Тюльпана отошла на несколько шагов, вертя в руках компас с тонкой золотой цепочкой и пытаясь разобраться, куда нам идти. Надо признать, выходило у нее это ловко: она ориентировалась в Новом Орлеане так, будто прожила здесь много лет, а я лишь брела следом за ней, не задавая вопросов. Маленькие разноцветные домики, построенные еще до Гражданской войны, толкались вдоль пешеходных аллей. Все здесь застилали магические шатры с подвесками из омелы, обещающие защитные талисманы и предсказания будущего. Некоторые места мне даже удалось узнать: вон у того моста мы парковались с Коулом, чтобы отыскать лавку Саламандры, ныне закрытую ставнями и пустующую, – мимо нее я проскочила сегодня с закрытыми глазами, чтобы лишний раз не травить душу; а вон за тем переходом должен был располагаться отель Cornstalk, в котором для ведьм действует скидка. Французский квартал во всем оставался прежним, кроме лиц, наполнявших его. Менялись лишь они и я – как внешне, так и внутренне.

Поправив распущенные волосы, отросшие почти до лопаток, а оттого жутко тяжелые и раздражающие, я ускорила шаг.

– Коул ошибался, – прошептала я задумчиво, считая взглядом туристов. Их поток уплотнился на выходе к Бурбон-стрит, забитой пабами, и зеркальце снова защелкало в моих руках. – То, что я увидела через ту записку… Оно не могло быть человеком, Тюльпана. Оно… голодное. Похоже на диббука, но хуже. Чтобы выстоять против него, точно нужна Зои. Только не понимаю… почему я смогла достучаться до нее лишь вчера?

– Ты вышла в астрал. Вероятно, Зои тоже была там. Без физической оболочки мы гораздо восприимчивее… Повезло, что она успела тебя поймать.

– Думаешь, все это время она искала меня? Ждала? – В груди у меня заныло. Как же Зои, должно быть, страдает! – Мы спасем ее, а потом займёмся этой тварью! Я не позволю кому-то безнаказанно вытворять такое на моей земле! И бояться себе тоже не позволю.

– Отрадно слышать, – сухо бросила Тюльпана, не оборачиваясь.

Дрожь начала стихать. Спрятав зеркальце обратно в карман, я быстро двинулась вверх по улице, чтобы нагнать Тюльпану, уже ушедшую на несколько метров вперед.

Притормозив у мостовой Миссисипи, откуда дул прохладный ветер, она что-то заворчала себе под нос, принявшись отбиваться от назойливого бездомного с пластиковым стаканчиком для мелочи. Пряча перемазанное лицо под капюшоном, он беспардонно тянулся к ней и стонал, выпрашивая деньги на еду. Тюльпана брезгливо поморщилась и топнула шпилькой. Ветер тут же закрутил бездомного волчком и быстро унес с глаз Тюльпаны, донеся до меня лишь кислый шлейф немытого тела и браги.

– Мерзость. – Тюльпана передернулась и, сняв солнечные очки, ткнула пальцем в замершую стрелку компаса, когда я подошла. – Это должно быть здесь.

– Да, так и есть. Мы пришли.

Я запрокинула голову и молча уставилась на деревянную вывеску. Золотыми буквами на ней было выковано: «Барон Суббота». В последний раз мне доводилось бывать здесь, когда мы с Коулом расследовали дело ритуального убийцы… Все такое же двухэтажное здание из красного кирпича, мраморные ступеньки и бордовая черепица. Однажды я сожгла это место дотла, а теперь не отказалась бы повторить. Достаточно было вспомнить ту ночь, когда Рафаэль заявился в Шамплейн и посмел применить против меня вуду, – искры тут же начинали колоть пальцы.

Я иду за тобой, Зои, где бы ты ни была. Только держись!

– Ненасытные Монтаги при тебе? – обронила Тюльпана на лестнице, и я бросила взгляд на золотой браслет. Он будто бы тоже потяжелел, как и тот демонический кот, что с неуемным ворчанием забирался в него, не желая покидать ради очередной «деловой поездки» леса Вермонта, полные аппетитной дичи.

– Да. Монтаг наготове. Он обещал, что теперь от него будет больше пользы. Вот и посмотрим!

Браслет на запястье возмущенно завибрировал. Надеясь не сжечь магазинчик раньше, чем Рафаэль ответит на все наши вопросы, я толкнула тяжелую дверь и прошла вперед Тюльпаны. Колокольчик монотонно поприветствовал новых посетителей.

– Добро пожаловать в «Барон Суббота»! Чем я могу вам помочь, милые дамы?

