– Год назад ты заглянул ко мне в гости, как равный к равному, – сказал Космодан. – Ты просил дать тебе документ, где будет говориться, что мы признаем тебя равным небесам. Сегодня я принес тебе такой документ.

– Правда?! – изумился Монго.

– Правда. Мы официально признаем тебя равным богам, Монго. Но вместе с большим почетом всегда идет большая ответственность.

И Космодан ударил молнией.

Монго сражался с Энзирисом. Он думал, что уже знает, каковы боги в битве. Не так уж и впечатляет, думал Монго.

Но сейчас его просто… спалило. Его и все вокруг на несколько вспашек. Уничтожило остатки руин, уничтожило джунгли вокруг них – и самого Монго… не уничтожило, правда, но сломало челюсть и много других костей.

Его будто лягнул конь… но конь размером с планету.

Он прокатился по земле, вскочил, взмахнул шестом… и рухнул под страшной тяжестью. На спину навалился громадный камень… исписанный светящимися письменами. Священной сальванской вязью.

– Большая ответственность обладает большим весом, – молвил Космодан, склоняясь к Монго и возвращая себе перстень. – Справиться с ним может лишь мудрец, действительно равный небу.

– Хе-а-хха-а!.. – прошамкал сломанной челюстью Монго. – Обм… хма-анщики…

– Ты слишком часто обманывал сам, чтобы жаловаться… мудрец, – коснулся его скипетром Космодан. – Ты забудешь все свои сиддхи. Ты преждевременно их получил, и они помешают тебе… поразмыслить.

– Кха-ак… долгхо-о…

– Пока ты не обретешь прежнюю мудрость… Цидзуй.

Последнего слова Монго уже не услышал. Космодан произнес его, уже вернувшись в Сальван. Он поднялся в Храм Всех Богов и положил на алтарь шест, клюку Цидзуя. Тот аж гудел от возмущения, даже чуть-чуть раскалился.

– Ну-ну, – сказал ему Космодан. – Подожди тут. Он за тобой еще вернется.

А Монго остался лежать под скалой. Раздавленный божественным гневом, но живой. Персики бессмертия и Учение У сделали его почти неуязвимым, и все повреждения зажили уже через несколько дней, но выбраться из-под возложенного Космоданом камня не получалось.

Текли годы. Десятилетия. Века. Три с лишним сотни лет минуло до того, как над Монго раздался гулкий голос:

– Кто сотворил с тобой такое, сим?

– Боги, – прокряхтел Монго. – Когда они карают, то не мелочатся.

– И чем же ты их так разгневал?

– Кое-что украл, кое-кому нахамил… давняя история. Я бы ее рассказал, но у меня ужасно затекла шея…

– Оно и неудивительно. Как ты вообще умудряешься оставаться живым?

– О, у меня был хороший учитель… Правда, я слишком быстро от него сбежал… наверное, поэтому и влип в неприятности.

– Что за учитель?

– Один грязный старикашка, живущий высоко в горах… Если хочешь, я расскажу, как его найти…

– Расскажи.

Интерлюдия

– Достаточно, – прервал Бельзедор. – Я думаю, все мы согласимся, что на этом рассказ лучше закончить.

– А я бы и дальше послушал, – возразил Дегатти. – Кто там пришел к Монго?

– Какая разница? – поморщился Бельзедор. – Рассказ вообще следовало закончить на том, что боги придавили Монго скалой.

– На самом деле дальше и правда уже не так интересно, – сказал Янгфанхофен. – Я могу рассказать о том, как еще через полтора столетия Монго все-таки освободился, как много лет служил Сакору Дзидоше, как спускался в Паргорон и сражался с Совитой, а в конце концов умер и стал богом… но это страшно долгая история, и в ней слишком много философии, богословия и рефлексии.

– Какая интересная все-таки вещь – это Учение У, – сказал Дегатти. – Я про него слышал, но только очень общие слова. Мне всегда казалось, что это то ли религия, то ли разновидность магии… а оно, оказывается, умение управлять Хаосом…

– На самом деле нет, – сказал Бельзедор. – Учение У – это не про Хаос. Святой Машибухер просто дал Монго то, что тот был способен принять. Другого ученика он бы учил иначе.

