Не верь, не бойся, не проси… (страница 5)

Страница 5

– Ладно-ладно, не ерепенься, – примирительным тоном сказал Виталий, – один, так один… Сейчас к тебе следователь придет…с дежурным адвокатом, ты думай, что говорить-то. Пока посидишь в камере.

Он открыл дверь следственного кабинета и крикнул в коридор:

– Дежурный, верни задержанного в камеру.

Появился тот же милиционер, что привел Павлова. Он взял за локоть Артема и молча повел по коридору. Подросток вернулся в клетку, а там Юрий, со своей улыбкой и сочувствием. «Видно его совсем не заботит свое дело, за которое задержали», – подумал юноша, но вслух ничего не сказал.

– Ну как? Послушал моего совета? Признался? – начал любопытный сокамерник.

– Наговорил на себя,– с заметным сожалением произнес Артем, – а вы же сами мне советовали.

– Молодец, молодец. Все на себя взял, не сдал никого? – лез с расспросами Юрий.

– Некого мне сдавать. Сказал, что был один,– нехотя выдавил из себя неопытный сиделец.

Но его сокамерник не унимался – подробно расспросил о показаниях, еще раз похвалил за то, что никого не сдал. В заключение посоветовал держаться этих признаний до конца, и не менять их ни при каких обстоятельствах. Затем он постучал в дверь, сказал дежурному, что хочет дать показания по своему делу. Юрия очень быстро увели и больше Артем его не видел. А тот уже сидел в кабинете с оперативниками Николаем и Виталием и с гордостью рассказывал, как расколол упрямого разбойника на преступление. Убедил его во всем сознаться и не менять показания на суде. Он был уверен, что делает полезное дело и надеялся на заслуженное вознаграждение. При этом никакого сожаления по поводу того, что помог недобросовестным милиционерам на длительный срок лишить свободы невиновного, он не испытывал. Зато когда через полгода после этих событий его единственного сына Николая арестовали за сбыт наркотиков возле школы №17, то возмущение «ментовским беспределом» было искренним. Он прекратил свое сотрудничество с оперативниками, так и не поняв «бумеранга судьбы» …

А примерно через час Павлов сидел в следственной камере перед следователем – молодой женщиной, лет двадцати пяти, невысокой, худой и симпатичной. И даже милицейская форма старшего лейтенанта не придавала ей строгости. Присутствовал и адвокат – тоже женщина, лет сорока пяти, сидящая с безразличным взглядом и явно куда-то спешащая. Следователь задавал вопросы и быстро-быстро записывал показания. Адвокат тоже что-то писал в блокнот, но молча, не задавая никаких вопросов. На все про все ушло не больше часа. Единственный вопрос следователя, который удивил подозреваемого: «Зачем вы надели на голову маску?». Артем на минуту задумался. Он понял, что теперь Нина Павловна не может уверенно сказать, что он ни при чем. В маске мог быть кто угодно…

– Так, чтобы кладовщица меня не узнала, – обреченно сказал подросток.

После допроса Павлова вернули в камеру. Теперь он был один и никто не мешал ему размышлять… «На хорошего адвоката у отца денег нет…, у брата тоже. Этот бизнес с пирожками дает возможность купить еду и одежду. Музыка отца никогда прибыльной не была, она больше для души. Сам я толком законы не знаю… Да и признался уже в том, чего не делал. Наверное, не правильно поступил, надо было говорить только правду. И стоять на своем. Но бьют ведь, сволочи, больно… И на теле, ни одного синяка, а внутри все болит. Долго бы я выдержал? Жаловаться на них бесполезно. Везде «свои, да наши». Что делать? Оставить все, как есть? Может, на суде сироту пожалеют? Несовершеннолетний, несудимый… Вдруг условно дадут?», – размышлял Артем, лежа на досках.

Со скрипом открылась дверь…

Глава 4. Арест, следствие, тюрьма… или предсказание сбылось

– Павлов, с вещами на выход, – скомандовал конвойный милиционер.

