посещать которую мог любой желающий, он усовершенствовал свой и без того неплохой английский. И все это как-то само собой, без эпатажа, выступления на комсомольских и партийных сходках, участия в самодеятельности. Этого Бела Меснер действительно не любил и просто не мог принять: любая публичность, даже обычная человеческая открытость были ему чужды.

«Ореховый мальчик» – это прозвище придумала ему бойкая молодая преподавательница исторического материализма. Она частенько бывала и в общаге у фарцовщиков, и в дорогих валютных барах, куда ее обычно сопровождали собственные студенты. Всех юношей, кроме этого интеллигентного, равнодушного к сладкой жизни венгра, она хоть как-то интересовала.

– Если не как самка, то хотя бы как человек! – возмущалась женщина с преподавательской кафедры общественных наук. – А этот – словно червь в орехе – спрятался в скорлупу и не высовывается.

– Какой же он ореховый червь, милочка, – возразил ей пожилой преподаватель. – Этот Меснер – самый что ни на есть золотой орешек с изумрудным ядрышком. Такого только ученая белка разгрызет, а они, как известно, лишь в сказках водятся, да еще за границей.

«Много чести – зубы об него ломать», – подумала преподавательница, но на очередном семинарском занятии попыталась Белу «завалить». Ничего у нее не вышло – парень знал ее предмет блестяще. Отвечал на вопросы, дословно цитируя конспект. Придраться не к чему, да она и не была злой или мстительной.

За годы учебы в Москве он не завел ни одного друга, а уезжая даже не предложил соседу по комнате обменяться адресами. Тот, собственно, и не ждал от него ничего подобного. Его не самое удачное фото еще полгода висело на доске отличников, вызывая у провинциалов недоумение: почему Бела, если он мужик?

Меснер запомнился всем преподавателям: ровный, стабильный отличник и тишайший жилец буйной общаги.

В Будапеште Белу ждал сюрприз: любимая девушка была беременна. Не надо было быть ни биологом, ни физиологом, чтобы догадаться, что круглый красивый животик Каролине надул не он. Шесть лет она была его единственным и неизменным сексуальным интересом. Когда они были детьми, одноклассниками, она тоже всегда приходила по первому приглашению, играла с его конструктором, слушала его музыку, при нем красила глаза и ногти, листала запрещенные журналы. Их первая близость произошла неожиданно, по крайней мере, для него. Бела, как всегда, сидел над учебниками. Тогда он осваивал основы генетики. Ближе к вечеру отец заглянул в его комнату и виновато попрощался. Сын знал: у него роман с сотрудницей, и ночевать снова придется одному. За последние два года Бела привык к этому – пусть лучше у подруг ночует, чем водит их сюда. И бабушка так говорила, и классная руководительница. Мамы с ними не было никогда – умерла при родах.

Убедившись, что за папашей захлопнулась дверь, он сделал музыку погромче и стукнул в стену. Через минуту Каролина уже сидела на его диванчике, укрывшись легким клетчатым пледом, и листала очередное глянцевое издание из соседнего киоска. Случалось, они так просиживали целые вечера – он за трудной книгой, она за яркими картинками популярных журналов. Наличие-отсутствие в доме отца или бабушки на это никак не влияло – Каролина была полноправным членом семьи с тех пор, как ее мама однажды попросила его папу побыть с девочкой минут десять-пятнадцать, пока она сбегает в магазин. За эти минуты дети очень подружились, им хотелось быть вместе. Их родители-одиночки сначала приняли это за знак свыше, но ошиблись. «Знак» распространялся только на детские отношения, которые взрослых не объединили.

Бела привычно попросил подружку сделать бутерброды и чай, она знакомо поворчала и отправилась на кухню, вернулась с полным блюдом сандвичей. И вдруг, когда она стояла в дверном проеме, он разглядел, что под длинной, свободной футболкой на ней ничего нет. И это очень красиво, и очень интересно.

– Ты почему голая пришла? – спросил он напрямик.

– Из душа только что, да и жарко, разве нет?

– Мне тоже жарко, ну и что! – парень еще не понимал, что с ним происходит.

– Отстань, я тысячу раз так приходила, и никому это не мешало. Пойду оденусь, а ты кассету пока перемотай.

Она ушла и через пару минут возвратилась. Теперь под футболкой были белые трусики с яркой маленькой картинкой.

– Без них мне больше нравилось, – честно признался он.

Книга уже не читалась, а музыка не слушалась – ее заглушал непривычный шум в ушах. Как будущий биолог, он тысячу раз видел статьи о характерных реакциях мужского организма на повышение уровня тестостерона: и выброс адреналина, и сосудистая реакция, и изменение сердечного ритма… Пока Бела мысленно оценивал свое состояние, Каролина приподняла футболку и сняла трусики. Переспрашивать, правильно ли он ее понял, не пришлось – майка тоже упала на пол. Уже через мгновение его джинсы тоже были на полу. Рубашку он снять не успел….Кажется, ей понравилось.

Ни обсуждать, ни оценивать вслух случившееся они не стали. Просто теперь, когда она приходила, все случалось словно само собой. Единственное, о чем будущий ученый счел нужным поговорить, – это опасные и безопасные дни. Заводить малыша он пока не планировал.

За все шесть лет Каролина ни разу не отказала, не придумала отговорки или болезни. Она всегда порывисто и смело ложилась на его диван, всегда честно называла даты критических дней, тяжело и шумно дышала вначале и закусывала нижнюю губу в конце. Он редко звонил из Москвы, но когда приезжал – все свободное время посвящал ей. Разговаривали по душам они по-прежнему мало. Бела считал, что высшая форма любви, доверия – когда и без слов все ясно.

Увидев выпирающее пузико, свеже дипломированный биолог прикинул срок – около двадцати недель. Выходит, когда он был дома в последний раз, Каролина уже была в положении. Он тихо сел на разбитый диванчик, обхватил голову руками и просидел, не двигаясь, почти сутки. Как в бреду или тумане видел и слышал ее передвижение по квартире, разговоры с отцом, попытки прикоснуться к плечу, принесенные и убранные тарелки с едой, чашки с питьем. Казалось странным, что отец деятельно во всем этом участвует, суетится, распаковывает его сумку и целует красную коленкоровую книжечку – диплом с отличием об окончании МГУ.

Только к ночи Бела осознал, что Каролина теперь живет у них, беременна от его отца и абсолютно счастлива. Жить со старшим Меснером она начала на год позже, чем с младшим, когда Бела уехал в Москву. Папа почему-то к сыну не ревновал, а она жалела и любила обоих.

Уже назавтра несостоявшийся жених снял отдельную квартиру, а через неделю поступил на работу в Будапештский университет на отделение медицинских наук. Его охотно приняли и предложили место в аспирантуре. Летом университет пустовал, можно было спокойно осваиваться: изучить расположение длинных коридоров, меню буфетов, фонды библиотеки. Жить совсем один Бела не привык, но приходилось учиться и этому.