Замки на их костях (страница 7)

Страница 7

В центре линии – король Чезаре, которого можно узнать по золотой короне на голове и украшенному драгоценностями бархатному плащу на плечах. Беатрис слышала рассказы некоторых из женщин-селларианок в бессемианских борделях о короле Чезаре, большинство из которых использовали прошлые связи с королем в качестве саморекламы. А кто бы не захотел переспать с женщиной, которая достаточно хороша и для короля? В юности он был самым красивым мужчиной на континенте, и даже сейчас, когда ему за пятьдесят, она видит тень былой красоты. Говорят, у него столько внебрачных детей, что выбрана специальная дата, чтобы отмечать сразу все их дни рождения.

Когда Беатрис переводит взгляд вправо, она чувствует, как ее сердцебиение ускоряется. Рядом с ним стоит его единственный живой законный ребенок, с собственной золотой короной, менее богато украшенной, чем у его отца, но столь же царственной.

Принц Паскаль.

Он выглядит примерно так, как и представляла Беатрис, хотя портрет, который она получила несколько лет назад, допускал некоторые вольности. Его плечи не такие широкие, да и рост меньше. Но художник прекрасно запечатлел его взгляд, потому-то сейчас на нее с любопытством и долей страха смотрят такие же широко раскрытые карие глаза, которые делают принца похожим на ребенка. Когда этот взгляд встречается с ее, принц пытается улыбнуться, но это выглядит сдержанно и неискренне.

Толпа выстраивается вдоль лестницы, ведущей ко дворцу, и аплодирует, когда Беатрис начинает свой подъем. Одна из дам из кареты спешит поднять длинный шлейф ее платья, тянущийся позади, словно след свежей крови.

Когда она наконец достигает вершины лестницы, у нее болят ноги, но ей удается сделать глубокий реверанс перед королем Чезаре.

– Добро пожаловать в Селларию, принцесса Беатрис, – говорит король таким громким голосом, что его слышит даже толпа, собравшаяся у подножия лестницы. Он наклоняется, берет пальцами ее подбородок и приподнимает лицо девушки к себе. Беатрис встречает его критический взгляд. На мгновение ее сердце замирает: что, если он что-то увидит сквозь глазные капли? Она использовала их прошлой ночью прямо перед тем, как заснуть, чтобы слуги, разбудившие ее утром, ничего не заметили. Аптекарь сказал, что эффект продлится полные двадцать четыре часа, но что, если что-то пойдет не так? Король убьет ее на месте? Кажется, проходит вечность, но вдруг он широко улыбается и отпускает ее.

– Красавица! – объявляет он толпе, хватая Беатрис за руку и поднимая ее вверх. Толпа снова взрывается аплодисментами.

Аплодируют ей, в ее честь, но все это кажется ей пустым.

– Моему сыну повезло, – продолжает король Чезаре, взяв за руку принца Паскаля и вложив в нее руку Беатрис. Ладонь принца липкая, но он сжимает ее, и, как кажется Беатрис, это попытка ее приободрить. Пусть ей и все равно, она ценит этот жест, но, когда пытается встретиться взглядом с Паскалем, он продолжает смотреть на толпу, а на его лбу, несмотря на прохладу, выступает пот.

– Я знаю, что у всех нас были опасения, что бессемианская принцесса будет слишком испорчена магией, чтобы стать подходящей будущей королевой, – продолжает король Чезаре, и Беатрис чувствует, как ее охватывает беспокойство, но она продолжает улыбаться, задерживает дыхание и ждет, когда он продолжит.

– Но императрица Маргаро заверила меня, что принцесса Беатрис выросла настоящей селларианкой как в традициях, так и в вере, и следует истинным путем звезд. Не правда ли, моя дорогая?

Беатрис открывает рот, чтобы произнести фразу, которую практиковала в течение многих лет, – обличение магии и языческих обычаев Бессемии. Она даже готова трясти кулаками или драматически упасть в обморок, все зависит от реакции аудитории. Но ей не дают такой возможности.

– И почему мы должны доверять словам этой потаскухи? – кричит мужчина из толпы. – Женщине, которая спит с дьявольским эмпиреем в обмен на мелкие желания своего сердца?

Беатрис приходится сдерживать смех при мысли о том, что ее мать и Найджелус вместе. Она знает, что у ее матери было много любовников на протяжении всей ее жизни, но мысль о том, что среди них есть и Найджелус, абсурдна.

