Он бережно положил Ильву на ковер. Снял с ее шеи петлю. Перебросил свободный конец веревки через потолочный крюк и привязал его к нему, сделав петлю. Остаток веревки сейчас свисал к полу. Потом пришло время для самого трудного. Она весила, пожалуй, шестьдесят килограмм. Тело следовало поднять так, чтобы шея оказалась в петле. Он посадил ее на кухонный стул, который подтащил ближе, и, опершись ногой на сиденье, попробовал сделать это.

Стул покачнулся, и боль пронзила спину. Закончить задуманное не вышло. Он посадил ее снова. Ему пришлось действовать иначе. Он надеялся, что никто ничего не заподозрит. Он снял веревку и затянул петлю на ее шее, стараясь попасть на оставленные отметины. Потом перекинул другой конец веревки через крюк и стал медленно подтягивать ее. Ему удалось поднять тело почти до самого потолка, пусть в какой-то момент он вроде бы услышал треск бетона. Он подождал пять минут, потом привязал свободный конец веревки к установленной на стене батарее центрального отопления и обозрел результат своих усилий.

Ильва неподвижно висела на расстоянии пятидесяти сантиметров от пола. И пусть веревка тянулась к потолку через всю комнату – это выглядело несколько странно – он оставил все как есть. Пусть все считают, что она просто не смогла привязать ее к крюку. Не нашла другого выхода. Так подумал он. А потом положил набок стул, как будто Ильва сама оттолкнула его ногой.

Когда окончательно решила свести счеты с жизнью.

Ему приходилось видеть мертвых раньше. Но все равно, когда он сейчас смотрел на нее, свисающую с потолка, изучающую его пустым взглядом, ему не хотелось верить своим глазам. Сознание отказывалось признать реальность происходящего. Он заметил царапины на ее шее, но подумал, что они не вызовут подозрения. Они ведь выглядели естественным результатом действия инстинкта самосохранения. Пусть даже человек решил покончить с собой.

Крюк, похоже, выдержал. И пусть она могла упасть, когда он уйдет, его это беспокоило меньше всего. К тому моменту она, в любом случае, должна была провисеть достаточно долго. Все напоминало самоубийство. Он вытер столешницу. Сунул в карман мобильник Ильвы, который лежал рядом с кофеваркой, и попятился к двери, вытирая взятой с кухни тряпкой пол за собой. Оказавшись в прихожей, он посмотрел в глазок и, убедившись, что за дверью никого нет, надел кепку. Вытерев руки все той же тряпкой, выскользнул наружу. Тихо закрыл дверь за собой. Она наверняка принадлежала к тому типу людей, кто не имел привычки запираться. Анархистка, верившая во врожденную добропорядочность людей. Хотя сейчас это не играло никакой роли. Он прихватил с собой пакеты с едой, которые Ильва принесла из магазина, и выкинул их в мусоропровод.

Глава 7

Вторник

Линн не могла дышать. Все тело словно свело судорогой. У нее не получалось сделать даже крошечного глотка воздуха, пусть сердце неистово билось, и каждая клеточка организма требовала кислорода. Она опустилась на диван и даже не пыталась справиться с нахлынувшей на нее дрожью. Вытянулась во всю длину, надеясь таким образом облегчить работу легким. Давление на горло спало. У нее получилось сделать вдох. Почувствовала руку на своем плече, когда взволнованный Антон прибежал из кухни.

– Что с тобой? У тебя случайно не приступ? – спросил он и протянул ей стакан воды. Смотрел, как она пила маленькими глотками.

– Мне следовало выразиться осторожней. Извини, – добавил он и взял ее руку в свою, пытаясь успокоить.

Линн удалось немного расслабиться. Она удобнее устроилась на диване. Дышала. Усталость навалилась на нее, плечи опустились, словно на них взвалили тяжелую ношу. Виски сдавило. Она не знала, сколько способна выдержать. Слишком много бед свалилось на нее за последний год. Изнасилование. Избиения. Смерть.

