Эта стычка не испортила настроения. Наоборот, стало легко, и Сергеев вспомнил, что иногда провоцировал людей на грубость, на ссору. Это в человеческой природе заложено: полаяться. Недаром ведь народ придумал выражение «отвести душу». Как раз про ругань, драку. Очень точно.

Обратная дорога показалась короче. Может, и шел быстрее, а может, просто уже всё было знакомо. Хоженые маршруты всегда короче новых, неизвестных.

Во дворе сидела Оляна. Дочки рядом не было.

– Привет! – улыбнулся Сергеев.

– Добрый вечер… А Дину со Славиком в больницу увезли.

– Да? Что случилось?

– У Славика понос сильный, рвота началась… Может, съел что. Он вечно тут собирает и тащит в рот.

Сергеев сочувствующе покивал:

– Ну, поправится. Что ж…

– Наверно…

– А ваша дочка как?

– Ой, хорошо вроде бы. Мультики смотрит… Посидите со мной пять минут, если можно. Мне одиноко. И страшно.

Это было сказано так как-то, что Сергеев тут же шлепнулся на пластиковый стул. Потом уж произнес солидно, взросло:

– Посижу, конечно. Я вас понимаю.

– Ой, это сложно понять… Нет, понять не сложно, а… как это… оказаться на моем месте – не советую.

– Да я вряд ли окажусь, – с усмешкой, но доброй, снисходительной сказал Сергеев, – я по крайней мере мужчина.

– Не в этом дело… я не про то. – Оляна, наоборот, заговорила серьезно, мучительно, вернее, и даже ее смешная интонация пропала. – Не будем… А чем вы тут занимаетесь? Не скучно вам?

Сергеев пожал плечами:

– Нет. Бегаю, читаю, пишу.

– Пишете? И про что? Если не секрет, конечно. Если секрет, то не надо.

– Да не секрет. Сценарий. – Рука сама полезла в карман за сигаретами, а глаза уставились в серый забор с детскими рисунками. – Об архитекторе, который мечтал создавать красивые, светлые дома, а вынужден проектировать так называемые человейники. Ну, эти, большие, многоэтажные.

– Да, я знаю.

– И вот он всеми силами старается вырваться, сменить занятие, а не может. Завидует более удачливым в этом плане коллегам, рассылает резюме, но – не везет ему. В этом деле тоже везение нужно. Не одно желание. И даже не талант.

– А там любовь есть?

– Где? – Сергеев взглянул на Оляну и задержался; она выглядела такой несчастливой сейчас и красивой в этой несчастливости.

– Ну, у вас, в сценарии.

– Хм, есть немножко.

– А почему немножко?

– Можно я закурю?

– Да конечно! Я привыкла – мой даже в доме дымить пробует. Лень за порог выйти. – Она приподнялась, потянулась к стоящей на подоконнике пепельнице, глаза Сергеева жадно щупали ее тело под халатом, голые ноги, а мозг просил: «Не надо!»

Отвел взгляд за мгновение до того, как Оляна обернулась. Или через мгновение…

– Вот пепельница, чтоб не сорить.

– Спасибо… Кстати, внешние подоконники у нас без отливов.

– Это как?

– Видите, они плоские. А нужен скат. Если будет сильный дождь с ветром, то может рамы попортить.

– А-а. Ну, я не знаю, не мы ведь строили…

– Да это я так. Шучу почти, свои познания в архитектурных делах демонстрирую. Чтобы писать о человеке какой-либо профессии, нужно многое изучить.

«Может, предложить ей выпить? – думалось параллельно со словами вслух. – Нет, не стоит. Она наверняка от мужа-алкана устала. И меня таким же будет считать».

– Интересно, – покачала головой Оляна.

«Но ведь коньяк – не водка. Сыр есть. По южному так посидеть…»

– И чем заканчивается?

– Сценарий?

– Ага… Да, сценарий.

– Я пока не дописал. Даже до кульминации не дошел. Когда знаешь, чем закончится – и писать не стоит, наверно. Это уже ремесло получится, а не творчество.

– Ну а как? Ну вот архитектор, он ведь должен знать с самого начала, каким дом будет. Когда только начинает эти делать… наброски. Эскизы. Или неправильно?

«А она не такая глупая. Предложить по рюмочке все-таки? Хотя она тогда так однозначно сказала, что не любит. Когда гулянка была».