– Я бы не стал, – говорит король. – Мой посол подтвердил это, как и наши шпионы в Бессемии. Все описывали принцессу Беатрис как благочестивую и набожную девушку. Пока ее сестры-язычницы использовали звездную пыль, желая пони и драгоценности, принцесса Беатрис отказывалась от каждой крупинки, которую ей когда-либо предлагали.

Это ложь – почти такая же смешная, как мысль о ее матери и Найджелусе, – но Беатрис знает, что все эти послы и шпионы – лжецы, готовые в обмен на несколько флаконов со звездной пылью сказать королю все, что прикажет им императрица Маргаро. А тот, кто отказывался, попадал в ужасные несчастные случаи.

– Это правда, – говорит Беатрис, глядя на толпу из-под опущенных ресниц. – Я считала дни, ожидая избавления от того ужасного места. Я чувствую себя поистине счастливой, находясь здесь, перед вами, в гораздо более цивилизованной стране, и бесконечно благодарна королю Чезаре и принцу Паскалю за то, что они спасли меня от такого кошмара. Если я больше никогда не увижу звездную пыль, то буду благодарить небо каждую секунду до конца своей жизни.

Возможно, слова прозвучали чрезмерно драматично, но это своеобразный трюк. Даже человек, который до этого кричал, выглядит умиротворенным.

– Настоящее сокровище! Если ты не будешь ее беречь, Паскаль, – говорит король Чезаре, наклоняясь к уху сына, хотя все в радиусе пятидесяти футов его слышат, – мне, возможно, придется украсть ее у тебя.

Прежде чем Беатрис успевает осмыслить его слова, король на виду у тысяч собравшихся кладет руку ей на зад и сжимает его. Она едва ощущает его прикосновение сквозь слои нижних юбок и суматоху, но ее лицо все равно начинает гореть.

Ей не следует удивляться, она слышала больше историй о его похоти, чем может сосчитать: о женах знати, посудомойках и, по-видимому, всех типах женщин между ними. И все же шок заставляет ее замереть, и на мгновение она чувствует себя ланью, увидевшей гадюк.

– Ваше Величество, – говорит Беатрис, выжимая из себя кокетливую улыбку, хотя больше всего ей хочется отбросить его руку. – Должна сказать, что, если вы собираетесь увести девушку, вам стоит выбрать другую тактику.

На секунду наступает тишина, и Беатрис беспокоится, что ее рот доставил ей неприятности, что она слишком рано показала свои клыки и когти. «Терпение», – всегда предостерегала ее мать. Однако, прежде чем она успевает извиниться, король Чезаре запрокидывает голову, опускает руку и громко смеется.

– Какая вспыльчивая, – говорит он с одобрительной улыбкой, а затем переводит взгляд на своего окаменевшего сына. Он понижает голос так, чтобы его слышали только Беатрис и принц: – Может, ты чему-нибудь научишься у нее, мой мальчик.

Нежность в его голосе не смягчает этих слов, и принц Паскаль вздрагивает, словно от удара. Король Чезаре этого не видит, так как его внимание уже снова приковано к толпе.

– Этим двум голубкам не придется долго ждать. По плану, их свадьба состоится завтра вечером… – Он замолкает, оглядываясь на них с озорством в глазах. – Но, думаю, в одном поцелуе нет ничего страшного.

На этот раз, когда принц Паскаль смотрит на нее, в его глазах ясно виден страх. Его рука дрожит в ее руке.

«О, звезды, – думает Беатрис. – Он никогда раньше не целовал девушку».

На протяжении всего своего обучения она была убеждена, что Селлария – это страна удовольствий и свободных нравов, что полностью противоречит строгости, с которой здесь относятся к магии. И она ожидала найти принца похожим на своего отца: уверенным в себе развратником, разбившим немало сердец. Вместо этого принц Паскаль – нервный мальчик, который смотрит на нее, как на какого-то дракона, пришедшего проглотить его целиком.

Толпа ждет и наблюдает за ними, взволнованная и ожидающая шоу с Беатрис в главной роли.

– Притяни меня к себе, – шепчет она принцу Паскалю, и тот встревоженно смотрит на нее.

– Ч-что? – спрашивает он.

– Просто сделай это, – отвечает она.

Принц Паскаль сглатывает и переводит взгляд на своего отца, на толпу, затем снова на нее. Их руки все еще соединены, он притягивает ее к себе, и Беатрис прижимается своими губами к его.