«С какими вещами? Звучит как прикол», – подумал про себя Артем. Он еще не успел потерять чувство юмора и считал смешным то, что впоследствии даже не вызовет легкой улыбки, а станет обыденностью в его жизни. Два милиционера, которые сопровождали задержанного, надели наручники, усадили в Уазик, привезли к зданию городского суда. Оно располагалось на улице Островского недалеко от «Главпочтамта» и отделения милиции, куда привезли Артема в первый день по задержанию. Раньше в этом двухэтажном каменном здании располагалась детская больница. Ирония судьбы – там, где когда-то лечили детей, теперь калечат детские души… Впрочем, не только детские.

Долго сидел в «боксике» – это такая же камера, как и в милиции, только маленькая и без спальных мест. Зато сняли «браслеты», а это уже какая-то степень свободы, которую Артем еще не научился ценить. Кроме деревянной лавки вдоль стены, никакой мебели. Сидел и ждал, когда за ним придут и вызовут к строгому и справедливому судье, который, конечно же, во всем разберется и его отпустит. Примерно так и думал наивный юноша. Наконец дверь открылась. Двое конвойных опять сковали руки наручниками и привели Артема в какой-то кабинет. Там за столом сидела уставшая полная женщина средних лет, облаченная в мантию судьи. Она смотрела каким-то обреченно безразличным взглядом в свои бумаги, а следователь зачитывал ходатайство об аресте подозреваемого. Прорезали, как говорится, слух слова «тяжкое и особо тяжкое преступление» и «может воздействовать на свидетелей и скрыться от уголовного преследования». Смысла их он до конца не понимал, но осознал, что его всерьез считают опасным преступником…

Десять минут, и судья произнесла: «выбрать меру пресечения заключение под стражу на два месяца». А он надеялся… На что? Думал, что эта опытная женщина, облеченная властью, не поверит следователю? На чудо? Детство кончилось – впереди взрослая жизнь, полная лишений. И никаких чудес… Сразу же после суда на специальной машине, сидельцы называют такие автозаками, повезли на Шуйскую улицу, в местный следственный изолятор. Артема, заперли в металлическом «стакане», это совсем маленький «боксик» с такой же маленькой лавочкой, рассчитанной на одного человека. Помимо Павлова в машине оказался попутчик лет тридцати, среднего роста и телосложения. Тот сидел на лавочке, как говорится, в гордом одиночестве, угрюмо уставившись в металлический пол. На ямах машину трясло, и Павлов ударялся телом то об одну, то другую стенку своей маленькой клетки. Наконец приехали. Какое-то время стояли перед большими железными воротами, которые вскоре словно челюсти монстра разошлись в разные стороны, а потом захлопнулись за арестантами, поглотив их в своем ненасытном чреве…

Опять ожидание в тесном, очень тесном «боксике», размерами чуть больше того, что в автозаке… Павлов даже не представлял, что такие существуют в современной тюрьме. Размеры метр на метр, стены изнутри обиты железом. Причем его словно пробивали гвоздями по всей площади, и острые края металла поцарапают руки любому, кто вздумает стучаться изнутри. Имеется и лавочка, словно в издевку, потому что на ней невозможно сидеть, даже широко раздвинув ноги, так как колени упрутся в стены с шипами. Артему пришлось стоять на полусогнутых ногах. Эта пыточная чуть не заставила его запаниковать, но он поборол в себе противное чувство страха. Просто стоял и ни о чем не думал. Вспомнились тренировки по каратэ, когда приходилось стоять примерно в такой же позе с закрытыми глазами и медитировать, стараться полностью отключить сознание. Получилось… Крики: «Выходи» не сразу дошли до мозга бывшего каратиста. Он открыл глаза и, полусогнувшись, вышел наружу.

Потом тщательный обыск – раздели догола, заставили присесть, потом нагнуться, раздвинуть ягодицы. Новобранцу все это казалось невероятным унижением, но он понимал, что за невыполнение требований сотрудников его накажут дубинками по спине. А это нехитрое резиновое орудие было в руках у каждого присутствующего на приеме арестованных. Наконец, куда-то повели. В специальной комнате выдали матрац, подушку, одеяло, тарелку, ложку, кружку… И вскоре Артем уже стоял перед одной из камер. Их было много, и они находились по обе стороны длинного и широкого коридора, покрашенного в зеленый цвет. Двери с глазками, обиты железом, и на каждой белой краской выведен номер.