– Ты-то откуда знаешь?

Бельзедор не ответил. Дегатти внимательно на него посмотрел и решил, что нет смысла расспрашивать. Он уже понял, какие темы этот титан старательно обходит стороной.

– А все-таки поразительно, каким утырком был Монго в юности, – заговорил о другом волшебник. – До сих пор не верится.

– В начале жизненного пути – еще каким, – подтвердил Янгфанхофен. – Он задолбал симов, задолбал своего учителя, задолбал в итоге даже богов – и его похоронили под огромным камнем. Вот потом, когда его все-таки освободили, он что-то переосмыслил и начал долгий, очень долгий путь к истинной мудрости…

– И в конце концов этот прохиндей стал богом.

– Да еще каким. Монго, он же Дзикой, он же Хануман, он же Сунь Укун, он же Провоналаки… его знают под множеством имен, этого бога-обезьяну. Во множестве миров о нем рассказывают сказки. Он любит путешествовать – и везде оставляет свой след.

– Да уж… Но вообще-то неожиданно. То есть по твоему рассказу Монго добрый, конечно… в целом… но… я даже не знаю…

– Смертные почему-то считают, что раз боги благи, то они должны быть благи абсолютно, – усмехнулся Янгфанхофен. – Всегда, во всем, без исключений. Но это же просто невозможно.

Янгфанхофен нагнулся, достал из печи горшочки с ароматом печеных морепродуктов и отнес сидящему за столиком существу, похожему на рыболюда.

– Хотите вот услышать историю о боге в целом положительном, но далеко не идеальном? – спросил он, вернувшись за стойку. – Причем не о каком-то мелком божке, а о нашем главном враге – Космодане. Он довольно противоречивая фигура, знаете ли. Во многом похож на нашего же Корграхадраэда, только стоит по другую сторону водораздела.

– О Космодане? – спросил Бельзедор, потирая шрам на груди. – Ну давай, охотно послушаю.

Зима и лето

36408 год до Н.Э., очень далекий мир, чье имя всеми забыто.

Земля превратилась в горелую корку. В одном месте та заалела, пошла трещинами… и начала плавиться, превращаясь в магму.

Посреди этого адского пекла стоял на коленях мальчишка. Подросток лет пятнадцати, растерянный и заплаканный. Он разглядывал собственные руки, скорчившись рядом с дымящимся трупом.

Телом Пожирателя Звезд, которого сам только что убил.

Его сознание уже расширилось, уже пронизало творение вокруг… но творение было пропитано отчаянием, ужасом, болью и смертью.

И потому новорожденный бог не знал, что делать.

– Кто я? – чуть слышно произнес он. – Откуда взялся?

Он в отчаянии смотрел вокруг. Все мертво. Все уничтожено. Жизни больше нет.

И это только один мир из множества. Сотни других тоже уничтожены. В пепел превращены тысячи планет, погашены сотни звезд.

Новорожденный бог не знал, что делать, а умирающая вселенная не могла дать ответа.

Конечно, даже сотни звезд – ничто для целой вселенной. Но все остальное – там, в бесконечной дали, в бездне холодного космоса. И все они – под кем-то другим… чужим… под враждебными силами. Под теми, к которым принадлежал и Пожиратель Звезд.

А здесь, прямо здесь, и за Кромкой, в одном и даже двух шагах… все мертво. Все сожжено.

Пожиратель Звезд тоже мертв и разлагается. Колоссальная туша на глазах рассыпается в пыль. Но и богов не уцелело… только он один, богородившийся минуту назад…

И лишь несколько последних душ… они еще здесь, они витают…

Мальчишка вскинул руки, ловя ускользающие атманы, божественные сознания. Все, что осталось от Пантеона… от тех, кто властвовал над мирозданием…

И семечко. На ладонь упало семечко с чуть заметным проклюнувшимся ростком. Все, что осталось от опоясывающего звезды Мир-Древа, на ветвях которого состоялась финальная битва…

Сама планета под ногами разваливалась. Последняя из тех, что еще не обратились в пепел. Стиснув в кулаке сияющие искры, юный бог в отчаянии посмотрел вдаль.

