Как пионер – а позже и действительный член Союза свободной немецкой молодежи (ССНМ, ассоциации молодых коммунистов), – Ангела получила возможность сверкать, а со временем и получать награды. Одноклассники вспоминают ее как «первую ученицу, намного превосходившую остальных». Один из учителей, у которого, когда Меркель стала известной личностью, взяли интервью, вспоминает ее беззаботной и счастливой девочкой, которая носилась по школе «в голубом джемпере ССНМ».

Вряд ли такой выбор одежды указывал на глубокую идеологическую преданность делу коммунизма, в конце концов Ангела тогда только начала учиться в школе. Представляется сомнительным, что она так сразу поддалась идеологической обработке государства Ульбрихта. Разумеется, она принимала участие в пионерских мероприятиях и демонстрировала при этом большой талант организации небольших торжеств. Но в основном ее внимание было сосредоточено на учебе. Она добилась больших успехов в изучении русского языка – языка страны, известной как (без малейшей оруэлловской иронии) «наш большой социалистический брат». Учительница русского вспоминает, как маленькая фрейлейн Каснер трудилась усердно и без устали, и говорит, что в ней рано проявились черты упорного и неутомимого взрослого политика Ангелы Меркель. «Она была, – вспоминает учительница, – исключительно трудолюбива… На остановке в ожидании автобуса она непременно учила слова. Она никогда не позволяла себе делать ошибки, но иногда все же казалась немного отстраненной».

Тот факт, что в юности Ангела научилась бегло говорить по-русски, объясняется, скорее всего, не просто ее собственным желанием. Кажется, она сама где-то обмолвилась, что изучала русский с первого класса. Однако внимательное изучение школьной программы подсказывает, что русский в школах преподавали только начиная с четвертого класса. Согласно приказу Министерства образования, русский был единственным изучаемым языком, и учащиеся занимались им по шесть часов в неделю, так же как математикой. Искусству, рисованию (отдельный предмет), истории и физкультуре посвящали по одному часу в неделю. На изучение немецкого языка и литературы выделялось семь часов.

Должно быть, это была инициатива родителей Ангелы, ведь изучение русского языка было не только удобным способом показать всем, что она – а следовательно, и ее семья – твердо стоит на партийной линии, но и давало девочке в старших классах возможность читать нужные литературные произведения (к примеру, Льва Толстого) в оригинале. Но даже если родители Ангелы стратегически обдумывали и планировали ее образование, то сама она, очевидно, с удовольствием изучала язык великих русских писателей Федора Достоевского, Льва Толстого и Александра Пушкина. Много позже на вопрос о русском языке она ответила ностальгически. «Русский, – сказала она, – очень красивый язык, полный эмоций, он немного напоминает музыку, но также немного грустный».

Еще одним предметом, в котором она с ранних лет показывала большие успехи, была математика. При тоталитарных режимах интеллектуалы часто изучают точные науки и математику. Достаточно вспомнить Андрея Сахарова в Советском Союзе – блестящего физика, ставшего критиком режима. Произошло это, возможно, не только потому, что этот исключительно умный человек всей душой жаждал понять законы природы и абстрактной алгебры, но также потому, что «объективные» естественные науки трудно вписать в марксистские «законы общественного развития». Марксисты утверждают, что коммунизм – это наука; непогрешимое учение о том, в каком направлении должна развиваться история. Если социологию, историю и даже биологию можно преподавать – и действительно преподавали – так, чтобы они соответствовали базовым догматам марксизма-ленинизма, то естественные науки были вне рамок контроля над мыслями со стороны государства. Изучать математику было «безопасно». Ангеле, как и ее брату Маркусу, исключительно легко давалась математика и работа с числами. Позже Маркус стал ученым, профессором физики в университете Франкфурта. Младшая сестра Ангелы Ирена не пошла в университет, а выучилась на врача-трудотерапевта. Учителем Ангелы по математике был Вольф Донат. Он состоял в СЕПГ, но когда много лет спустя его попросили рассказать о бывшей ученице, ставшей знаменитостью, он ответил с энтузиазмом: «Она была чудесна, спокойна, логична, всегда готова работать – с такими ученицами приятно быть учителем». Ангела, как и полагается таланту, расцвела и добилась успехов. Через несколько лет она была финалисткой национальной математической олимпиады. Эта дочь пастора была той самой идеальной ученицей, которую восточногерманское государство могло предъявлять всему миру как доказательство эффективности социалистического строя.

Последние каникулы на Западе

Тем временем в мире за стенами школы разгоралась Холодная война. В ноябре 1958 г. советский руководитель Никита Хрущев потребовал, чтобы западные державы вывели свои войска из Берлина в течение шести месяцев. Они не вывели. Мэр города социал-демократ Вилли Брандт выказал открытое неповиновение, чем завоевал поддержку и уважение союзников, в первую очередь американцев. Этот ультиматум послужил запалом для продолжавшегося три года конфликта, еще сильнее углубившего противоречия между Востоком и Западом.

Родственники по-прежнему имели возможность ездить с Запада на Восток – и с Востока на Запад (хотя и с некоторым трудом). Каснеры по-прежнему могли бывать в Гамбурге и навещать бабушку Гертруду. Ничто не указывало на то, что власти под руководством Ульбрихта могут навсегда закрыть границу, не говоря уже о постройке стены. И правда, на одной из пресс-конференций восточногерманский лидер ясно заявил своим слегка неестественным пронзительным голосом: «Никто не собирается возводить стену».