– Руки за спину. Лицом к стене, – прозвучала команда от конвойного.

Открылась тяжелая дверь. Приказ: «Заходи» и дверь сзади закрылась… Теперь Артем был один перед сжившимся коллективом преступников, следящих за каждым его движением или словом в эти первые минуты знакомства…

– Здравствуйте,– негромко произнес новенький.

– Привет, привет.

– Ты откуда такой красивый нарисовался?

– Кто такой и по какой статье?

– Может ты подсадной?

Посыпались вопросы со всех сторон. Артем молча осмотрелся. Камера рассчитана человек на восемь. Прямо – двух ярусный сплошной лежак, слева туалет типа городского, кран для воды. Справа небольшой дюралевый столик для принятия пищи – две лавочки по обе стороны. Вся «мебель» тщательно вмурована в пол. Стены покрашены зеленой краской, но она местами облетела и видна штукатурка. Почерневший от времени когда-то беленый потолок. И какой-то специфический запах, характерный только для камер СИЗО. «Общая жилая площадь…» – эта фраза Павлову запомнилась из какого-то документа по обмену квартиры. Он любил иногда полистать старые фотографии и документы, «…не более двенадцати квадратных метров». С потолка ярко светила лампа дневного света. С нар, так здесь называют места для сна, на новенького смотрели пять пар озорных глаз, таких – же подростков, как и он сам.

– Я, Артем Павлов из Кинешмы…арестовали за разбой.

– Ни фига себе, – при этом еще и присвистнул, один из подростков, – к нам сам Соловей-разбойник пожаловал.

– По утрам будешь нас будить …свистом, – послышалось с верхней полки, – или кукарекать?

– Ни кукарекать, ни свистеть я не буду, – насупился Павлов, – и стучать – тоже.

Видя, что места на нижних нарах все заняты, он бросил все, что ему выдали на свободное место на втором ярусе. Внутренне приготовился к возможной атаке со стороны своих новых соседей… Воцарилась временная тишина. Затем с нижних нар поднялся крепкий и довольно высокий подросток, лет семнадцати. Одет он был в простенький спортивный костюм черного цвета. Голова обрита наголо, впрочем, как и у других арестованных. На это Артем обратил внимание только сейчас. Сиделец погладил ее правой рукой и произнес:

– Если вправду так, то молодца, меня Максом все зовут. И протянул руку.

Напряжение сразу спало, а когда, отвечая на вопрос нового знакомого, Артем назвал своих знакомых… То к нему после этого со словами: «Я этого знаю», стали подходить и другие пацаны и протягивать руку для знакомства – Денис, Виталий, Олег, Михаил. Знали они, кстати, одного Дениса Нещадимова. Видимо слава о его бесстрашии бежала впереди его.

– А меня тоже обреют наголо? – спросил Павлов.

Мальчишки засмеялись, а Макс сказал:

– Это по желанию, насильно бреют только в кино. Просто так удобнее, не надо заморачиваться о прическе, да и вши не заведутся. Мы сами друг друга бреем, хочешь, и тебя обработаем.

– Да не сегодня, впечатлений и без этого с избытком, – ответил новенький.

– Ну, тогда давай познакомимся поближе, – начал Макс,– сам я с Вичуги, арестован за причинение тяжких телесных повреждений. В этой камере меня выбрали старшим. Остальные пацаны из Кинешмы – Денис, Витек и Мишка сидят за кражи, а Олег – за наркоту. Все мы первоходы неопытные, правда, я крутился с авторитетными людьми. Меня удивило, что тебя самого земляки в лицо не знают. Ведь не Москва…

– Ну, вот сейчас пригляделся, Дениса и Мишку где-то видел. А с Витьком даже вроде дрались…

– О, было дело компания на компанию после танцев, – смущенно начал Виталий, Артема-то он признал сразу, да не признался. – Нам тогда наваляли по-полной, с Темой были такие головорезы, что мама не горюй.

Мальчишки все засмеялись, а Максим сказал:

– Здесь выяснять отношения не будем в любом случае.

– Да я и не собирался, – ответил Витек. Он помнил, как Артем руками и ногами крушил его друзей. Да и самому ему неслабо прилетело.

– Я тоже не собирался, – сказал Павлов, – подрались и подрались. Бывает.