Слушая жужжание шмелей, старательно ухаживающих за ярко-жёлтыми цветками акации, Лиза любовалась ритмом теней, которые отбрасывали старые тополя. Девочка сняла их на телефон и отправила фото Наталье Владимировне.

«Видеть прекрасное в обыденном – это дар», – прилетело в ответ.

И следом фотография нежного пудрового бутона розы, цветущего на залитом солнцем подоконнике.

«Красота!» – отозвалась Лиза.

«На самом деле горшечные растения я не очень жалую. Все эти полей, порыхли, надолго без внимания не оставляй. Не люблю я в земле возиться. Эта особа – исключение. И, кажется, она всё понимает, и в благодарность цветёт практически круглый год».

Лиза вспомнила о загубленном кактусе, который ей во втором классе на день рождения подарил мальчик со школы, и в голос рассмеялась.

«Да уж. Понимаю. Ой! А если вы с землёй дел иметь не хотите, зачем вам тогда дача?» – девочка тут же пожалела, что отправила сообщение. Вдруг учительница передумает с арендой и… Перестанет с ней общаться.

«Ну, на дачу ведь ездят не только в огороде пятой точкой загорать. Я своё уже отработала и на пенсии предпочитаю отдыхать. А с книжкой в кресле под тенью яблонь, так это прямо мечта».

Лиза нахмурила одну бровь.

«Пятой точкой», леди, вы из какого века?» – ухмыльнулась про себя девочка. Хотя это ей показалось даже милым.

Она представила бабушку с аватарки, сидящей в плетёном кресле в саду. Лизе так захотелось, чтобы кресла было два, и ещё столик с резными ножками. Она бы приготовила чай. В жару – самое то, чтобы утолить жажду и вести задушевные беседы. Кажется, только что мечта Натальи Владимировны о летних деньках в саду стала и мечтой Лизы.

Она так глубоко вздохнула, что не удержала телефон, и он выскользнул из тонких пальцев. Оторопев, Лиза наблюдала, как верный друг, служивший ей столько лет, медленно летел на брусчатую дорожку и как по закону подлости жёстко приземлился «маслом вниз».

«Если какая-то неприятность должна произойти, она обязательно произойдёт», – пронеслось в голове у Лизы, застывшей над пострадавшим. Она с минуту гипнотизировала его взглядом, пытаясь отмотать киноплёнку назад, чтобы держать покрепче бесценную связующую нить с учительницей, но тщетно.

Телефон не подавал признаков жизни. Она мысленно обвела его мелом и закинула то, что осталось, в поясную сумку. Закрыв лицо руками, она уронила голову на колени и разрыдалась, словно позволив той боли, что накопилась за два с лишним года, выплеснуться наружу. Медный хвостик на затылке вздрагивал в такт всхлипываниям снова и снова. Когда Лиза притихла, она чувствовала, как хрипит в горле, будто через него вышел тяготящий комок с острыми ранящими краями.

Девочка распрямилась. Невероятно, но ей стало легче. До неё дошло: неприятность с телефоном как бы странно это ни звучало, помогла ей, наконец, по-настоящему прожить, прострадать то, что обрушилось на неокрепшие плечи страшным апрельским утром, когда мама так и не доехала до работы.

Пустота никуда не делась, но там как будто кто-то прибрался: вытер пыль на подоконнике, помыл полы и даже в знак надежды, что всё ещё может измениться, поставил у окна горшок с розой, которая готовилась вот-вот зацвести.

Ей захотелось спросить, приходилось ли новой знакомой чувствовать пустоту внутри, но желание разбилось о погибший телефон.

Лиза ещё долго бродила по окрестностям, пока урчащий живот настоятельно не приказал повернуть домой.

«Хм, домой… Интернат неспособен заменить ощущение дома, ведь главное – это не стены, а атмосфера и близость между теми, кто в нём живёт, – подумала девочка, взглянув на потрёпанное крыльцо общежития. И в этот момент она поняла важную вещь. – От пустоты получится избавиться только, если заполнить её чем-то ценным».

После обеда Лиза провела остаток дня, спрятавшись в библиотеке. В комнату, заставленную полками с книгами, в солнечный день никто не заглядывал, и она полностью погрузилась в выдуманный Хаксли «О дивный новый мир».