Все подвластные миры уничтожены. Множество неподвластных тоже. Но где-то там, вдали, в необозримых глубинах макрокосма, были какие-то миры, которые Пантеон сотворил когда-то просто так, ради самого творения…

Технически теперь они принадлежат ему, Космодану.

А тем временем в совсем другом, очень далеком мире, появлялись на свет новые существа. Из первородного Хаоса волею Первозданных выступали гигантские фигуры. Были они двуноги и двуруки, были невероятно сильны и совершенно чисты разумом. Они не знали еще, кто они такие, что собой представляют, зачем пришли в этот мир.

Но Первозданные сообщили им, что их род зовется великанами, и они – слуги своих создателей. И склонились великаны, и поклялись в верности всемогущим хтоникам. И одарили их своей милостью Малигнитатис и Бамброгурдус, сильнейшие из Первозданных.

Их было сорок восемь, первородных великанов. Двенадцать огненных, что звались муспеллами. Двенадцать инеистых, что звались хримтурсами. Двенадцать каменных, что звались йотунами. И двенадцать самых рослых, что звались людогорами.

– Кстати, вопрос, – перебил Дегатти. – Людей-то в том мире тогда еще не было. Они так и звались – людогорами?

– Нет, Дегатти, в те времена они, конечно, звались иначе, – терпеливо сказал Янгфанхофен. – Но я использую то название, под которыми их знают сейчас. Чтобы вы не запутались слишком сильно.

Они кричали, рождаясь на свет. Словно громадные младенцы с безграничной мощью. Но очень скоро они смолкли – и утихающий Хаос дал им речь, дал им разум, дал им имена.

– Я ДОРМАДОС! – вскричал самый огромный и могучий. – Я ДОРМАДОС!

– Я Хиротарос! – вторил ему другой, раскаленный добела.

– Я Таштарагис! – присоединил голос третий.

А четвертый смолчал, ибо сам…

– Янгфанхофен, – опер голову на кулак Бельзедор. – Ты что, сейчас заявишь, что четвертый генерал сам не знал, как его зовут? Тебе придется все-таки вспомнить, иначе будет совсем нелепо.

– Ладно, сейчас посмотрю… – проворчал Янгфанхофен.

– Его звали Лаградатес, – сказал Дегатти.

– Ты что, все это время знал?! – изумился Янгфанхофен. – А почему не сказал?

– А ты меня спрашивал? – отхлебнул чаю Дегатти.

– Я Лаградатес! – воскликнул четвертый, потрясая каменными кулаками.

Кроме этих четверых – самых первых, самых сильных и самых главных, – на свет явилось еще по пятеро мужей каждого рода и по шестеро жен. И очень скоро, само собой разумеется, были сыграны сразу двадцать четыре свадьбы. Ибо Первозданные желали, чтобы их творения плодились и размножались, чтобы больше стало у них могучих слуг.

Великаны назвали свой мир Камнем. Незамысловатое название, но что вы хотите от тех, кто родился буквально на днях? А как-то назвать его было нужно, поскольку Первозданные и другие Всерушители не трудились давать миру имя. Для них он был просто Миром, ничего иного они не знали.

И перед тем, как справить двадцать четыре свадьбы, великаны выстроили громадный пиршественный чертог. Наученные неудачей с Низшими, Первозданные сотворили новых слуг умными, смекалистыми и трудолюбивыми. Им нравилось работать, они хотели строить – и они были невероятно могучи.

Сейчас принято считать, что первородные великаны были какими-то бешеными кретинами, которые просто носились как попало и сносили все на своем пути. Это неправда. Да, в ярости они были воистину страшны, а в силу их хтонической природы порой бывали ею ослеплены. Но большую часть жизни они пребывали в спокойствии, а в спокойствии они занимались созидательным трудом и службой своим создателям.

И для них мир Камня был не так велик, как для людей. Тем более, что это было еще до Мирового Катаклизма, и на планете был один-единственный суперконтинент. Не особенно уютный, не особенно цветущий, очень гористый и пустынный – но Всерушители не так изнежены, как смертные. Радостные, что они родились, что у них есть собственный мир, сорок восемь великанов решили, что во всем должен быть порядок, а потому заключили двадцать четыре брака. Чтобы у каждого мужа была жена, а у каждой жены был муж.