Но, думаю, он и сам об этом знает – его уверенность в себе заполняет собой все помещение. Его телефон вибрирует снова, а он, бросив на экран быстрый взгляд, игнорирует сообщение.

– А почему вы предположили мне такую выпивку? – интересуется он.

Я кладу на поднос несколько подставок под бокалы и снова пожимаю плечами, пытаясь пресечь разговор на корню.

– Просто так.

Но покупаться на это он не собирается. Уголок его рта слегка приподнимается, и он говорит:

– Колись, Ямочка.

Почти в тот же момент я слышу «Черт возьми!» от Фреда и с готовностью протягиваю руку, в которую он со шлепком вкладывает хрустящую долларовую купюру. Самодовольно ухмыляясь, я кладу ее в банку.

Проследив за моей рукой, парень возвращает взгляд на меня.

– Ух ты. Здорово!

Прочитав этикетку на банке, он спрашивает:

– «Автомобильный фонд»? Что это?

– Так, ничего, – отвечаю я, жестом показываю на сорта разливного пива и пытаюсь перевести разговор: – Так что вы пили, парни?

– Ты только что заработала доллар, но так ничего и не расскажешь?

Я заправляю выбившуюся прядь за ухо, понимая, что он не сделает заказ, пока я не отвечу.

– Все просто – мне повезло потому, что я уже много раз слышала эти «Ямочка – ямочки», – говорю я. На самом деле причина моей однодолларовой удачи в том, что чаще, чем собственное имя, я слышу про них. На щеках у меня глубокие ямочки, и я бы соврала, не признавшись, что это одновременно самая любимая и нелюбимая черта в моей внешности. Вместе с выгоревшими на солнце прядями моих и без того светлых волос и веснушками они делают меня похожей на типаж так называемой соседской девчонки. Показывая большим пальцем через плечо, я продолжаю: – А Фред не верит, что это происходит так часто, как я ему говорю. И мы решили устроить небольшое пари. Доллар, когда меня называют Ямочкой или упоминают их. Я уже собираюсь купить машину.

– На следующей неделе ставка та же, – где-то позади меня ворчит Фред.

Телефон любопытного парня снова оживает, но на этот раз он на него не отвлекается, даже не проверяет. Вместо этого засовывает его в задний карман джинсов, смотрит то на меня, то на Фреда и улыбается.

А я чувствую, что мне нужна передышка. Прямо сейчас.

Если до этого я думала, что парень красив, то это было просто ничто по сравнению с тем, как сейчас от улыбки преобразилось его лицо. В глазах загорелись огоньки, и все его высокомерие просто… испарилось. Его кожа чистая и загорелая, и женщины, должно быть, гадают, каким же хайлайтером он пользуется, если, окрашивая румянцем его щеки, она практически светится. Заостренные черты лица смягчаются, а в уголках глаз образуются морщинки. Я понимаю, что это всего лишь улыбка, но не могу решить, что мне нравится больше – полные губы, белые идеальные зубы или то, как один уголок рта приподнимается выше другого. Это заставляет меня хотеть улыбнуться в ответ.

Он крутит перед собой подставку для бокала и продолжает мне улыбаться.

– Выходит, ты не считаешь меня оригинальным, – замечает он.

– Я вообще ничего про тебя не считаю, – ухмыляюсь я в ответ. – Но приходится признать, что ты прав, ведь прямо сейчас я опять заработала на этом деньги.

Он бегло оглядывает мои щеки.

– Эти ямочки просто потрясающие, и я могу себе вообразить куда худший повод прославиться. Никто не назовет тебя Деревянной Ногой или Бородатой Леди.

Нет, этот парень даже не пытается быть милым.

– Ладно, вернемся к пиву, – говорю я. – Бутылочное, разливное?

– А, это как ты говорила… «Хайнекен»? Ну, пожалуйста, расскажи, с чего ты взяла, что я это заказал? Думаю, мое уязвленное самолюбие заслуживает такую малость.

Я бросаю взгляд ему за спину, где его друзья якобы играют в пул, а сейчас в основном пытаются вдарить друг другу киями по яйцам, и решаю ответить честно.

