А вот в качестве доказательства второго его визита в усадьбу в конце августа 1830 года приводят рисунок художника Николя де Куртейля, оформлявшего юсуповский дворец. На небольшом рисунке (41×54 см) мы видим князя Юсупова в Архангельском, принимающего поздравления с праздником от благодарных крестьян. Пушкин якобы изображен в правой части рисунка – невысокий человек с курчавой головой и бакенбардами, да к тому же вместе с Вяземским (персонаж в очках), что дало повод утверждать об их совместном визите в усадьбу. Однако это лишь предположение, ибо сам художник подтверждения подобной версии не оставил. Но если Пушкин и Вяземский и приезжали в Архангельское, то, вероятно, 28 или 29 августа 1830 года, исходя из хронологии жизни поэта.

Интересно, что в том же 1830 году Пушкин публикует в «Литературной газете» стихотворение «К вельможе», посвященное Николаю Юсупову. В нем автор отдает должное князю как одному из ярчайших деятелей своей эпохи:

(…)
К тебе, приветливый потомок Аристиппа,
К тебе явлюся я; увижу сей дворец,
Где циркуль зодчего, палитра и резец
Ученой прихоти твоей повиновались
И вдохновенные в волшебстве состязались.

Ты понял жизни цель: счастливый человек,
Для жизни ты живешь. Свой долгий ясный век
Еще ты смолоду умно разнообразил,
Искал возможного, умеренно проказил…

Стихотворение это было в штыки принято московскими литераторами. Николай Полевой, издатель «Московского телеграфа», вскоре ответил Пушкину обидным памфлетом «Утро в кабинете знатного барина» (цензора С.Н. Глинку, пропустившего эту статью, возбуждавшую «по дерзким и явным намекам на известную особу по своим заслугам государству… негодование всех благомыслящих людей», выгнали с работы). Александр Сергеевич критики не принял: «Пушкин говорил М.А. Максимовичу, что князю Юсупову хотелось от него стихов, и затем только он угощал его в своем Архангельском. – "Но ведь вы его изобразили пустым человеком!" – "Ничего! Не догадается!". Пушкин смеялся над Полевым, который в известном послании "К вельможе" видел низкопоклонство», – писал Вяземский.

Из Петербурга не замедлил высказаться и Булгарин. Пушкин собирался ответить непонятливым коллегам критической заметкой «Опровержение на критики», но так и не закончил ее. Уже позднее, после смерти поэта, в 1844 году Виссарион Белинский сполна расплатился с критиканами: «Некоторые крикливые глупцы, не поняв этого стихотворения, осмеливались в своих полемических выходках бросать тень на характер великого поэта, думая видеть лесть там, где должно видеть только в высшей степени художественное постижение и изображение целой эпохи в лице одного из замечательнейших ее представителей».

В Архангельском Пушкин мог бывать и в другие дни, ибо усадьба при Юсупове превратилась в центр московской светской жизни, один театр Гонзаго чего стоил, а сегодня это единственное в мире сохранившееся собрание декораций мастера. Великолепный зрительный зал театра был рассчитан на 400 человек. Юсупову завидовали – мало кто мог позволить себе пускать деньги на воздух в таком количестве в буквальном смысле: летними вечерами небо над Архангельским расцветало яркими огнями фейерверков. А балы, маскарады, празднества… Интересно, что когда старый князь скончался, Пушкин в письме Плетневу от 22 июня 1831 года высказался о нем более чем определенно: «Мой Юсупов умер».

Последними владельцами усадьбы были правнучка князя Зинаида Николаевна Юсупова и ее супруг – князь Феликс Феликсович Юсупов-Сумароков-Эльстон, принимавшие у себя В.А. Серова, К.А. Коровина, К.Е. Маковского и других художников, а также многих видных деятелей русской культуры. В память о Пушкине в Архангельском в 1903 году появились Пушкинская аллея и бюст поэта, на котором выбиты строки, посвященные Юсупову:

К тебе, приветливый потомок Аристиппа,
К тебе явлюся я…
…Ступив за твой порог,
Я вдруг переношусь во дни Екатерины.
Книгохранилище, кумиры, и картины,
И стройные сады свидетельствуют мне,
Что благосклонствуешь ты музам в тишине,
Что ими в праздности ты дышишь благородной.

