– Успокоюсь. А теперь покончим с упаковкой чемоданов. Надо еще втиснуть туда немного еды.

– Наверняка нас будут кормить! – восклицает Циби. – Нам также понадобятся книги, я хочу взять пару.

Она идет в гостиную, чтобы посмотреть там книги на полках.

– Принеси липового чая, и я положу вам с собой. Если не будет горячей воды, вы сможете пить его холодным, – говорит Хая. – Он хорошо помогает от простуды и озноба.

Оставшись в спальне одна, Хая вновь перебирает отдельные вещи дочерей, поднося каждую к лицу и вдыхая такой знакомый запах своих девочек. Она убеждает себя быть сильной: ее девочки храбрые и сделают все, о чем ни попросят немцы, и они вернутся домой. Магда поймет, почему ее пришлось отослать. Война закончится, и жизнь вернется в нормальное русло. Может быть, даже к Хануке.

Глава 5

Больница Гуменне, Словакия

Март 1942 года

– Я хочу видеть доктора Кисели! – почти встав с постели, требует Магда у медсестры, оказывающей помощь пожилой женщине на соседней кровати.

В палате в два ряда стоят двенадцать металлических кроватей, и все они заняты больными. Храп, кашель, плач и стоны делают сколько-нибудь продолжительный сон невозможным. Магда догадывается, в каких случаях кровать отгораживают деревянной ширмой: когда с пациентом должно произойти что-то нехорошее. На маленькой прикроватной тумбочке рядом с кроватью Магды стоит фотография ее семьи.

У входа в палату находится небольшая стойка, за которой сейчас сидит дежурная медсестра, наблюдая за своими подопечными и отдавая распоряжения.

– Ляг в кровать, Магда! Скоро доктор Кисели начнет обход, и тогда увидишь его.

– Я не хочу в кровать. Я хочу домой. Я хорошо себя чувствую.

– Делай, что тебе говорят, или я пожалуюсь доктору Кисели на то, что ты нарушаешь постельный режим.

Со строптивостью, свойственной подросткам, Магда с тяжелым вздохом садится поверх одеяла, скрестив ноги. Она скучает и не может взять в толк, почему она все еще здесь, хотя температура у нее пришла в норму еще вчера. Она жаждет вернуться домой к маме, деду и Ливи. А тут еще и мать вчера не пришла: что-то случилось, но что? К тому же Магда хочет, чтобы мама разрешила ей вместе с Циби посещать лагерь «Хахшары», правда, ее помощь по дому неоценима, ведь Магда, будучи средней из дочерей, отличается послушанием.

Она все еще погружена в свои мысли, когда в отделение входит доктор Кисели и направляется к первой пациентке.

– Доктор Кисели! – восклицает Магда.

Медсестра спешит к Магде, веля ей замолчать и дождаться своей очереди.

Доктор Кисели говорит что-то пациентке, а затем подходит к Магде:

– С добрым утром, Магда. Как ты сегодня себя чувствуешь?

– Хорошо, доктор. Я совершенно здорова и хочу домой. Я нужна маме и деду.

Доктор Кисели снимает с шеи стетоскоп и выслушивает грудь Магды. Женщины с соседних кроватей стараются увидеть, что он делает, услышать его слова. Всем в больнице очень скучно.

– Мне жаль, Магда, но у тебя еще сохраняется воспаление. Я не могу выписать тебя.

– Но я чувствую себя хорошо, – упорствует Магда.

– Ты будешь слушать доктора? – возмущается медсестра.

Доктор Кисели присаживается на край кровати Магды и делает ей знак наклониться к нему.

– Магда, послушай меня, – шепчет он. – Для тебя и твоих близких будет лучше, если ты побудешь здесь еще несколько дней. Я не собирался говорить тебе, но теперь у меня нет выбора.

Голубые глаза Магды в страхе распахиваются. Она кажется доктору Кисели гораздо моложе своих семнадцати лет: в этой тоненькой ночнушке, с косичками она выглядит на тринадцать-четырнадцать. Магда кивает, чтобы доктор продолжал, – она была права, происходит что-то странное.