Из-за аплодисментов и свистков никто кроме Беатрис не замечает, насколько неловок поцелуй. Дело не только в том, что он неуклюж, как и большинство первых поцелуев с новым человеком, но и в том, что он холоден – просто касание губ. Его рука покорно лежит у нее на спине. В этом поцелуе нет ни искры, ни тепла, ни вообще какой-либо романтики.

Но толпа хочет увидеть великую историю любви, разворачивающуюся на их глазах, и Беатрис не собирается их разочаровывать. Когда они разрывают поцелуй, она улыбается, закусывая губу и вызывая румянец на щеках, как научилась это делать у лучших куртизанок Бессемии.

«Ты для них игрушка, – говорила ей одна из них, Сабина. – Если ты сможешь стать тем, кем они хотят тебя видеть, во имя тебя они сожгут мир дотла».

Она знает, какой ее хочет видеть Селлария: страстной красавицей, краснеющей невестой, безумно влюбленной в своего принца принцессой. Взглянув искоса на принца Паскаля, она понимает, что не имеет ни малейшего представления, какой хочет видеть ее он. Но она полна решимости это выяснить.

Дафна

Через полчаса после выхода из реки, промокшая и замерзшая, Дафна оказывается в новом сухом платье, похожем на то, которое она носила раньше. Чтобы защитить от холода, который проникает даже в карету, которую она делит с королем Варфоломеем и Байром, ей на плечи накинули толстую горностаевую накидку. Никто из них, кажется, не чувствует холода, но когда Дафна говорит об этом, Варфоломей одаривает ее легкой улыбкой, не достигающей глаз.

– Со временем вы к этому привыкнете, – говорит он ей.

Дафна думает, что предпочла бы сгореть заживо, чем оставаться в этом убогом месте достаточно долго, чтобы привыкнуть к нему, но она делает вид, что эти слова приносят ей утешение.

Король Варфоломей смотрит на Байра, сосредоточившего свое внимание на виде за окном, а затем снова поворачивается к ней. Кажется, он к чему-то готовится. Вряд ли это хороший знак, думает Дафна. Прежде чем заговорить, король глубоко вздыхает.

– Нет простого способа сказать это, и я все еще пытаюсь подобрать слова, но Киллиан умер шесть дней назад, в ночь после того, как Клиона и остальные отправились вас встречать.

Дафна смеется. Она этого не хотела, но после всего пережитого стресса, бессонных ночей и перемен, произошедших за последние несколько дней, ничего не может с собой поделать.

– Вы шутите, – говорит она. Но, когда Варфоломей и Байр лишь смотрят на нее печальными глазами, ее смех утихает. – Мне… мне очень жаль, – заикается она, – я не имела в виду… Я слышала, что он болен, но не думала…

– Никто из нас этого не думал, – говорит король Варфоломей, качая головой. – Еще несколько месяцев назад он был совершенно здоров. Мы всегда считали, что его болезнь пройдет. Но это оказалось не так.

Он говорит резко и прямолинейно, и Дафна может видеть генерала, которым он был до того, как стал королем, человека, больше знакомого со смертью, чем с жизнью. Но даже это не подготовило его к потере сына – за безмятежной внешностью его глаза горят болью.

– Мне очень жаль, – говорит она искренне. Дафна не знала Киллиана по-настоящему. Последние несколько лет они обменивались письмами, и она считала его добрым и умным, но она не Софрония, которая вообразила себя влюбленной в мальчика, состоящего из слов. Однако то сочувствие быстро заглушается паникой, которую она изо всех сил пытается скрыть. Что это значит для плана ее матери, для ее собственного будущего?

– Спасибо, – говорит король Варфоломей. – Родителям тяжело терять ребенка, точно так же, как, я уверен, вам было трудно потерять отца.

Дафна не поправляет его, хотя правда в том, что она редко думает о своем отце. Он умер, когда ей было всего несколько дней от роду. Она не могла оплакивать того, кого никогда не знала, да и матери было более чем достаточно.

– Я всегда с нетерпением ждала писем Киллиана, – вместо этого говорит она, и это еще одна ложь, которая, тем не менее, легко срывается с ее губ. – Я очень ждала встречи с ним.

– Я знаю, что он чувствовал то же самое, не так ли, Байр? – говорит король Варфоломей, глядя на своего сына.

Байр отрывисто кивает, но ничего не говорит.