Лиза вдруг встревожилась. Этих прекрасных деревьев она не видела по пути на виллу Адриана. Да и развалин при дороге встречалось куда меньше; сама дорога была не мощеная, а земляная… Уж не сбились ли они с пути?!

Лиза спросила об этом Августу, а та учинила допрос кучеру. Тот поглядел с видом глубокого превосходства: он полагал обеих синьор повредившимися в уме от чрезмерного испуга и едва удержался, чтобы не воскликнуть сочувственно: «Бедняжки!» Заверив, что к «Св. Франциску» можно попасть всякою дорогою, он отворотился и принялся деловито нахлестывать гнедую, давая понять, чтобы не мешались в его дела.

Прошло около часу. Окрестности по-прежнему были незнакомыми, и гостиница не появлялась. Ветер между тем усилился до того, что порывы его сами сгоняли в гурты многочисленных овец, которых вели к загонам спустившиеся с гор юноши-пастухи, одетые лишь в традиционные бараньи шкуры шерстью наружу, обернутые вокруг бедер.

Августа не выдержала и, велев Гаэтано придержать лошадь, спросила пастухов, далеко ли еще до «Св. Франциска». Те равнодушно взирали на коляску, на встревоженные женские лица; и ничто не нарушало очарованной дремы их черных глаз полуживотных на прекрасных лицах полубогов… Наконец один из них что-то пробормотал, неопределенно махнув рукою, и Августа, подбоченясь, недобро взглянула на Гаэтано, который сидел нахохлившись, отворотясь от студеного ветра, и чувствовал себя весьма неуютно.

– Ну? – вопросила она негромко, однако в голосе ее звенел металл. – Пастух говорит, до «Св. Франциска» полсуток езды вовсе в противоположном направлении! Что сие означает? Куда ты завез нас, проклятый разбойник?

– Клянусь, я не виноват, синьора! – высунулся Гаэтано из плаща, жалостно кривя свои красивые, полные девичьи губы. – Не иначе, бесы помутили мой разум и сбили с пути. Во всем виновата эта старая strega.

– Strega? – удивленно переспросила Лиза.

– Ведьма, – перевела Августа незнакомое слово и вновь взялась за Гаэтано: – Ты имеешь в виду старуху из развалин? Почему ты назвал ее ведьмою?

– А то нет! – воскликнул Гаэтано. – Сами знаете, что она одержима бесами, иначе не бежали бы от нее сломя голову!

– Да, мы были напуганы, – нехотя признала Августа. – Но как она могла сбить тебя с дороги, скажи на милость?

– Как? – усмехнулся Гаэтано. – Да очень просто! Видели, как она махала своим вонючим передником? Слышали, что она кричала? «Ветер! Попутный ветер!» – передразнил он ее, размахивая руками, вертясь на козлах. – Она накликала ветер, который и сбил нас с дороги. Понятно вам, синьоры?

– Чушь какая, – пожала плечами Августа, с трудом удерживая на голове шляпку. – Накликать ветер! Это уж слишком!

Лиза молчала. Слишком многое видела она в своей жизни, чтобы отмахнуться даже от самого нелепого суеверия. Она поверила Гаэтано. Эта старуха могла все! Лиза не сомневалась. Но для чего это ей понадобилось? Куда ей нужно было загнать их колдовским ветром?

– Что же теперь делать? Как добраться до «Св. Франциска»? Бедная Яганна Стефановна небось с ума сходит от беспокойства! – произнесла Августа и захлебнулась новым порывом ветра.

– Осмелюсь сказать, синьоры, – прокричал Гаэтано, – нам туда сегодня нипочем не добраться! Здесь неподалеку есть остерия, иначе говоря – придорожная гостиница «Corona d'Argento». Очень приличная остерия, и хозяин ее – добрый человек. Он даст нам ужин и ночлег, а утром мы отыщем дорогу к «Св. Франциску» или попросим проводника.

Августа и Лиза молча переглянулись.

Дорогу пересекла длинная серая тень, замерла на миг, сверкнув парой желтых злобных глаз, и исчезла в сумерках.

– Волчица? – дрогнувшим голосом спросила Лиза, но ответа не расслышала, потому что тут на них налетел настоящий ураган.

Какое-то мгновение казалось, что легкая carrozza сейчас опрокинется и покатится по дороге, гонимая ветром, словно перекати-поле. Из черного клубящегося вихря слышно было только тпруканье Гаэтано, пытавшегося сладить с ошалелой лошадью, да ее перепуганное ржание.