«А ты бы разве не хотела быть свободной?

– Не знаю о чём ты говоришь. Я итак свободна. Свободна веселиться, наслаждаться. Теперь каждый счастлив.

– Да, – засмеялся Бернард. – «Теперь каждый счастлив». Мы вдалбливаем это детям, начиная с пяти лет. Но разве не манит тебя другая свобода – свобода быть счастливой как-то по-иному? Как-то, скажем, по-своему, а не на общий образец?»

Этот вопрос заставил Лизу остановиться. Она перечитала отрывок ещё раз, отпечатывая в памяти каждое слово.

Ей нравились антиутопии. В них доводили проблемы до крайностей, красноречиво показывая варианты развития событий.

Перевернув последнюю страницу книги, Лиза была рада возвратиться в реальность – такую, какая есть – с проживанием боли потери, с возможностью любить, где эмоции не мешали, а, напротив, – делали человека человеком.

Мир не казался ей больше таким уж враждебным. Что-то изменилось.

Даже вечером в комнате близняшки не пытались вывести «Золушку» из себя. (Лиза знала, что они так называют её за глаза).

Она долго не могла уснуть, ворочаясь с бока на бок под скрипучее ворчание кровати.

«А вдруг мы не найдём друг друга? На путепроводе в летний сезон всегда толпится народ, а я временно без связи. Наталья Владимировна позвонит, а я даже ответить не смогу, не объясню, что случилось», – волновалась Лиза перед важной встречей и поездкой на бабушкину дачу.

Но ранний подъём накануне и усталость от насыщенного эмоциями дня всё же взяли верх.

Лизе снилась мама в любимом платье в мелкий горошек. Она стояла с соломенной сумкой у калитки и звала купаться. Девочка в те времена не расставалась с воздушным змеем и всегда радовалась ветерку. Это был как раз один из таких дней. Маленькая Лиза бросила лейку прямо у клумбы, расплескав воду на дорожку, пулей сгоняла в дом и через минуту уже шла рядом с мамой, неся под мышкой личного дракона.

– Отличное место дать ему полетать, – объявила девочка, когда они пришли на широкий, чуть покатый берег озера.

– Летай, милая! А я за тобой понаблюдаю, полюбуюсь, – отозвалась мама, заключив малышку в объятья.

«Летай, милая!» – прошептала Лиза, проснувшись за минуту до будильника.

Она впервые увидела маму со дня похорон. Пусть и во сне.

«Хороший знак», – подбодрила она себя.

Воскресный день она не начала привычным пролистыванием ленты в соцсетей. И не потому, что экран телефона разбился вдребезги. У неё просто не было больше причины убегать от реальности.

На путепроводе, как она и предполагала, оказалось народу, как на Красной площади – не протолкнуться. Но опасения Лизы не оправдались. Она сразу заметила слева от касс невысокую женщину с рюкзаком, которая энергично махала ей светлой панамой.

– Елизавета, добрый день! Узнала тебя по фотографии. – Наталья Владимировна приветливо улыбнулась так, что морщинки на лице поползли вверх, и показала Лизе аватарку, развёрнутую на смартфоне.

– Здравствуйте, – тихо произнесла девочка, и щёки её залились румянцем.

– Билеты нам я уже взяла, электричка отходит в 12–15. Мороженое хочешь?

К полудню солнце жарило, как печка в русской бане, казалось, что температура стремилась к сотне.

Лиза одобрительно кивнула, смахнув со лба капельки пота.

– Пойдём, я видела бабусю с сумкой-холодильником, – Наталья Владимировна ловко накинула рюкзак на плечо и пошла первой, пробивая дорогу сквозь толпу дачников.

– То, что надо. Спасибо! – Лиза с наслаждением впилась в мороженое, когда они успели занять сидячие места в электричке.

Правда, вскоре она уступила своё кресло девушке с ребёнком, на что получила одобрительную искорку в глазах спутницы.

Наталья Владимировна выглядела совсем нестарой, назвать её бабушкой у Лизы язык бы теперь не повернулся: панама в трендах текущего сезона, футболка с разноцветной пальмой и надписью Hawaii, лёгкие джинсы и кеды Scechers.