К моему разочарованию, за кассой нас встретил вовсе не Рафаэль. То была тучная дама в летах, одетая в этническое гаитянское платье и с сединой в волосах. Ее руки, такие тонкие и сухие, что взглядом можно было пересчитать каждый сустав, тряслись, пересчитывая купюры. Черепки мышек-полевок вместо колье мелодично позвякивали. Несомненно, перед нами стояла ведьма из ковена Вуду – в конце концов, никому другому Рафаэль бы свой магазин и не доверил. Вот только выглядела она такой старой, что невольно возникал страх довести ее до инфаркта – какие уж тут допросы?

Мы с Тюльпаной хмуро переглянулись, но, в отличие от меня, она ничуть не стушевалась, шагнув к старухе вплотную. Все, что разделяло их, – низкая дощечка с выставленными напоказ мешочками гри-гри, распускающими по магазинчику аромат свежих ведьмовских трав и лаванды.

Вывеска «Открыто» на двери, подхваченная ветром, перевернулась обратной стороной.

– Почем нынче петушиные головы? Вон те, чёрные.

– Это вы для папы Легбы или мамы Бриджит интересуетесь? – спросила старуха, оглядываясь на соседний прилавок, забитый выпотрошенными и высушенными тушками. – Бриджит больше любит белые… А так все по пятнадцать долларов!

– Хм, недёшево. А старушечьи зубы почем?

– А?

Тюльпана прыжком перемахнула через стойку. Старуха среагировала с небывалой прытью: вскинула трость и почти разбила Тюльпане нос. Но, не намеренная сдаваться, Тюльпана все равно запрыгнула на прилавок и сдернула с пожилой дамы обличье, словно простынь.

– Newid! – прошипела Тюльпана, схватив ее за шею, и я узнала валлийское заклятие-перевертыш, оборачивающее вспять любой метаморфоз.

Старуха неприлично выругалась на креольском, а затем ее кожа под ладонью Тюльпаны замерцала, меняясь. Темная кожа сделалась еще темнее, а нос увеличился, как и все тело. Вместо седых волос появился шитый цилиндр, увешанный зубами койотов. И больше не было никакого платья – только расстегнутая до живота рубаха, костяное ожерелье, аккуратная бородка и блестящие хитрые глаза. Рафаэль улыбался, опираясь на свою трость, вернувшую себе первозданный вид вместе со своим хозяином – теперь вместо набалдашника на ней красовался знакомый женский череп.

– Браво, – громко объявил он, пока Тюльпана, фыркая, слезала с прилавка, поправляя всклоченные волосы. – У тебя глаз-алмаз, девочка. Вылитая мать! Как она поживает, кстати?

– Рафаэль, – процедила я, пропустив его светскую болтовню мимо ушей. Глаза застелила красная пелена. – Я всегда знала, что ты трус, но прикидываться невинной старушкой – это слишком даже для тебя!

– Я просто не хотел, чтобы вы устроили драку и разгромили мой магазин, – вздохнул он, тоскливым взглядом окидывая гри-гри, сметенные с прилавка. – Так что не могу сказать, что рад видеть вас, но… Я удивлен: вы обе живы! Очевидно, слухи о Ферн правдивы, и она действительно канула в небытие. Позволь полюбопытствовать, раз представилась возможность: что именно вы с ней сделали?

– А ты разве не знаешь? – сощурилась Тюльпана, прогулочным шагом обходя магазинчик. Подобрав со стеллажа хрустальный шар, она задумчиво повертела его в руках: тот запотел не то от ее дыхания, не то от магии, сделавшись матовым. – Ты ведь был у нее вместо ручного чихуа-хуа. И вдобавок вы были связаны клятвами… Это же Ферн в обмен на верность научила тебя Sibstitisyon, чтобы ты стал сильнее и смог претендовать на Верховенство после Мари Лаво? Значит, ты должен был все почувствовать.

– Ах, так этого вы не знаете. – Рафаэль сложил руки на трости, обратив взор на меня, когда я демонстративно поставила локти на его прилавок. – Джулиан Дефо помог мне, Эмиральде и Хоакину освободиться от клятв, данных Ферн. Так что к тому моменту мы с Ферн уже давно перестали быть… партнерами.

– Освободиться от клятв? – переспросила я. – Но это невозможно… Разве что…

Джулиан всегда был умен. Хоть от любой мысли о нем меня по-прежнему выворачивало наизнанку, я не могла этого не признать. Вынужденный томиться в ожидании, когда истечет срок нашего договора, он методично перебирал варианты, лишь бы нарушить его условия, увидеть меня и остаться безнаказанным… Ради этого он даже отрезал себе руку. Неудивительно, что Джулиан изучил сущность клятвы на крови вдоль и поперек, а затем нашел еще одну лазейку. В конце концов, мой брат всегда славился своей способность ломать то, что ломать было неположено.