– Умоляю вас, синьоры, решайтесь! – взвизгнул кучер, едва ветер стих. – Не то мы погибнем здесь!

Словно в ответ ему загремел гром, сверкнула молния, и первые капли дождя упали на еле различимые во мраке лица путешественниц.

– Погоняй! – крикнула наконец Августа, торопливо собирая разметавшиеся черные волосы. – Делать нечего, – обернулась к подруге, – название у этой остерии, во всяком случае, красивое: «Серебряный венец». Будем надеяться, хоть он защитит нас от этой напасти.

Лиза сидела, забившись в уголок, вцепившись в концы шали, чтобы ее не сорвал ветер; шляпа давно сгинула во тьме. Она думала о том, что название у остерии и впрямь красивое, но оставалось непонятным одно: откуда об этой остерии знала старуха с Адриановой виллы и почему ей непременно было нужно, чтобы туда попали путешественницы? Ведь она накликала именно попутный ветер…

3. Остерия

«Серебряный венец»

Прошло невесть сколько времени; и вот внезапно, так, что Августа и Лиза, вздрогнув, схватились за руки, из темноты выступило блеклое пятно. Еще через несколько мгновений стал виден коптящий фонарь, чей тусклый луч показался измученным путешественницам ярче и милее солнца и луны, вместе взятых. В его дрожащем полусвете появились грязные каменные стены, низкая арка, ведущая в конюшню: в темном провале смутно различались силуэты лошадей, слышалось фырканье громко жующего осла.

– Спускайтесь скорее, синьоры! – взмолился Гаэтано. – Вот-вот начнется ливень, вы промокнете до нитки!

Дождь шел все сильнее, и деваться было больше некуда. Гаэтано подал руку, девушки вышли из коляски и бегом устремились к тяжелой, окованной железом двери, которая при их приближении распахнулась будто бы сама собою, и в проеме появилась кряжистая, длиннорукая фигура какого-то человека. Вспыхнули воспламененные лихорадкою глаза, и, трубно высморкавшись в шейный платок, он зычно провозгласил:

– Входите, синьоры!

Августа с Лизою замешкались было, но тут дождь обрушился со всей яростью; их будто подхватило вихрем и само собой внесло в двери остерии.

Девушки застыли у порога, цепляясь друг за дружку. Но, боже, какое тепло царило здесь! Как жарко пылал очаг, как чудесно благоухала поросячья тушка на вертеле, как громко свистел огромный закопченный чайник, как приветливо подмигивали, оплывая, сальные свечи!

Хозяин, оказавшийся смуглым крепышом средних лет с мясистым угрюмым лицом, так усердно хлопотал у стола, что кисточка его красного фригийского колпака отплясывала на макушке.

Зала была почти пуста: человека четыре сидели, придвинув стол к камину. Хозяин бесцеремонно спровадил их в темный угол, а к теплу почтительно проводил молодых дам, ради такого случая застелив темный от грязи стол полотняной скатертью, чистой, но явно знававшей лучшие времена, как, впрочем, и одежда хозяина, да и вся остерия – даром что носила столь пышное название.

Физиономия у хозяина была, конечно, разбойничья; однако он так радел об удобствах гостей, что Лиза невольно забыла о своей настороженности.

На столе появились тарелки, блюда с мясом, хлебом и оливками; хозяин поставил перед девушками бокалы доброго вина, как он выразился. Бокалы оказались двумя большущими глиняными кружками, от которых шел пар, благоухавший корицею, апельсинами, гвоздикою и хорошим вином.

Лиза недоверчиво уставилась на свою кружку. Августа же, видимо, пробовавшая такой напиток прежде, обрадовалась:

– Вино с пряностями! Да мы в одну минуту согреемся, Лизонька! – Поднесла кружку к губам и со смехом отвернулась: – Жжется!

С сожалением отодвинув кружку – остывать, Августа разломила хлеб, взяла кусочек жареной поросячьей ножки и принялась за еду. Лиза, которая до изнеможения хотела пить, оглянулась в поисках хозяина, но тот куда-то отлучился, поэтому она сама встала и, сняв со стойки пустую кружку, подошла к большой бочке, стоявшей в углу. Лиза видела, как хозяин наполнял оттуда котелок, и поняла, что там было не вино, а вода, которая только и могла утолить ее жажду.