– Как правило – и под «как правило» я подразумеваю «всегда» – у любителей этого напитка чудовищное самомнение и ноль скромности. Им срочно нужно в туалет, едва подходит официантка со счетом, и еще они обычно тащатся по спортивным тачкам.

Парень смеется и кивает.

– Понятно. Это научное исследование?

Его смех звучит даже мило. Еще он подергивает плечами, и так же глуповато, как хохотушка.

– Строжайшее и объективное, – отвечаю я. – Сама проводила клинические испытания.

Он сдерживается, чтобы не захохотать еще сильнее.

– Тогда скажу тебе в утешение, что я на самом деле заказывал не «Хайнекен», и вообще-то хотел спросить, что у вас есть, потому что мы только что выпили по Стелле, и мне захотелось чего-то более интересного.

Я сразу начинаю перечислять по памяти:

– «Будвайзер», «Стоун ИПА», «Плиний Старший», «Гиннес», «Аллагаш» и «Грин Флэш».

– Начнем с «Плиния», – говорит он, и я стараюсь скрыть, насколько это меня удивляет в профессиональном смысле. Он явно разбирается в пиве, потому что выбрал лучшее из имеющегося.

– Шесть, пожалуйста. Я Люк, кстати. Люк Саттер.

Он протягивает руку, и после некоторого колебания я принимаю ее.

– Приятно познакомиться, Люк.

У него большая ладонь, не слишком мягкая… и очень приятная. Длинные пальцы, чистые ногти и крепкое рукопожатие. Я убираю руку и практически тут же начинаю наливать ему пиво.

– А тебя зовут… – продолжает он, вопросительно произнеся последнее слово.

– С тебя тридцать долларов, – говорю я вместо ответа.

Явно забавляясь, Люк слегка улыбается, после чего достает из кошелька две двадцатки и кладет их на стойку. Берет три стакана и кивает мне, прежде чем отвернуться.

– Я вернусь за остальными, – говорит он и уходит.

Открывается входная дверь, и входят одна за другой участницы какого-то девичника. И в течение следующих трех часов я делаю больше розовых коктейлей с сексуальными названиями, чем в состоянии сосчитать. Поэтому забрал ли оставшееся пиво Люк или кто-то еще, я даже не заметила. Что, кстати, очень даже хорошо, напоминаю я себе. Ведь если и есть правило, которое я усвоила четко и быстро, то вот оно. Не встречаться с парнями, с которыми познакомилась на работе. Никогда.

А Люк… ну, это только усиливает все возможные причины поставить это правило на первое место.

* * *

Едва уходит последний посетитель, я сразу принимаюсь помогать Фреду все закрыть, потом уезжаю в свою пустую квартиру и там просто валюсь в постель.

Родители, мягко говоря, не в восторге от моей жизни в Сан-Диего и при каждой встрече осторожно напоминают мне об этом. Они не понимают, зачем мне соседка, если бабуля оставила мне в наследство этот лофт. И хотя здесь я провела большую часть детства, они также не понимают, почему после окончания университета я не продала его и не вернулась домой. Нет, ну что за вариант! Холодный Колорадо вместо солнечного Сан-Диего? Зачем?! И они наверняка не одобряют ежедневный серфинг и ночную работу в баре, в то время как диплом по графическому искусству, ради которого я так вкалывала, пылится без дела.

Ладно, по поводу последнего они правы.

Но прямо сейчас я довольна своей жизнью. Лола беспокоится, что я слишком долго одна… И я действительно давно одна, но вовсе не чувствую себя несчастной. Работать барменом – это забавно, а серфинг для меня значит еще больше. Это часть меня. Я люблю наблюдать, как медленно вздымаются и закручиваются волны, превращаясь в пенистые стеклянные цилиндры. Люблю попадать внутрь волны – этого тоннеля, огромного и такого шумного, что в ушах ревет. Люблю ощущать, как солоноватый воздух наполняет мне рот и впрыскивается в легкие. Каждую секунду океан строит замки и разбивает их. Смотреть на это никогда не надоест.

И еще мне нравится падать в кровать, уставшей от того, что стояла на доске весь день и работала на ногах всю ночь, а не потому что сидела за столом, уставившись в монитор компьютера.

Сейчас моя жизнь невероятно хороша.