И теперь это.

Она сидела на диване и тупо таращилась на угли в печи, которые постепенно гасли. Затылок мерз от сквозняка. Прошел час. Она убедила его, что с ней все в порядке. И ей надо побыть одной. Наедине со своими мыслями.

Он пришел исключительно с благими намерениями. Поскольку знал, что они с Ильвой были близкими друзьями когда-то, и поскольку Линн имела право услышать о произошедшей трагедии от кого-то, кто был близок к Ильве. А не случайно, из какой-нибудь полицейской сводки или через дальнего знакомого. Или вообще остаться в полном неведении.

Одновременно Линн не смогла избавиться от неприязни к нему. Ведь именно на Антона указала Ильва. Как на агента нацистов.

Пока он не явился к ней, Линн считала, что речь шла о незнакомом ей человеке. Но она встречалась с Антоном мимолетно во время демонстрации синдикалистов примерно полгода назад и уже тогда обратила на него внимание. Потому сразу узнала, когда час назад он появился перед ее домом.

Он по-прежнему хорошо выглядел. Курчавые коричневые волосы, темные глаза и широкие плечи. Кто-то рассказывал, что он входил в «Революционный фронт», но когда те, по его словам, стали слишком рьяно прибегать к насильственным действиям, ушел в АФА. Но она не знала этого наверняка. И не собиралась забивать себе голову сейчас такой ерундой.

Ильва умерла. Только это имело значение. Но в то же время именно тот человек, которого Ильва подозревала, рассказал ей о ее смерти.

Это выглядело не лучшим образом. Сомнений добавляло то, что еще совсем недавно Ильва совершенно не помышляла о самоубийстве.

Линн потерла глаза. Прошел еще час. Она медленно поднялась с дивана, подошла к мойке и сполоснула лицо холодной водой.

Она размышляла о том, как сильно разочаровала бы свою тетю Луису, начальника отдела полиции Сити, и Рикарда, если бы они могли видеть, чем она занималась в последние дни. Ведь несмотря на ее рьяные заверения, что она больше не имела никакого отношения к АФА, к ней один за другим наведывались самые что ни на есть активные антифашисты. Объяснить такое стоило бы большого труда. Если, конечно, полиция наблюдала за ней и знала о ее гостях. Она не ожидала такого от тети и Рикарда. Но в полиции хватало и других отделов. И она не могла исключить этого.

Линн осторожно посмотрела во двор. Еле заметно махнула рукой Альме, которая подвязывала кусты роз напротив каменной стены молочного цвета. Она окинула взглядом темно-красный деревянный забор. Не заметила никого с другой стороны. В последние дни ее не покидало ощущение, что кто-то наблюдает за ней. Ждет. Следит, хотя она никого не видела. Возможно, просто слишком нервничала после случившегося с группой АФА. В результате проснулась подозрительность, оставшаяся с той поры, когда она еще являлась активным членом организации. В любом случае, стоило исходить из девиза известного американского писателя Джозефа Хеллера: «Даже если ты параноик, это вовсе не означает, что за тобой не следят». Линн подумала, что осторожность ей не повредит. Несмотря на то что в последнее время она часто сотрудничала с полицией, что еще год назад показалось бы ей невозможным – тогда она заведомо считала стражей порядка своими врагами.

Она знала, что из-за ее связи с полицией многие ее бывшие товарищи по либертарному движению сегодня не доверяли ей.

Кроме Ильвы.

Та пришла к ней и попросила о помощи. Воспоминания полоснули по сердцу ножом. Она не успела. Решила, что Ильва может и подождать. Посчитала ее беспокойство надуманным. Иррациональным. Плодом больного воображения. Из-за ситуации, в которой она оказалась. Из-за нацистов, напавших на нее. Поскольку она считала себя виноватой в избиении соратницы. Пыталась понять, почему все произошло. Из-за ощущения, что за ней охотились. Но Ильва, похоже, не ошибалась.