Примечательно, что владельцы Архангельского завещали «в случае внезапного прекращения рода все наше движимое имущество, состоящее в коллекциях предметов изящных искусств, редкостей и драгоценностей, собранных нашими предками и нами», передать в собственность государства для «удовлетворения эстетических и научных потребностей Отечества». Так было задумано в 1900 году. Завещание (уникальный случай!) исполнилось в 1917 году еще до прекращения рода (род пресекся в 1967 году в Париже со смертью князя Феликса Феликсовича Юсупова, сына Зинаиды Юсуповой). Сегодня усадьба Архангельское является музеем и единственным в своем роде сохранившимся цельным архитектурно-парковым ансамблем XVIII–XIX века в Московской области.

План двора дома действительного тайного советника князя Н.Б. Юсупова, 1802. (Центральный исторический архив Москвы)

Аналогичная судьба и у юсуповского дворца в Большом Харитоньевском переулке. Нынче здесь также музей, посетителям которого открывается уникальная возможность своими глазами увидеть богатое убранство дворца – величественный Тронный (или Царский) зал с ликами русских монархов, Охотничий и Красный залы, Гербовую комнату (бывшая гостиная Зинаиды Юсуповой), Трапезную, Китайскую гостиную в красно-зеленых тонах и кабинет князя, Портретную комнату с изображениями разных представителей рода Юсуповых, а еще изящную парадную лестницу со стерегущими тайны дома львами. На третьем этаже расположен домовой храм, из окон которого открывается прекрасный вид сверху на весь дворец и двор.

Отсюда, быть может, Николай Борисович Юсупов взирал на толпу своих рабов, приходивших с хлебом-солью и поздравлениями по большим праздникам, и… на маленького Сашу Пушкина.

«На уроки танцевания к Трубецким»
Покровка улица, 22

По этому адресу расположена усадьба Апраксиных-Трубецких. Здесь Александр и Ольга Пушкины бывали в детстве, в 1809–1810 годах. Сестра поэта вспоминала, что «родители возили их на уроки танцевания к Трубецким (князю Ивану Дмитриевичу)». В детские годы Пушкина князь и действительный камергер Иван Дмитриевич Трубецкой жил в этом доме на Покровке до своей смерти в 1827 году. Трубецкой приходился троюродным дядей Александру Пушкину (по отцу Сергею Львовичу).

«Дом-комод» на Покровке в 1836 году. (Центральный архив научно-технической документации Москвы)

Вычурный и грузный внешний вид дома дал прозвище и его владельцам. Их прозвали «Трубецкие-Комод». «Комодами» звались все члены семьи Ивана Дмитриевича: его жена Екатерина Александровна (урожденная Мансурова), сыновья Николай, Юрий, дочери Аграфена, Александра и Софья.

Действительно, квадратный дом Трубецких напоминал современникам комод (хотя еще в конце XVIII века его называли ни больше ни меньше как «московский Зимний дворец»). «Москва всех людей метила по-своему. Дом был комод, и Трубецкие стали Трубецкие-Комод, а старика Трубецкого звали уже просто Комод. Трубецкие-Комод жили в своем доме-комоде тремя поколениями; старик, крепконосый, сухой, был уже очень дряхл и глух; всем в доме распоряжалась дочь, сорокалетняя девица Анюта. Александр часто встречал на прогулках Николиньку Трубецкого, гулявшего с гувернанткой. Они познакомились, тетка прислала Сергею Львовичу любезное письмо, и Александр стал бывать у Трубецких. Николинька Трубецкой был мал ростом, ленив и толст, желт, как лимон. Старый дед доживал свой век и крепко зяб, поэтому зимою непрерывно топили, а летом не открывали окон. Слуги ходили по дому как сонные мухи. В комоде было тихо, душно и скучно. Казалось, и молодые вместе со стариком доживают свой век. Николинька не играл в мяч и не бегал взапуски, он был сластена, лакомка, и нежная тетка его закармливала», – писал Юрий Тынянов. Интересно, что на танцевальных вечерах у Трубецких бывал и маленький Федя Тютчев, живший неподалеку, в Армянском переулке.

