– Прекрасно тебя понимаю, Марита. У меня от отвращения колени тряслись, когда я нашего с тобой Зохара увидела. Так почему тебя учиться отправили? Ведь от наложниц вряд ли ждут высоких манер и знания географии.

Она раскатилась грудным вибрирующим смехом:

– Так я перепугалась, но знала, шо будет, если разозлю. Потому поздоровалась, как умела! «Здрасьте, говорю, государь добренький, благодарствую, говорю, шо меня выбрали» и поклонилася ему до земли. Меня так служанки научили, чтобы его умаслить. А он как вскипел! Побил меня немного, но потом остановился и говорит: «Красивая-то какая. Неужель ее невозможно научить нормально разговаривать?» И там какой-то дедок рядом подкрякал, что научить – это запросто. Вот меня сюда и отправили! Учиться, значит, чтобы сударя своими речами не беленить.

Я невольно смеялась над ее рассказом. Это же нарочно не разыграешь! Мне отсрочку дал титул и невзрачная внешность, а Мариту спасла красота и сельская безграмотность. Научить правильно говорить и изящно кланяться – не такая уж большая проблема, на это точно уйдут не годы. Но пока она здесь – она не там. И мне все зудело спросить: «А как там?», ведь Марита провела в замке демона несколько дней и точно знает больше моего. Но я не спрашивала, потому что очень боялась, что ответит такое, после чего мне действительно смерть медом покажется.

Характер у нее был немного странный – гораздо более эмоциональный, чем я замечала за людьми до сих пор. Марита то гоготала так, что стекла дрожали, то печалилась до такой степени, что и мне хотелось плакать, ее слушая.

– Эх, Айса, счастливая ты. Я бы тоже в жены хотела, если уж совсем не увернуться. Все лучше.

– Чем же лучше? – я на этот вопрос и себе не отвечала.

– Хотя бы тем, шо наложницы при демоне живут, пока молодые и красивые. А жены сами мрут, если до того сильно не разозлят. Чуешь разницу?

– Смотря от чего мрут, Марита, – неопределенно ответила я. – Но спорить не буду. Нам обеим в этих шкурах побывать, там и сравним. А может, он и возьмет тебя в супруги, если поразишь его благородными манерами? Не все же десять жен у него обладают высокими титулами, некоторые должны быть из простых. А уж такие красавицы там вряд ли водятся, так что можешь и великой княгиней стать, если сложится.

Я просто пыталась подбодрить, чтобы она снова улыбнулась, хотя не могла определиться, что лучше – умереть молодой или жить до глубокой старости среди таких же измученных судьбой жен, видя всё, что муженек творит с другими.

Директор университета оказался прав в предположении: мы с Маритой не были близки по происхождению, по воспитанию или по интересам. У нас из общих тем для беседы была только одна – Зохар Рокка, но о нем мы и сами не хотели говорить. Но при всем этом мы с ней сразу срослись самым важным – ощущением общей беды, которая примирит даже самых непримиримых. Мне, не наученной любить и принимать чужое внимание, Марита чрезвычайно понравилась. И резкий громкий хохот над любой мелочью казался самой прекрасной на свете музыкой, поскольку был искренним. Пусть смеется, пусть даже среди ночи будит своим гоготом – и пусть ей боги подарят много такого же смеха впереди. Хотя бы пока она остается в университете. А дальше у нее положение не завиднее моего: жить бездетной, ублажать старика, благодарить его за побои и издевательства и никогда не узнать любви другого мужчины.

Я сама предложила поделиться гардеробом – это был мой порыв, который я не смогла сдержать. Просто заметила, что Марита сидит в потрепанном сарафане: в замке демонов ей выделили всего два наряда, да так и отправили. Здесь студенты наряжались в свое: кто в бархат, расшитый золотом, кто в драный мешок, и Марита оговорилась, что двух платьев ей маловато, чтобы не износились за целый год, потому она переживала о насмешках. Но теперь насмешек не будет – я с собой привезла буквально все свои наряды, поскольку дома их оставлять было уже некому. И весь вечер мы потратили на сплошное веселье: примеряли и заново переодевались. Я, наверное, никогда так здорово не проводила время. Мы смеялись даже над тем, что мои платья обеим узки в груди – вот же досада. Но какие смогли зашнуровать, те в ход и пойдут. А там посмотрим – тут вроде бы можно заказать прислуге, чтобы доставили из города новые вещи. Моих золотых кратов хватит на нас обеих, а потом можно и украшения продавать.

