– Формулируй свои вопросы чётче, Софи. У собеседника может возникнуть ощущение, что ты не хочешь продолжать разговор, задавая столь односложные вопросы, – устало проговорил Реджинальд. Он продолжал придерживать дверцу, и по его сцепленным пальцам было заметно, как он был раздражён. – Этот вопрос действительно требует ответа? – он сделал значительную паузу. Я молча смотрела на него, ожидая продолжения монолога, по-настоящему заинтересовавшись в ответе. Реджинальд подался вперёд, изучающе прищурившись. – Не разочаровывай меня. Спроси, что посложнее, – он выпрямился, нацепив непроницаемую маску высокомерия.

Я повернула голову в сторону, пытаясь выискать приспешников Роджера, которые исчезли, словно их вовсе не было. Окинув внимательным взглядом всю территорию кладбища, повернулась к Реджинальду. Он стоял в том же положении, что и минуту назад, не шевельнув ни единой мышцей лица или тела, напоминая скорее акулу, чем человека. Акулу, затаившуюся в глубине океана, ожидающую каплю крови, чтобы броситься на свою жертву.

– Куда мы отправляемся? – я аккуратно схватилась за ручку двери и заняла предложенное место на переднем сидении авто.

– Для начала заглянем в прошлое… – Реджинальд резко захлопнул дверцу. Я вздрогнула от внезапного звука, отдавшегося в голове звонким выстрелом из пистолета. Сжав ладони вместе до побелевших костяшек, пронаблюдала за быстрым передвижением Бруно-Оделла. Он обогнул автомобиль, отворил дверцу со стороны водителя и забрался в салон, кинув короткий взгляд на сцепленные руки. – В поместье Эпуларио, – добавил Реджинальд, заводя мотор. Я заворожённо наблюдала за тем, как Бруно-Оделл выехал на дорогу, ведущую к городу. Он искусно вёл машину. Для меня был удивителен тот факт, что Реджинальд умел водить, поскольку он круглосуточно находился в своём закрытом жилище на протяжении нескольких лет подряд и этот навык не был ему полезен или так необходим. – Даже не поинтересуешься, зачем мы едем в поместье? – разрезал тишину слегка удивлённый голос.

– Зачем? – моргнула, избавившись от своих раздумий, посмотрев на Реджинальда. Он перехватил взгляд, едва дёрнув бровью и вновь нацепив маску абсолютного спокойствия и уверенности.

– В кабинете Самуэля Эпуларио хранятся интересующие меня схемы города.

– Нет кабинета Самуэля, – я резко посмотрела на собеседника, почувствовав раздражение. Мои руки разжались и на несколько секунд перестали дрожать. – Это мой кабинет, в котором хранятся его вещи, – исправила Бруно-Оделла, отчётливо проговаривая слова.

Уголки губ Реджинальда дёрнулись в едва заметной улыбке.

– Я понял тебя, – он кинул снисходительный взгляд, сворачивая на нужную улицу. Я отвернулась, ещё ощущая остатки внезапного раздражения и потому предпочтя рассматривать здания, проносящиеся мимо нас, пытаясь отвлечься.

Созданную тишину никто не нарушал. Серые дома мелькали в окне, и, глядя на них, я поняла, что голова вновь закружилась. Откинувшись на подголовье сидения, постаралась расслабиться, бездумно рассматривая здания.

Мысли текли медленным потоком. Слыша лишь гул мотора и порывы ветра за окном, я подумала, что впервые за долгое время оказалась абсолютно свободной. Реджинальду требовались лишь схемы, сохранившиеся после Самуэля, и я поняла, что после того, как он заполучит их, я останусь одна. Полиция больше не преследовала, я оказалась полностью свободна. Неожиданно возникло желание покинуть Блэкхоулл. В городе оставались родные мне люди, друзья и знакомые, но я признала, что моё отсутствие никак не скажется на их жизнях, что лишь подкрепляло уверенность в желании. Внезапная мысль бросить всё в этом городе и сесть на первый попавшийся поезд заставила улыбнуться. Я представила, сколько перспектив открывалось впереди: любой город, любая страна. Это была новая глава, которую я была готова открыть. Возможность, чтобы начать всё сначала. В какой-то момент размышления о возможном отъезде из Блэкхоулла я поняла, что дышать стало легко, словно с груди исчез груз, что тянул вниз. В мыслях царило абсолютное спокойствие. Я со слабой улыбкой разглядывала улицы, подмечая зелёные листья на деревьях и лучи солнца, пробивающиеся сквозь весенние облака.