Историки спорят о том, был ли Ульбрихт искренен, когда говорил об этом. Лидер коммунистов был откровенно встревожен исходом из страны образованных восточных немцев. Но сомнительно, чтобы стена вокруг Берлина и укрепленная граница от Чехословакии на юге до Балтийского моря на севере стали ответом на эти проблемы. Есть данные, свидетельствующие о том, что Берлинская стена была построена по прямому требованию Хрущева. Согласно позже опубликованным протоколам, 1 августа 1961 г. Ульбрихт имел долгий телефонный разговор с советским руководителем.

Хрущев пребывал в сильном раздражении. Последние данные свидетельствовали, что только в 1960 г. сталинистское государство покинули более 200 000 восточных немцев. Это разозлило Генерального секретаря Советской коммунистической партии: «Два года назад, когда я выступал на вашей партийной конференции, все было под контролем. Что случилось?»

Ульбрихт, знавший этого советского диктатора украинского происхождения еще со времен, проведенных в Москве, отозвался о ситуации замечательно сухо. Он ответил: «Люди выдвигают требования, которые мы просто не можем выполнить». Даже коммунисты могут быть реалистами и признавать, что никакая политическая система, какой бы авторитарной она ни была, не может выдержать массового несогласия народа.

Но Хрущеву было не до этого. Объяснение Ульбрихта его не удовлетворило. Хрущев вышел из системы, где воля Генерального секретаря – закон, а неподчинение наказывается длительным пребыванием в Сибири, а то и чем похуже. Так и теперь: в ответ он загремел, что Берлин необходимо отрезать от остальной страны и что Ульбрихт должен безотлагательно построить железную стену вокруг города.

Ульбрихт, живший в Москве во времена сталинских погромов, подчинился приказу. Началось строительство. Такова политика тоталитарной автократии. Во время короткого телефонного разговора, в результате того, что Хрущев вышел из себя, было принято важнейшее геополитическое решение.

Десять дней спустя, в пятницу 11 августа, Каснеры возвращались после отдыха в Баварии у матери Герлинды. Они ездили туда на своем автомобиле «Фольксваген-жук». Хорст заметил, что вокруг необычно много солдат. При пересечении границы они видели, что в лесу сгружали и складывали большие катушки колючей проволоки. Их снедала тревога; казалось, вот-вот что-то должно случиться. Это были последние каникулы, которые Каснерам суждено было провести с бабушкой Гертрудой. Два дня спустя, в воскресенье 13 августа, когда Каснеры собирались в церковь, до них дошла новость о том, что коммунистический режим выстроил то, что было названо в сообщении «антифашистской защитной стеной».

Ангела, которой тогда только что исполнилось семь лет, помнит этот день, пошатнувший основы ее мира. «В то воскресенье отец читал проповедь. Атмосфера в церкви была ужасная. Я никогда этого не забуду. Люди плакали. Мама тоже плакала. Мы не могли понять, что произошло». А произошло событие почти беспрецедентное в человеческой истории. Целая страна была обращена в тюрьму. Помимо укрепления границы колючей проволокой и наблюдательными вышками, весь Западный Берлин был обнесен 155-километровой стеной высотой четыре метра. В демократических государствах первейший долг правительства – защищать своих граждан, но в Восточной Германии правила были иными. Многие ее подданные были убиты государством, когда пытались убежать из страны. За 28 лет существования стены 173 немца были застрелены при попытке перелезть через нее.

Вилли Брандт назвал Берлинскую стену «стеной позора». Кроме того, он сделал блестящий ход политического символизма: расклеил по городу плакаты с фотографией Вальтера Ульбрихта и его собственными словами: «Никто не собирается возводить стену». Эти плакаты были ясно видны с восточной стороны, но в остальном Запад был бессилен и не мог сделать в ответ ничего существенного.

Возведение Берлинской стены стало, как она позже сказала, «первым политическим воспоминанием» Ангелы Меркель. Холодная война вступила в новую фазу, и жизни уже никогда не суждено было стать прежней. По крайней мере, до 1989 г.

Глава 2
В тени Берлинской стены

«Мое имя произносится Ангéла, – настаивала маленькая девочка, – с ударением на втором слоге, Ангéла». Хельга Габриель, учительница музыки, вздохнула; вид у нее был немного усталый. Она назвала эту семилетнюю девочку «Áнгелой», с ударением на первом слоге. Но ее ученица отличалась перфекционизмом и могла иногда быть очень занудной; в ней можно было разглядеть многие черты Люси из американского комикса «Мелочь пузатая» или Лизы из мультсериала «Симпсоны». Музыка не была ее любимым предметом, да и успехов особых в ней она не демонстрировала, хотя фрау Габриель признавала, что у маленькой фрейлейн Каснер «неплохой певческий голос». Может быть, она проявляла излишний энтузиазм (она всегда хотела быть лучшей) и слишком много говорила. Но учительница не слишком расстраивалась. Ангела – или Кази, как называли приятели дочь пастора, – как правило, была хорошей ученицей. Она была из тех, кто продолжает записывать, когда остальные дети начинают шуметь и хулиганить; как говорят, взрослая голова на детских плечах, чье поведение иногда могло показаться ханжеским. Но в целом она была довольно милой девочкой, хотя и немного властной. Учительница готова была мириться с нечастыми проявлениями апломба.

Жизнь в школе имени Гёте была бедна событиями, и появление ученика, демонстрирующего напористость и инициативу, всегда приветствовалось. Ангела, безусловно, демонстрировала и то и другое. Она продолжала блистать в математике и русском языке и даже участвовала в бесчисленных состязаниях, организованных весьма конкурентной образовательной системой Восточной Германии. Но иногда ей случалось покидать реальную почву. Она от природы была неловкой девочкой и даже ходила слегка неуклюже, поэтому ее намерение стать фигуристкой было встречено с молчаливым изумлением.