– Да нет, правильно вы рассуждаете, Ольга, правильно…

– О-о, явился! – совсем другим тоном воскликнула она; Сергеев решил было, что обращается к мужу, пьяному и вонючему. Но мужа во дворе не было.

– В смысле?

– Вон, повадился…

Возле «ауди» сидел рыжий котенок. Маленький и вполне симпатичный.

– Взялся откуда-то и ходит, – продолжала Оляна некрасиво, как оручая тетка. – А ребятишки его гладят, тискают, потом руки в рот… Славик, видно, и подхватил от него. Пошел отсюдова!

Котенок послушно скрылся под машиной… Сергеев затушил окурок. Спросил, чтоб прервать паузу после неловкой сцены:

– А почему вас Оляной называют, а не Ольга? Если на сей раз это не ваш секрет.

Она снова изменилась – из агрессивной превратилась в смущенную. Улыбнулась углами губ, опустила глаза. Наверное, ей нравилось, когда об этом спрашивали. Или что-то приятное вспомнилось. Заткнула за ухо нить волос. Цвет вроде как пепельный, но в то же время живой, переливающийся…

– Бабуся… бабушка так называла, а потом и все стали. Я не против. Ольга как-то официально очень…

– Да, бабушки умеют правильное придумывать.

– Она и не придумала. У них на Западе такое имя частое… Ее с родителями оттуда после войны на Восток переселили. Людей мало было, на заводах надо было работать.

– Интересно.

Да, было интересно, но выпитое в ресторане отпускало, не хотелось терять это состояние легкого опьянения. А зовущую тяжесть бутылки в кармане Сергеев чувствовал каждую секунду.

– Что ж, Оляна, пойду. Дела.

– Вы из-за того, что они с Запада?

– Что?

– Уходите сразу… Что они оттуда? Враги…

– Да вы что! – Его рассмешила эта ее замысловатая логика; рассмешила и испугала. – Нет-нет. Не берите в голову вообще. Дела просто. Еще посидим завтра, поболтаем. Да?

– Да…

– Спокойной ночи, Оляна. Не грустите.

Она как потерявшаяся посмотрела на него и повторила бесцветно:

– Да…

* * *

А ночью стали долбить в дверь, в окно. Сергеев вскочил, заметался по комнате, не понимая, где он, что происходит. Он был еще пьян, долбеж выдернул из самого глубокого, такого уютного сна. Не выдернул, а выдрал. Так щипцы выдирают из челюсти здоровый зуб…

– Кто? – хрипло, морщась от давления в голове, закричал Сергеев. И ожидал почему-то голос Виктора- Вити: «Выходи, разберемся».

Но услышал другое:

– Откройте, это полиция.

«С какого хрена? – И следом более осмысленно: – За что?»

Мелькнуло, что Оляна покончила с собой. Сергеев ушел, а она повесилась… Нет, вряд ли… Скорее, это именно по его душу. Он читал, что здесь время от времени арестовывают людей. То ли настоящих шпионов, то ли шьют шпионство, подготовку терактов. А он наверняка вызывает подозрение. Поселился в ноябре у моря, шарится по окрестностям, явно что-то вынюхивает. И вот нагрянули.

«Нагрянули». Сергеев с ужасом почувствовал, что если надавят, то он признается, что шпион, быстро придумает про себя какую-нибудь правдоподобную чушь. Это не над сценарием корпеть.

– А что случилось?

– Откройте. – За окном стоял молодой высокий парень в гражданском. – Нам понятые нужны.

Понятые. Значит, с Оляной… Дура.

– Что случилось? – повторил Сергеев.

– Необходимо присутствовать при обыске. Не бойтесь. Вот удостоверение.

Человек приложил к стеклу корочки. Фото. «МВД России… Старший лейтенант полиции… дознаватель…»

Удивляясь их силе – хотя вполне могли оказаться липой, а человек грабителем, – Сергеев отпер дверь. Отпирая, мысленно останавливал себя, пугал тем, что сейчас получит в лицо, что лишится ноутбука, денег… Но отпирал.

– Извините, что в такой час, – сказал человек, не делая попыток войти. – У ваших соседей обыск. По протоколу необходимы понятые. Чтоб весь дом на уши не поднимать, решили к вам. Пройдемте?

– Сейчас оденусь… А у каких соседей? – «Неужели у Алины с теткой?»

– Вон там, через дверь… Паспорт не забудьте.