– Не хочу пугать тебя, но дело вот в чем. – Вздохнув, доктор опускает глаза на стетоскоп и только потом поднимает взгляд на Магду. – Глинкова гвардия собирает молодых еврейских девушек и отправляет их работать на немцев. Я хочу помочь тебе остаться с родными, а в больнице ты будешь в безопасности. Понимаешь?

Магда быстро переводит глаза с доктора на медсестру и обратно. Она видит на их лицах тревогу и участие. Она сама слышала разговоры о том, что немцам нужны молодые люди для работы, но не представляла себе, что к этим молодым людям относится и она с сестрами. У нее сильно колотится сердце. Ее сестры! По-прежнему ли Циби в безопасности у себя в лесу? А Ливи?

– Мои сестры! – в страхе чуть слышно произносит она.

– Все в порядке, Магда. Циби сейчас дома нет, а Ливи слишком молода. Тебе нужно лишь оставаться на месте, пока глинковцы не найдут других молодых людей для отправки, а после этого пойдешь домой. Потерпи еще немного. Пусть персонал позаботится о тебе. Помни, что твои мама и дедушка дали разрешение, так что, пожалуйста, не разочаровывай их, Магда.

Медсестра берет Магду за руку и ободряюще улыбается ей, но Магда не успокаивается. Она обещала отцу, заключила договор с сестрами, а теперь каждая из них сама по себе и не знает, как дела у других.

Магда лишь кивает в знак согласия остаться в больнице. Улегшись на узкую кровать, она смотрит в потолок. На глазах у нее вскипают слезы гнева, разочарования – и страха.

Глава 6

Вранов-над-Топлёу, Словакия

Март 1942 года

– Ливи, пожалуйста, не оглядывайся! Прошу тебя, не оглядывайся! – уговаривает Циби сестру.

Девушки по тропинке от дома выходят на улицу. На пороге мать рыдает в объятиях их деда. Ливи все же оглянулась, когда закрывала ворота. Ее всхлипывание при виде материнского горя отзывается болью в сердце Циби, но ради Ливи, ради матери Циби надо быть сильной.

Она выпрямляется и, переложив маленький чемодан из одной руки в другую, обнимает Ливи за талию, и сестры уходят прочь от дома.

– Просто иди, шагай со мной в ногу. У тебя хорошо получается, Ливи. Не успеешь оглянуться, как мы уже вернемся домой.

Стоит яркий весенний день. Воздух свежий и чистый, небо глубокого лазурного оттенка. Темно-каштановые кудри Ливи блестят на солнце, а волнистые волосы Циби подрагивают при ходьбе. Девушки знают, что соседи задерживаются в своих палисадниках, наблюдая, как сестры и другие еврейские девушки идут к синагоге. Инстинктивно, а может быть, из упрямства Ливи и Циби смотрят прямо перед собой.

Циби не уверена, что ее слова утешения хоть как-то действуют на Ливи. Чуть дрожа, сестра прижимается к ней. Куда они поедут? Чего от них ожидают? Но Циби больше всего мучает вопрос: разрешат ли ей остаться с сестрой?

Ливи всего пятнадцать, и она выглядит моложе своего возраста. Как она справится в одиночку?

– Магда должна быть здесь с нами, – прерывая ее мысли, говорит Ливи. – Разве мы не должны всегда быть вместе?

– Магда сейчас в безопасности, и это самое главное. У тебя есть я, а у меня – ты. Мы выполним работу, вернемся домой и тогда снова будем вместе.

– А наш уговор, Циби, никогда не разлучаться?

– Сейчас мы ничего не можем с этим поделать. – Циби не хотела, чтобы ее слова прозвучали так резко, потому что Ливи плачет.

– Обещай! – всхлипывает Ливи. – Обещай, что мы вернемся домой и снова будем вместе с Магдой, мамой и дедушкой.

– Милый котенок, обещаю, что скоро мы вернемся по этой улице домой. Просто я не знаю когда. Но я буду оберегать тебя до последнего вздоха, а это будет еще очень не скоро. Ты веришь мне?

– Конечно верю. – Слезы Ливи на миг утихают, и она сжимает руку Циби. – Ты ведь Циби. Ничто не помешает Циби добиться того, чего она хочет.

Сестры улыбаются, но глаза их полны слез.