Фигура моя, как и цвет волос, с того утра больше заметно не менялись – или трансформация сделалась настолько медленной, что глаз уже не улавливал. Хотя куда уж женственнее? Я и такой себя никогда не воображала. Но встав с Маритой перед зеркалом, я решила, что больше надумываю – в сравнении с ней я выглядела угловатым подростком, а не породистой красавицей, как она. Зеленоглазая нимфа затмевала меня, даже преображенную. Или у демонской магии просто есть пределы возможностей?

– Слушай, – она грубовато пихнула меня локтем в бок, – а может, ты моя сестренка-потеряшка? Типа мой папуся в ваше княжество заглянул и твоей мамусе-княгине дочурку заделал! Глянь, у тебя тоже глаза зеленые, почти близняшки!

Я засмеялась удачной шутке. В нашей внешности не было вообще ничего общего, а радужки у меня зеленовато-коричневые, издали цвет не определишь. Марита так мне пыталась поднять настроение, как я поднимала настроение ей дележкой гардероба. Но называться ее сестренкой-потеряшкой я была согласна с первой минуты знакомства.

Мы так развеселились, что я едва не пропустила время вечерней молитвы, но вовремя глянула на настенные часы и вмиг успокоилась. Марита присоединиться не захотела, просто забралась с ногами на свою кровать и слушала молча, как я песнопениями прошу богиню подарить мне смирение и терпение ко всем невзгодам. Мне еще ни разу не приходилось молиться при посторонних, потому я ощущала себя неловко, но все же ответственно пропела каждое слово и прочувствовала каждый вдох из трех после обязательной части. Посмотрела на Мариту, как будто ждала ее реплики, но увидела красивые глаза, полные непонятной грусти.

– Ты чего? – спросила я сдавленно, не понимая, чем ее расстроила. – Не веруешь в помощь богов?

– Никогда не веровала, – она ответила так же тихо. – Да вой ты свои песни, мне не мешаешь.

Но я уже завершила. Улеглась в свою постель и почти сразу уснула, не успев снять с губ улыбку.

Программы у нас с Маритой совпадали только в одной дисциплине, самой популярной среди девиц-первокурсниц – «Манеры благородных дам». Ей еще сверху накидали девять видов разных искусств, в том числе учили каллиграфии. Но на первый общий урок мы побежали вместе сразу после завтрака в столовой.

На занятии я с трудом держалась, чтобы не расхохотаться. Манеры благородных дам – роскошно звучит! Но начинала учительница с азов, которые они почему-то не успели освоить еще до моего приезда. Все занятие она учила нас стоять – в прямом смысле! Красиво стоять, не сутулиться, а в конце урока самым продвинутым ученицам уже разрешалось немного походить. Тоже, конечно, красиво и осанисто.

Девчонок на этом курсе собралось много – десятка четыре, не меньше, и занятие проходило в довольно большой комнате. В такой толпе до меня очередь дошла далеко не сразу, но учительница меня каким-то образом узнала и представила остальным:

– Наша новенькая студентка, Айса, княжна Имельская. Как к вам обращаться, сударыня?

Я очень удивилась такому вопросу. До меня учительница всех звала просто, безо всяких там титулов. Или до меня просто титулованные не попались?

– По имени и на ты, если можно, госпожа Таиран, – выбрала я без труда, не желая ничем отличаться от остальных.

– Хорошо, Айса, – она тут же переключилась. – Полагаю, ты сможешь показать остальным, как красиво пройти – ну, допустим, к императорскому трону для реверанса.

– Смогу, конечно, – я пообещала, но тут же задрожала от волнения.