Спустя минуту Сергеев шел по террасе к крайней квартире. Спину щекотали капли воды – пытался взбодриться испытанным способом, умывшись холодной водой. Вроде бы получилось.

– Проходите, – пригласил дознаватель как радушный хозяин.

На кухне стояли девушка Алина в пижаме и наброшенной на плечи кофте и пухленькая в легкой, короткой ночнушке. За столом сидел следователь или второй дознаватель, писал.

– Итак, – обратился первый к Сергееву и Алине, – проживающий здесь Петренко… э-э…

– Михаил Степанович, – подсказал второй.

– Потише, пожалуйста, разговаривайте, – сухо, но без всякого волнения, попросила пухленькая, – ребенок спит.

– Да, извините… Петренко Михаил Степанович подозревается в краже парового котла. Сейчас мы проведем осмотр квартиры. Задача понятых, то есть вас, удостоверить факт нахождения или не нахождения здесь котла… Конечно, его здесь быть не может, – продолжил первый доверительно и даже с некоторой ироничностью, – он попросту в дверь не влезет. Но протокол мы составить обязаны. Игорь, планировку квартиры описал?

– Угу.

– Итак, пройдемте сюда…

Сергеев и Алина заглянули в одну комнату, потом во вторую, потом в душ.

– Котла нет, – как-то облегченно констатировал первый. – Верно?

Сергеев и Алина покивали.

– Так и укажем в протоколе.

Второй, который Игорь, стал писать.

– Пожалуйста, ваши паспорта… Спасибо.

Сергеев уже бывал понятым. Один раз на станции метро «Цветной бульвар» присутствовал при обыске явно обдолбанного паренька, позже – в отделении тогда еще милиции на Малой Никитской, где шмонали подозреваемого в воровстве бумажника. И всегда его поражало спокойствие участников. И ментов, и попавшихся, и их, понятых.

Наверняка большинство задержаний происходит с криками, агрессией, заламыванием рук, искренним или притворным возмущением. Но эмоции быстро испаряются и начинается рутина: череда отлаженных операций, не требующих эмоций. Даже если бьют, чтоб сознался, то без настоящей злобы, расчетливо, может быть, с неохотой.

И сейчас процесс обыска, вернее, его имитация, составление протокола происходили предельно обыденно. И жена того, кто сейчас торчит в обезьяннике или уже в СИЗО, скорее всего, получит срок, выглядела спокойной, вернее, просто хотящей вернуться в кровать, с которой ее подняли… Она не плакала, не спрашивала, что грозит мужу, не давила на жалость, а стояла и ждала, когда эти мужчины допишут свой протокол и уйдут. И даже голых, крупных своих ног не стеснялась. А что стесняться? Это ее дом. Дома можно и так…

* * *

– Прочитайте.

Сергеев взял лист, пополз глазами по малоразборчивым завитушкам слов. Быстро устал, и некоторое время просто смотрел в одну точку, делая вид, что читает. Пожал плечами:

– Вроде, всё так.

– Тогда распишитесь.

Алина взглянула на протокол, наверное, ужаснулась, что нужно столько всего осилить, обернулась к Сергееву: «Точно можно подписывать?» Он кивнул. Она для приличия постояла с листом в обеих руках, шагнула к столу.

– Где?

– Здесь. И вот здесь.

Скребущий звук плохого шарика в ручке, побежавшего по лежащей на твердом бумаге. Потом еще один.

– Паспорт можно? – напомнил Сергеев.

Дознаватель подал паспорта.

– Мы свободны?

– Да-да, конечно, – с каким-то сожалением, а может, с печальной завистью ответил тот. – Спасибо.

Вышли с Алиной на террасу. Было прохладно, почти светло от множества крупных, ярких звезд.

– Покурим?

– Да, надо. – Она сделала движение, словно достает сигареты из бокового кармана. – А, я же в кофте, блин. Пачка в худи осталась.

– В чем? – не понял Сергеев.

– В худи… Ну, в толстовке. Не хочу туда-сюда шариться – тетку разбужу. И так испугалась, что у нее истерика начнется, когда это стучать начал.

– Н-да… Может, мои подойдут. «Кент» восьмерка.

– Давайте… Паровой котел какой-то… сюр какой-то вообще.

Закурили.

– Умка молчит, – заметила Алина. – Иногда по полночи гавкает без всяких причин, а тут…

– Да, странно.