«Да, она одета посовременней меня!» – Лиза оглядела свой наряд сверху вниз: полинявший укороченный топ, устаревшие бриджи в обтяжку (сейчас все носили оверсайз), поясная сумка и кеды «no name» прямиком с китайского рынка. Кеды она купила не так давно, с первой зарплаты в летнем лагере, когда боевые Nike, сношенные до дыр на пятках, отправились на свалку. Остальные вещи были куплены ещё в той – прошлой жизни.

Лиза не могла оторвать глаз от Натальи Владимировны, которая прикорнула, склонив голову на стекло вагона. Девочке на миг показалось, что она едет на дачу вместе с родной бабушкой.

– Кажется… Туда. – Покрутившись по сторонам, предположила Лиза, когда они с учительницей вышли на станции Рябинино.

– Веди, если твоя фамилия не Сусанина, – ухмыльнулась женщина.

– Пушкина я, – виновато опустив глаза, добавила Лиза и пояснила свою растерянность. – Нас с бабушкой обычно мама на машине возила, на электричке я первый раз добираюсь.

– Возила… – лицо женщины дрогнуло, точно его пронзила вспышка головной боли. – Понимаю. Моя дочь тоже водила машину… – Наталья Владимировна тяжело вздохнула и замолчала.

Лиза ощутила, как заныла её пустота, словно отразив в зеркале то, о чём предпочла не говорить её спутница.

Чем дальше они уходили вглубь дачного массива, тем больше Лиза узнавала места: разноцветные палисадники, рябины, растущие вдоль улицы. Не зря ведь у станции такое название – Рябинино.

– Мы на правильном пути, – сообщила она, уверенно повернув на развилке направо.

– Путь всегда правильный, – задумчиво отозвалась Наталья Владимировна.

Девочка не уловила смысла слов, но уточнять не стала, что именно имела в виду женщина.

Гравийная дорога между дачными участками вскоре резко пошла вниз, и впереди показался такой же крутой подъём.

Лиза, не говоря ни слова, побежала со всей прыти, следуя велению сердца. Не задерживаясь в нижней точке, она влетела в горку по инерции и остановилась перед выцветшей калиткой. Той самой, в которой она во сне видела маму.

Обернувшись, Лиза помахала Наталье Владимировне. Женщина в ответ подбросила панаму в ясное небо и, ловко её поймав, тоже помахала.

Девочка почувствовала, как сердце затрепетало, как его заполнил свет, как на розе в пустой комнатке распустился нежный пудровый бутон с бархатными лепестками.

Дача, хоть и пребывала в запустении, женщине приглянулась сразу. Она по-хозяйски обошла палисадник, заросший травой и сорняками. Кое-где виднелись островки многолетников. Вдоль забора красовались васильки и дикие ромашки. Когда гостья зашла за дом, ахнула от изумления и восторга. Деревья стройными рядами возвышались до конца вытянутого участка. Раскидистые кроны у дома заглядывали на балкон второго этажа.

– Господи, как же тут хорошо! – Наталья Владимировна спряталась от зноя в тени яблонь и прикрыла глаза, вдыхая ароматы детства. Очень давно, когда она с родителями жила ещё на Кубани, у них на участке росли яблони.

Лиза подошла ближе. Ей тоже было хорошо, то ли от близости с учительницей, то ли от возвращения в место, где она была когда-то счастлива, то ли оттого, что она больше не ощущала себя пустой, а, может, и все вместе.

Ветерок зашелестел листьями, напомнив девочке о личном драконе, и она повернула к дому. Ключ дожидался на прежнем месте, только ей больше не требовалась помощь рассохшейся табуретки. Лиза выросла.

Поднявшись на мансардный этаж, она застыла на последней ступеньке. В её комнате ничего не изменилось: кровать с панцирной сеткой, застеленная покрывалом со зверушками, детские книги на полочке, стопки журналов и… воздушный змей. Он ждал её все эти годы.

– Дом, как и участок, конечно, требует внимания, – из-за спины донёсся мелодичный голос, – но мне тут очень нравится. Пойдём чаю выпьем. Отметим сделку.

Лиза в обнимку с личным драконом спустилась за Натальей Владимировной. Вместе они вынесли в сад с веранды небольшой круглый столик с резными ножками и стулья.

– Ой, а электричества, наверное, нет.

– Не волнуйся, разберёмся с этим позже.