Усадьба Апраксиных-Трубецких на Покровке сформировалась в результате покупки в 1764 году графом М.Ф. Апраксиным небольших соседних владений. На одном из них, в 1760 году принадлежавшем поручику Крюкову, стояли каменные палаты (вероятно, первая половина XVIII века). В 1766–1769 годах были выстроены в центральной части участка главный дом в три этажа и два одноэтажных флигеля по бокам (предположительно по проекту архитектора Д.В. Ухтомского, автора снесенных в 1930-е годы Красных ворот). Восточный флигель был перестроен из упомянутых старых каменных палат Крюкова, поэтому и оказался длиннее западного.

В 1772 году усадьбу приобрел князь Дмитрий Юрьевич Трубецкой, отец будущего «Комода» Ивана Дмитриевича. При нем в 1774–1775 годах строительство было завершено. Западный флигель, прежде короткий, был достроен; высота обоих флигелей была увеличена еще на один этаж. По задумке князя Трубецкого флигели соединили с главным домом переходами, после расширенными (до 1803 года). В торце восточного флигеля разместилась парадная лестница. В 1783-м парадный двор усадьбы был замкнут в глубине двухэтажным корпусом с проездом посередине, уже в советское время этот корпус надстроили третьим этажом.

Пушкин к тому времени, как начал заниматься танцами, совершенно переменился, став весьма резвым и непоседливым мальчиком. «Саша, был большой увалень, – утверждала Е.П. Янькова, – и дикарь, кудрявый, со смуглым личиком, не слишком приглядным, но с очень живыми глазами, из которых так искры и сыпались. Иногда мы приедем, а он сидит в зале, в углу, огорожен кругом стульями: что-нибудь накуролесил и за это оштрафован, а иногда и он с другими пустится в плясы, да так как очень он был неловок, что над ним кто-нибудь посмеется, вот он весь покраснеет, губу надует, уйдет в свой угол, и во весь вечер его со стула никто тогда не стащит: значит, его за живое задели, и он обиделся; сидит оденешенек».

Помимо дома Трубецких, брата и сестру Пушкиных возили заниматься танцами к Бутурлиным на Яузу, к Сушковым на Большую Молчановку (здесь Саша влюбился в Соню Сушкову) и на четверги к танцмейстеру Петру Андреевичу Йогелю, снимавшему зал в том числе и в Благородном собрании. И почти всегда Александр оказывался в центре внимания сверстниц: «Пушкин с сестрою учился танцевать в семействе князя И.Д. Трубецкого, на Покровке, близком к их дому и семейству. Княжны, ровесницы Пушкина, рассказывали мне, что Пушкин всегда смешил их своими эпиграммами, сбирая их около себя в каком-нибудь уголку. В этом доме я имел честь видеть часто мать и сестру Пушкина около 1820 года. Сестра славилась своим умом, живостью и характером между своими подругами», – вспоминал Михаил Погодин.

«Дом-комод» на Покровке является не только хорошо сохранившимся памятником пушкинской Москвы, но это еще и редкий, совершенно необычный памятник русской архитектуры позднего барокко второй половины XVIII века, единственный в своем роде. Вспомним, что расцвет барокко, который характеризуется такими свойствами, как грандиозность и пышность, патетическая приподнятость и пристрастие к эффектным элементам, совмещение иллюзорного и реального, пришелся на гораздо более ранний период – первую половину XVIII века, а с 1760-х этот стиль вытесняется классицизмом. Вот почему дом на Покровке еще до превращения его в «комод» прозвали «московским Зимним дворцом». Зимний, главный императорский дворец в Петербурге был построен Растрелли в 1754–1762 году также в стиле барокко. Динамичная ордерная композиция, рисунок деталей, уникальное для Москвы богатство оформления «дома-комода» напоминают самые знаменитые дворцовые здания того времени.

Однако русское барокко не знает таких объемно-пространственных решений в архитектуре жилых зданий. Даже петербургские дворцы 1750–1760-х годов строились на прямоугольных планах. Что же касается «дома-комода», то его криволинейные помещения разной формы и размера составляют основу планировки, а изгибы их стен непосредственно выражены в объеме здания. Эти выступы, в частности, подчеркнуты колоннами с характерным для эпохи сложным ритмом их повторения. На угловых выступах колонны и фронтоны ориентированы диагонально, что усиливает пластическое богатство здания. Крупные наличники и пышная лепнина почти целиком заполняют стены, особенно со стороны двора. Архитектурная ценность «дома-комода» как памятника русского зодчества подчеркивается и необычной для жилого здания деталью – лепными раковинами в нишах первого этажа.