Циби замечает других молодых девушек с такими же небольшими чемоданами, как у них, двигающихся в том же направлении. Она замечает рыдающих матерей, которых обезумевшие отцы затаскивают обратно в дома. Они словно попали в какой-то ночной кошмар. Некоторые девушки идут сами по себе, другие с сестрами или кузинами, но никто не переходит улицу, чтобы присоединиться к подругам. По какой-то причине они знают, что этот путь надо пройти в одиночку.

– Ливи, а почему здесь нет парней? – спрашивает Циби.

– Может быть, парней уже забрали.

– Мы бы услышали, если бы забрали.

– Правда, почему только девушки, Циби? Какой толк от девушек на тяжелой работе?

Чтобы разрядить напряжение, Циби выдавливает из себя улыбку:

– Может, кто-то решил, что мы можем делать то же, что и парни.

Они получили ясное предписание: явиться в синагогу к пяти часам вечера в Шаббат. По обе стороны от дверей в обучающий центр, находящийся рядом с храмом, стоят глинковцы и хмуро смотрят на девушек. В центре есть большая классная комната, в которой девочки с раннего детства получали религиозное образование. Циби, как всегда, испытывает религиозный трепет перед синагогой. Это здание с башней, где она молилась вместе с родными и где их утешали друзья после кончины отца и бабушки. Обычно надежное и безопасное место для ее соплеменников, сегодня это здание не может оградить их от бед. Его разорили нацисты. Разорили глинковцы.

Девушек отводят в классную комнату, куда прорвались немногие родители, проигнорировавшие запрет. Теперь их осыпают бранью и бьют дубинками, требуя идти домой.

– Побудь здесь, – обращается Циби к Ливи, отпуская ее руку и ставя на пол чемодан.

Поспешив к выходу, Циби хватает за руку юную девушку, которая вцепилась в свою мать и не желает отпускать ее. Глинковец бьет женщину по спине, снова и снова, но та не отпускает дочь. Небольшая толпа в немом ужасе наблюдает за жестокой расправой.

– Давай пойдем со мной.

В этот момент смелость Циби пересиливает ее страх. Циби тянет девушку, и та отпускает мать. С плачем и воплями девушка тянется к матери, которую в это время оттаскивают глинковцы.

– Она со мной. Я позабочусь о ней, госпожа Гольдштейн! – кричит Циби, загоняя девушку по имени Рут в комнату.

Помещение заполняется девушками, их заплаканные лица выражают страх. Здесь царит печаль и отчаяние.

– Рути, Рути! Иди сюда! – зовет голос.

Циби оглядывается и замечает Эви, их молодую соседку, которая зовет к себе Рути Гольдштейн.

– Это твоя кузина, да? – спрашивает Циби, и Рути кивает.

– Теперь все будет хорошо. – Рути со слезами на глазах улыбается Циби. – Она моя родственница.

Циби подходит к тому месту, где оставила Ливи.

– Надо найти место у стены, там удобнее, – говорит она и уводит сестру с середины комнаты.

Сестры стоят в ожидании инструкций, глядя, как в помещение заталкивают все больше девушек. На улице воздух прохладный и свежий, но в помещении становится душно и шумно от разговоров и рыданий. Когда-то эта комната была вместилищем счастливых детских воспоминаний, теперь же она враждебна им.

Начинает темнеть, и под потолком зажигаются две лампочки, испускающие тусклый желтоватый свет.

Вдруг без предупреждения дверь захлопывается, что только усиливает страх девушек.

– Мне страшно, Циби! Я хочу домой! – плачет Ливи.

– Я знаю, я тоже, но нельзя. Давай пока присядем. – Они садятся на пол, упираясь спинами в стену, и Циби ставит их чемоданы себе и Ливи между ног. – Ты должна во что бы то ни стало следить за своим чемоданом, понятно? Не выпускай его из виду.

– Что с нами будет? – спрашивает Ливи.

– Думаю, нас оставят здесь на ночь, так что надо как-то устроиться. – Циби обнимает Ливи за плечи и кладет ее голову себе на грудь. – Ливи, котенок мой, ты голодная? – (Ливи снова плачет, качая головой.) – Просто закрой глаза и постарайся уснуть.

– Я не смогу уснуть.

Из глубин памяти Циби всплывают слова чешской колыбельной, которую она когда-то пела Ливи. Она принимается тихонько напевать.