Мы выехали на дорожку, ведущую к поместью. Реджинальд плавно подъехал к самому входу в дом, аккуратно притормозив и заглушив мотор. Шевелиться и нарушать созданный комфорт, поднимаясь с насиженного места, не хотелось, я боялась потерять это чувство умиротворения, окутавшего, точно тёплое одеяло.

– Идём? – вернул в реальность голос Реджинальда. Я повернула голову в его сторону и потянулась к ручке двери, намереваясь выйти, заметив изучающий взгляд холодных глаз.

– Идём, – выбралась из салона и шагнула к дому, доставая ключи, раздумывая над тем, стоит ли оставлять прощальную записку Людовику. Реджинальд уже стоял у входа, ожидая с безразличным выражением лица.

Ключ повернулся в замке, дверь легко открылась. Мы зашли внутрь. В доме стояла тишина и прохлада. Голова закружилась. Я потянулась к вискам, чувствуя подступающую слабость, которая, как оказалось, никуда не делась, отступив на некоторое время. Бруно-Оделл, с едва заметным восхищением разглядывающий стены и потолок, неожиданно посмотрел на меня.

– Кабинет находится на втором этаже? – словно для галочки поинтересовался он, шагнув к лестнице. Его вопрос не требовал ответа, и я молча последовала за ним, усиленно моргая и отгоняя появляющуюся темноту перед глазами.

– Здесь не прибрано, – опередила Реджинальда и зашла в библиотеку. Он ступил в комнату следом, едва дёрнув бровью. Я остановилась сразу за порогом комнаты, посмотрев на Бруно-Оделла. Он сосредоточенно разглядывал мебель, немного задержав внимание на нескольких книгах, стоящих в полках.

– Думал, будет хуже, – только и произнёс, сразу же двинувшись к кабинету.

– В каком смысле хуже? – я не сдвинулась с места, с подозрением посмотрев на Реджинальда.

– Целую неделю ты посвятила душевным терзаниям, – он обернулся, спокойно посмотрев в ответ. – Думал, что урон от твоих стенаний будет нанесён в большей степени, чем лёгкий беспорядок и пыль, – он выждал паузу, после чего нетерпеливо выдохнул, указательным пальцем ткнув в закрытую дверь кабинета. – Мы можем, наконец, заняться делом?

Едва улыбнувшись, я неторопливо подошла к нему.

– Ты знаешь, что в кабинете хранятся старые чертежи Самуэля, но не можешь открыть дверь? Серьёзно? – сомнений в том, что Бруно-Оделл изучил не только меня, но и поместье, не возникало. Анна была его помощницей и тайной шпионкой, якобы помогая мне по дому, наводя порядок. Я была практически уверена в том, что она смогла вскрыть замок кабинета, обнаружив что-то важное для Реджинальда и сообщив ему об этом.

Уголки губ Реджинальда изогнулись в слабой улыбке.

– Элементарная вежливость, – он склонил голову вбок. – Рассчитывал, что тебе понравится.

Натянуто улыбнувшись, я раздражённо кивнула, подтвердив свою теорию о проникновении Анны в кабинет.

– Открывай дверь, – скрестила руки на груди, перестав улыбаться, испытывая лишь неприязнь.

Реджинальд чему-то улыбнулся, опустив глаза. В его руке блеснул ключ, словно он ждал подобного исхода и был заранее к нему готов. Продолжая улыбаться, Бруно-Оделл отворил дверь и шагнул в кабинет, гордо вскинув голову. Я медленно последовала за ним, наблюдая за тем, как он проворно подошёл к шкафу, нашёл необходимый ящик и достал свёрнутые чертежи, точно зная, где они находились. Аккуратно развернув бумаги на столе, он стал изучать их, склонившись над ними, водя указательным пальцем по линиям, что-то просчитывая, беззвучно шевеля губами. Я нахмурилась, увидев Бруно-Оделла в таком знакомом положении, и словно окунулась в прошлое, где Роджер был ещё жив, а Реджинальд не находился под действием отравляющей сыворотки Вудмана. Тяжело выдохнув, почувствовав внезапную тяжесть в груди, я шагнула к столу и бегло рассмотрела чертежи.

– Что ты будешь делать с этим?

Реджинальд резко поднял глаза и выпрямился.

– Не я, – удивлённо произнёс он. – Мы.

– Мы? – я моргнула, подумав, что мне послышалось.