В ночь Самайна Ферн явилась в Шамплейн с опозданием. Джулиан обещал отомстить ей за то, что она сподвигла его уничтожить нашу семью, – и он отомстил, но не рассказал, как именно это сделал. Неужели…

– Sibstitisyon… Клятва на крови становится частью магии, – ахнула я. – А этот ритуал может забрать часть магии ведьмы. Ты, Хоакин и Эмиральда применили его против Ферн? Забрали у нее свои обещания назад, верно?

– Как жаль! – весело отозвался Рафаэль. – Глупенькой ты была куда прелестнее.

Я поморщилась, но воспринимать слова Рафаэля всерьез было чревато новыми комплексами.

– Предлагаю перейти к делу, – заявила я вместо этого. – Раз ты такая деловая колбаса, то наверняка знаешь, зачем мы здесь. Где Зои Саламандра?

– С чего ты взяла, что я знаю, где Зои? – спросил Рафаэль резонно, а я так же резонно ответила:

– Потому что в последний раз, когда мы виделись, она отправлялась в ковен Вуду.

– И?

– И, как ты сказал, я уже не такая глупенькая, чтобы поверить в твою непричастность. Damwain!

Мое терпение взорвалось – точно так же взорвалась и магия, обрушив на голову Рафаэля шкафы и полки. Следом затрещали стены, раскалываясь, как ореховая скорлупа. Сказать, что Рафаэль ждал от нашей встречи чего-то другого, было бы зверским лицемерием, поэтому все, что он сделал в ответ, – это улыбнулся.

Пожалуй, нападение на Верховного колдуна на его территории можно было назвать весьма опрометчивым поступком, но разве самого Рафаэля это когда-нибудь останавливало? От мысли, что он мог сотворить с Зои, терзая и мучая ее все те месяцы, что я прохлаждалась в Вермонте, к лицу приливала кровь. Не намеренная останавливаться на одном лишь магазине, я выбросила вперед руку, представляя, как сжимаю внутренности Рафаэля в кулаке.

– Поймал лисицу. Поймал воробья. Поймал сердце, что стучит все быстрее, к смерти спеша…

Вены больше не жгло, и руки не чернели. Шепот заставил Рафаэля захаркать кровью, опираясь на отполированную черепушку трости, и лишь тогда он вскинул одну руку вверх. Уже в следующий миг я почувствовала, как мои челюсти тянут в противоположные стороны, будто кто-то пытается выдрать зубы щипцами. Виной всему была маленькая соломенная куколка со спицей в голове, которую Рафаэль сжимал в пальцах. Вместо ниток в косичку куклы вплетались мои волосы – темно-русый локон, срезанный ножницами Гидеона в одну из тех роковых ночей, которые не выжечь из памяти даже кислотой.

– Думаешь, можешь вот так просто заявляться ко мне домой и что-то требовать?! – прорычал Рафаэль сквозь удушливый приступ смеха, и его ногти вжались в куклу на уровне солнечного сплетения. Точно там же я почувствовала нестерпимую боль вместе с рвотным позывом, будто чья-то рука забралась мне в пищевод, царапая его изнутри. – Достаточно одного волоска, чтобы кукла вуду работала. А Гидеон срезал так много, что мне без проблем удалось сшить еще одну… Или хочешь снова обернуться норкой? Дважды один и тот же трюк не сработает! Попробуй же, ну, твоя выдранная серая шерстка у меня теперь тоже имеется в наличии. Лучший урок, что мне преподала Мари Лаво, – так это тот, что непослушных детей нужно воспитывать с детства!

Его белоснежные, почти фарфоровые зубы покраснели от крови, что текла изо рта и затапливала вырез черной рубашки, но останавливаться он и не думал. Как, впрочем, и я.

– Что ты сделал с ней?! – Крик вышел громким. Я кричала сквозь тошноту и жжение, медленно расползающееся от корня языка вниз, до самого желудка. Заклятие Шепота все еще текло от меня к Рафаэлю, обволакивая нас обоих, а кукла из соломы хрустела в его руке, как и мои ребра. Пат. – Куда ты спрятал Зои?!

– Одри! Хватит!

Одно короткое слово на древнем валлийском – и моя магия схлопнулась, будто нить перерезали ножницами. Рафаэль медленно выпрямился и вытерся носовым платком. Кукла вуду, привязанная к шнурку, болталась на его пальце, готовая вновь обернуться против меня, но боль прекратилась. Разъяренная, я уставилась на Тюльпану, не понимая, почему она вмешалась, а не выступила на моей стороне. Но та явно не собиралась объясняться. Все как всегда.