Все девчонки уставились на меня, как на образец для подражания. Уж с осанкой и простыми шагами я никогда проблем не испытывала. Но меня же никогда не экзаменовали под прицелом стольких взглядов! И через три шага я споткнулась на ровном месте, покраснела под смешки, проковыляла до конца зала. Марита посчитала нужным за меня заступиться:

– А шо ржете-то? Не видите, девка стесняется? Она за всю жизнь из своего замка раза три выходила!

Учительница строго поправила:

– Не «шо», а «что», Марита, но в остальном ты права. Вы всерьез считаете смех над чужой неудачей уделом благородных дам?

В общем, этот урок оказался самым запоминающимся за весь учебный день. Остальные я отсидела без особого интереса – в начале триместра объясняли самое простое, а на кулинарной магии вещали о свойствах дрожжей. На географии я только отметила забавную деталь. Учитель рассказывал об имперском устройстве и подати с Окраин в Центрину назвал нелепым словосочетанием «налоги на защиту общих границ». У нас дома их упоминали только как «подати», причем с негативным подтекстом. В остальном – все то же самое, что мне было известно с детства. Окраины – это что-то наподобие государств в государстве, они находятся под вассалитетом, но в каждой устанавливаются свои законы и порядки. И потому жизнь в Первой Окраине может существенно отличаться от жизни в Седьмой. Центрина во внутренние дела Окраин старается не вмешиваться, уважая право великих князей на региональное обустройство. И определенно не мешает их мелким стычкам между собой, пока доходы в имперскую казну не иссякают. Центрине все равно, кому принадлежит мое мелкое приграничное княжество. Абсолютно наплевать, если эту землю будут дергать между собой сильные и устраивать на ней любое беззаконие. На географии я задумалась и о другом: столица империи, Сердцевина, всего в двух днях пути отсюда, но мне вряд ли будет дарован шанс на нее посмотреть, раз даже за стены университета выглянуть запретили.

На садоводстве мне довелось впервые в жизни немного покопаться в земле, и с концом этого урока все интересные события дня и закончились. Я набрала в библиотеке кучу учебников и книг, в том числе романов центринских писателей. Чтение я люблю, ведь это занятие в моей предыдущей жизни было веселее, чем играть с самой собой в мац-хе. Но очень ждала возвращения Мариты. А у нее целых восемь уроков по сегодняшнему расписанию! Не погорячилась ли я, когда ограничилась минимальным набором? Во вторицу у меня всего два занятия в расписании – первое и четвертое, а на третицу – вообще ничего. Пять предметов на триместр предполагают очень расслабленный режим, с правотой директора в этом вопросе не поспоришь. Может, еще не поздно передумать? Но нет, лучше уж я проведу лишнее время за чтением, чем получу диплом раньше, чем через десять лет!

Я так ждала Мариту, чтобы вместе прогуляться, но она после ужина сразу засела за домашнее задание. Я немного помогла ей с чистописанием, а потом оставила в покое – пусть умница занимается. У нее голова светлая, память хорошая, ей просто с детства все эти науки не вдалбливали, но сейчас она азартно хватает все новое, поглощая необычную для себя жизнь со свойственной ей жаждой неисправимого оптимиста.

На следующий день в большом перерыве между уроками я написала письмо домой. Кратко: как устроилась, что изучаю, какие здесь условия и быт. Нашла отделение, откуда секретари отправляют послания, но в дверях замялась, развернулась и ушла. Закинула письмо в пустую коробку из-под обуви, задвинула ее вниз шкафа. Зачем отправлять? Никого дома я этими строками не обрадую. Разве что немного няньку, если впишу и для нее привет, но Зиде ведь никто не будет мое письмо вслух читать. Остальным же совсем наплевать. Так не пора ли наплевать и мне?

И вот на четвертом уроке, который у нас с Маритой снова был общим, произошло очень странное событие. Нас прервали как раз в момент, когда госпожа Таиран показывала простой книксен. В зал ворвались несколько мужчин в форме университетской охраны.

– Всем взять свои сумки и отойти к стене! – грозно распорядился старший из них.

– Что происходит? – удивленно спросила учительница.