Нацедив воды, Лиза припала к кружке, как вдруг до нее донесся чей-то голос из-за занавески. Он был столь неприятен, скрипуч и груб, что, казалось, издавал зловоние. Скорее всего принадлежал он женщине, хотя более всего напоминал голос самого дьявола!

– Я же говорила, что они приедут сюда, – шипела женщина. – А ты еще не верил, дурак!

– Верил, верил, матушка! – простонал другой голос; и был он так испуган, так дрожал, что Лиза едва признала хозяина остерии. – Верил, клянусь Мадонной!

– Смотри у меня! – проворчала «матушка». – Но какого же черта поселил ты здесь этого человека?!

– Он хорошо заплатил, – пролепетал трактирщик, и Лиза услышала звук, очень напоминавший увесистую затрещину.

– Когда-нибудь твоя жадность доведет тебя до могилы! – рявкнула страшная «матушка». – Смотри, если не сладишь с этой девкою, мессиры будут очень и очень недовольны. Сам понимаешь, что это значит! На этот раз даже я не смогу заступиться за тебя!

– Будем уповать на господа и Пресвятую Деву, – елейно вымолвил трактирщик. – Надеюсь, свое вино они выпили…

Вино!

Лиза, как ошпаренная, отскочила от бочки, бросив на стол наполненный ужасом взгляд. Слава богу, кружка Августы была еще полна!

Лиза торопливо села, думая, как бы незаметно дать понять Августе, что на них надвигается какая-то опасность. Но тут входная дверь распахнулась, и в залу ввалился Гаэтано, доселе возившийся с лошадьми.

Он выглядел очень усталым и бросил алчный взгляд на стол, заставленный едою. Августа слегка помахала юноше.

– Ты можешь сесть за наш стол, Гаэтано, – снисходительно сказала она. – Видит бог, ты вот-вот свалишься с ног, так что дозволяю тебе отужинать.

Лиза, несмотря на терзавшую ее тревогу, с трудом подавила улыбку. Да ей бы и в голову никогда не пришло такое: она просто пригласила бы кучера поесть – и все. Нет, все-таки между истинной княгинею и самозванкою – о-огромная разница!

Гаэтано, отвесив дамам благодарные поклоны, скромно притулился на краешке стула и накинулся на еду. Он запихивал в рот огромные куски мяса и хлеба; глотал, даже не жуя, с таким вожделением поглядывая при этом на дымящееся вино, что Августа опять сжалилась над ним и придвинула свою кружку со словами:

– Пей, бедняга! Ты весь дрожишь!

Бросив на нее сияющий взгляд, Гаэтано потянулся было к вину. В тот же миг хозяин, выросший словно из-под земли, вцепился в его руку.

– Я приготовил это вино специально для высокочтимых синьор! – взревел он, наградив Гаэтано таким взглядом, что тот остолбенел. – Тебе сойдет и кое-что попроще!

– Ничего, ничего, – махнула рукою Августа. – Нам вполне хватит одной кружки. А это пусть выпьет наш кучер. – И она вновь подтолкнула кружку к Гаэтано.

Рука его дернулась было вперед, но тут их с трактирщиком глаза встретились, и Гаэтано замер, будто наткнулся на змею. Августа ничего не заметила, но от Лизы не укрылась предостерегающая гримаса, которую скорчил трактирщик.

Гаэтано медленно убрал руку со стола, и вдруг лицо его покрыла меловая бледность.

– Я… сыт, – прохрипел он, вскакивая с такой поспешностью, будто скамья под ним вспыхнула. – Благодарю вас, синьоры. Я буду спать на конюшне. Прощайте! – И выметнулся за дверь.

Августа, смеясь над странностями кучера, взглянула на подругу, и улыбка застыла на ее устах… Лиза с усилием придала своему лицу выражение полнейшей невозмутимости и, подхватив злополучные кружки, всунула в руки хозяину так ловко, что не успел он и глазом моргнуть, как уже держал их.

– Сдается мне, вино уже простыло, – затараторила Лиза, – но не трудитесь, любезный хозяин, подогревать его снова. Мы вполне удовольствуемся горячей водою.

И прежде чем кто-то понял, что она собирается сделать, Лиза сняла с полки две чистые кружки и зачерпнула воды из котелка, стоявшего на очаге.

Черные глаза молодой княгини блеснули, и Лиза с облегчением поняла, что Августа тоже насторожилась.