Реджинальд слегка нахмурился.

– Ты входишь в мои планы, думал, это очевидно.

– Хм, – только и смогла произнести, нервно дёрнув одним уголком рта. Моё лицо исказилось гримасой растерянной грусти, из-за чего я шагнула ближе к окну, взглянув в него, почувствовав острую нехватку дыхания. Сердце норовило выскочить из груди. Меня охватила нарастающая дрожь, по которой я ощутила приближение панической атаки, непонятно чем вызванной. Идея исчезнуть из Блэкхоулла со звоном разбилась в мыслях.

– Мне комфортно с тобой, разве это не понятно? – неожиданно спросил Реджинальд, привлекая внимание. Я повернулась к нему, обняв себя за плечи, стараясь унять нарастающую панику. Бруно-Оделл бросил короткий взгляд на подрагивающие руки. – Если поможешь мне сейчас найти здание старых городских часов в этих чертежах, то у нас появится несколько свободных минут, чтобы ты смогла поесть. Уверен, что глюкоза поможет избавиться от этой нелепой дрожи, которая то и дело застаёт тебя врасплох, и от которой ты так забавно трясёшься, – он едва приподнял уголки губ вверх, взглянув с насмешкой.

Я раздражённо выдохнула, возмущённая колким замечанием:

– С чего ты взял, что я вообще соглашусь тебе помогать?

– Ты уже согласилась, когда закрыла собой того мальчишку, предложив себя в обмен на его жизнь, – он склонил голову, словно устав от долгого разговора.

– Ты обманул меня. И это была вынужденная мера без права выбора.

– Возможно, – Реджинальд сделал паузу, задумавшись на секунду. – Соглашусь с этим, но ты сделала свой выбор ещё раньше, когда только отправилась в бункер, а после – на кладбище, – светло-зелёные глаза смотрели с уверенностью; Бруно-Оделл предугадывал любой комментарий или действие на свои слова. Я задумалась, стараясь просчитать, как он смог узнать, что я посетила бункер до того, как отправилась на кладбище, ведь Анна не отправилась вслед за мной и не сообщила об этом Реджинальду. Он, в свою очередь, сделал шаг навстречу. – Это был твой выбор. И ты осознанно приняла его. Знаешь почему? Тебе так же комфортно находиться со мной, как и мне с тобой.

– А Анна?

– Формулируй вопросы точнее, прошу тебя, – он недовольно скривился, закатив глаза.

– Ты не оставил ей выбора, вручив револьвер с убедительным предложением сыграть в русскую рулетку.

– Кто знает, за кем останется победа, – Реджинальд изящно взмахнул рукой, едва улыбнувшись. – За Анной или смертью.

Он перестал улыбаться, нацепив высокомерно-скучающее выражение лица. Раздражение, охватившее с ног до головы, стало разгораться сильнее. Я медленно выдохнула в попытке успокоиться, сдерживая желание ударить Реджинальда, беспокоясь о сохранности своих костяшек рук.

– Каким ты был высокомерным, чёрствым и холодным, таким и остался, – чётко выговорила каждое слово, раздражаясь ещё больше, не прерывая зрительного контакта. – И даже сыворотка Вудмана здесь ни при чём. Она не могла испортить то, что уже испорчено.

Реджинальд расплылся в довольной широкой улыбке.

– И чему ты улыбаешься?

– Посредством точечного раздражения я смог вывести тебя из состояния уныния. Посмотри на свои руки, – Реджинальд подошёл ближе, подхватив ладони и легко сжав их, показывая мне. – Никакой дрожи, – он посмотрел в глаза, что-то высматривая в них. – Никаких сомнений.

Его глаза возбуждённо расширились от осознания собственного успеха. Он стоял так близко, что я смогла уловить запах коры дуба с едва ощутимой розой в его одеколоне, отметив про себя, что аромат совершенно не походил на запах Роджера, от которого всегда пахло лишь теплом, кровью и лёгким дымом от фейерверка.

– Ты прав. Никаких сомнений, – кивнула я, глядя в его глаза. – Сомнений в том, что я хочу ударить тебя, нет.

Реджинальд подвинулся чуть ближе, держа за ладони, притягивая к себе, не прерывая зрительного контакта.

– Можешь ударить, если это доставит тебе эмоциональное удовлетворение и поможет прийти в себя, – он разжал свои руки, с интересом замерев, ожидая реакции.

– Ты же знаешь, что я ударю, – я сощурилась.