К сожалению, осознание этого пришло к ней слишком поздно.

Линн корила себя за то, что даже не попыталась помешать случившемуся.

Она поднялась, достала пластиковый пакет из морозильника и, надев кенгуруху, вышла во двор. Кивнув Альме, которая в ответ многозначительно подняла вверх секатор, она наклонилась к углу дома и заглянула под фундамент. Миска, в которой раньше лежала сырая куриная кожа, была пуста. Она положила туда замороженную плотву, которую пару дней назад поймала на удочку с моста под восторженные вопли стоявших там малышей из находившегося неподалеку детского сада.

– Откуда ты знаешь, а вдруг то, что ты кладешь туда, сжирает какая-нибудь крыса? – крикнула ей Альма.

Снаружи уже стемнело. Линн всю вторую половину дня трудилась без отдыха. Глаза болели, она выключила мониторы и позволила шифровальной программе работать без присмотра. Рикард все еще не проверил обстоятельства смерти Ильвы, но пообещал сделать это на следующий день. Она же попыталась найти Антона, но безрезультатно. Номер мобильника, который он оставил, оказался не привязанным ни к какому адресу. Да и сам телефон не отвечал.

Он, скорей всего, избавился от него.

Она рывком поднялась из-за письменного стола. Ее бездействие казалось непростительным. Она не могла заниматься своей научной работой, когда нацисты продолжали избивать и убивать людей из организации, которая раньше была неотъемлемой частью ее жизни. Даже если учесть, что Рикард действительно попытается добраться до виновных, это могло занять слишком много времени. Она не собиралась просто сидеть и ждать результатов расследования, которые, в худшем случае, подтвердили бы, что Ильву на самом деле убил вражеский агент. О самоубийстве ведь вряд ли шла речь. Когда они виделись в последний раз, Ильва прекрасно себя чувствовала и выглядела настроенной решительно.

Она надела куртку с капюшоном с надписью «No Rules Skateboards» и, наклонившись, заглянула под кровать. Покрытый толстым слоем пыли деревянный ящик стоял у самой стены. Она достала его и, открыв крышку, выложила на пол перед собой отмычки, а также несколько воротков. Сегодня существовали более совершенные инструменты. Но в любом случае стоило попытаться. Прошло уже много времени с тех пор, когда она ради забавы вскрывала замки в гимназии, навыки все равно должны были сохраниться. В последний раз ей понадобилось проникнуть на запертый склад в Линчепинге еще вместе с АФА. Это было десять лет назад и заняло тогда секунд двадцать.

Адрес у нее уже был. Упоминался в отчете Рикарда и Эрика, заглянувших в интересовавшее ее здание в мае во время облавы в ходе расследования «кукольного» убийства. Грев Турегатан, 36. Это было старое здание, где размещался бизнес-центр. Там, помимо других организаций, занималось своими грязными делами и медиаагентство «Скрытая правда». Она понадеялась, что ей повезет, и замок окажется старой модели. Она вытащила из компьютера флешку и взяла ее с собой, сунув вместе с инструментами в карман куртки.

Она миновала открытую спортивную арену и, проверяя на ходу кое-что при помощи своего мобильника, перешла на бег, чтобы без проблем подняться по склону к станции метро, не съехав вниз на глине под ногами. На экране она прочитала, что «Скрытая правда» переехала. Они остались на той же самой улице, но перебрались в более престижное здание, ближе к площади Стуреплан.

«Пропаганда ненависти явно приносит хороший доход», – подумала она.

Выйдя из метро, Линн увидела, что кто-то выходит из здания на Грев Турегатан, 3, направляясь от лифтов к стеклянной двери выхода. Она устремилась вперед и успела схватиться за ручку как раз перед тем, как дверь открыли. Она излишне невинно улыбнулась мужчине, который повернулся и с подозрением взглянул на нее, и сказала как можно мягче извиняющимся тоном:

– Мне надо наверх к маме. Она работает в отделе кадров.