* * *

Но в начале своей субботней смены у Фреда я чувствую себя разбитой и взвинченной одновременно – ребра болят, а горло продрано кашлем и соленой водой.

Бывают дни, когда океан готов катить на меня свои волны, но сегодня не тот день. Сначала вообще нередко бывали дни, когда волны очень даже ничего, но ни одну я не могла оседлать. Может, вставала либо слишком рано, либо слишком поздно. Я уже давно сбилась со счета, сколько вообще раз падала и получала доской по спине. До колледжа я каждые каникулы проводила тут, у бабушки, и серфила на пляжах Блэк бич и Винданси, как только мне исполнилось достаточно лет, чтобы иметь силы самой нести доску. А вот сегодня чем дольше я там оставалась, тем сильнее нарастало разочарование, а последней каплей стала неожиданно огромная волна, которая закрутила меня… очень сильно.

А вечером снова пришел парень с теми волосами и улыбкой. Люк. Я сразу вспомнила тот его хрипловатый голос, которым он вчера представился мне. Сегодня он сидит за столиком со своими друзьями, и я замечаю его, едва только вхожу.

Бар забит под завязку, и, даже сквозь громкую музыку услышав хохот Харлоу, я ощущаю легкую тоску. Как бы мне хотелось посидеть с ними, а не работать. Но, повязав фартук поверх рубашки, я мужественно встаю за стойку.

– Смотрю, у кого-то сегодня плохой день, – замечает Фред, колдуя напоследок над стоящими на подносе «Маргаритами». – Разве не ты говорила, что даже худший день на воде круче всех других замечательных?

Блин. Действительно, так я и говорила. Почему люди напоминают о твоих позитивных заявлениях именно в плохой день?

– Просто все болит и нервы на пределе, – пытаясь улыбнуться, отвечаю я. – Переживу.

– Тогда ты выбрала удачное место. Шумные выпивающие люди – идеально для плохого настроения.

В ответ я вымученно улыбаюсь. В этот момент Фред, протянув свою крепкую руку, мягко хлопает меня по щеке.

На стойке ждет целый ряд листков с заказами, и я беру один. Два «Грязных мартини» с дополнительной порцией оливок. Я ставлю на поднос два бокала, насыпаю лед в шейкер. Наливаю вермут, сто граммов джина и немного оливкового рассола. И окончательно включаюсь в присущий моей работе ритм – отмерить, смешать, разлить по бокалам, принести… Эти знакомые движения даже немного радуют и расслабляют.

Но мне по-прежнему неспокойно и я не могу отдышаться, вспоминая, как в те несколько ужасающих секунд думала, что не смогу выбраться на поверхность. Такое случалось уже несколько раз, и хотя умом я понимаю, что все в порядке, трудно перестать вспоминать, что чувствуешь, когда тонешь.

Краем глаза замечаю Люка и, подняв голову, вижу, как он обходит свой столик, что-то набирая в телефоне. «Так значит, он из тех», – думаю я, представляя, с каким большим количеством девушек он сейчас переписывается. За их столиком сидит брюнетка, смотрящая на него с явным интересом, и я борюсь с желанием под видом подачи напитков подойти к ней и сказать то, что сильно уменьшит ее потери, посоветовать, чтобы вместо него она лучше обратила внимание на тех ботаников за дальним столиком.

Смешав в шейкере коктейль, я разливаю мутноватую жидкость по бокалам и, перепроверив заказ, добавляю две шпажки с оливками. Официантка с улыбкой уносит напитки, а я перехожу к следующему, достав бутылку амаретто, и тут же слышу, как кто-то позади меня садится на барный стул.

– Как там автомобильный фонд?

Я сразу же узнаю этот голос.

– Неурожайный день, – не поднимая взгляда, отвечаю я, заканчивая с напитком. – Да и у меня сегодня вообще не лучшее настроение, так что особых надежд я и не питаю.

– Хочешь поговорить об этом? – спрашивает он.

Я поворачиваюсь взглянуть на него. Темно-синяя футболка, все те же идеальные волосы, и он по-прежнему слишком красивый. Такое просто не может в конечном итоге не выйти боком. Не в силах сопротивляться, я едва заметно улыбаюсь.

– Думала, это моя профессиональная реплика.