– Да, – равнодушно согласилась Катя. – Да я бы в любом случае оказалась виновата. Раз ребенок «плохой», ответственный врач всегда виноват. Никого из «официальных лиц» не будет интересовать, что молодую здоровую девочку прооперировали раньше срока только из‑за того, что муж, чиновник какого‑то там департамента, решил, что его ребенок, этот двухкилограммовый мальчик, в будущем, если, конечно, начнет самостоятельно дышать, должен стать хозяином мира, и в этом ему помогут планеты Марс, Сатурн, Уран и черт в ступе, которые именно сегодня встретились в созвездии Овна или Стрельца или что у нас там по гороскопу…

– Весы, – хмыкнула операционная медсестра Зиночка.

– Вот-вот, – злясь на собственное бессилие, продолжила Катя. – И бывает это только раз в тысячу или две тысячи лет. А ведь эта девочка через месяц могла совершенно спокойно родить самостоятельно доношенного и здорового малыша. Эх, да пропади все пропадом!

– Ладно, Катюш, будем надеяться, что страсти к понедельнику улягутся. Ты когда снова дежуришь?

– Знаешь, Вера, напрасно они надеются, что я такой «зайчик-пушистик», которого можно съесть и не поморщиться. Случаются иногда сюрпризы, и не всегда и не для всех они бывают приятными… А дежурю в среду. С Ольгой.

– Это хорошо. С ней спокойно. И не связывайся с этим гадюшником – береги здоровье, – по‑доброму посоветовала Вера, стягивая испачканные кровью перчатки и операционный халат. – Всем спасибо, и пойдем чаю попьем, а «ребенок» все нам напишет. Правда, ребенок? – спросила она у бледно-зеленого от усталости клинического ординатора. – А то больше на операцию не возьмем.

Клинорд к завершению дежурства приобрела такой вид, что могла бы без грима сниматься в фильме ужасов: глаза запали, нос и скулы заострились, губы потрескались, но боевой пыл полыхал с неукротимой силой. Она активно закивала, демонстрируя готовность умереть, но ни под каким видом не оставить боевой пост и выполнить, даже ценой собственной жизни, все, что прикажет начальство, причем в наилучшем виде.

– Грамотный «ребенок», – проводила ее взглядом Катерина. – Жаль, если уйдет из акушерства.

– Молодец, если уйдет, – возразила Вера, переодеваясь. – Девочке нужно семью создавать и самой детей рожать, но, честно говоря, действительно будет жаль.

В ординаторской уже был полный сбор, пришла новая смена, на столе стояли чайник и огромное блюдо с разномастными бутербродами, отдельно громоздился кремовый монстр – торт в маслянистых розочках – его притащил счастливый отец толстого «тазовика», весившего при рождении без малого четыре килограмма девятьсот тридцать граммов.

Говорили все одновременно: отдежурившие делились информацией о прошедших сутках, вновь пришедшие рассказывали, «что нового в мире», и все дружно смаковали приезд главного и Людмилы, выдвигая разные предположения, чем эта история может закончиться для Катерины.

– «Наградят талонами на усиленное питание и путевкой в Крым», – войдя в комнату, Катя сразу закрыла тему будущих репрессий. То, что они последуют, и совсем скоро, сомнений у нее не вызывало, но это будет потом, а пока – дежурство закончилось и впереди радостно маячили выходные. – Лучше признавайтесь, у кого есть кофе? Пусть даже растворимый, я сейчас на все согласна.

– У меня есть, и даже в зернах, – красная, как переспелый помидор, почти шепотом произнесла Светлана. – Будете?

Катерина не ответила, схватив еще не зазвонивший, но уже отчаянно вибрирующий мобильник, лишь махнула рукой, что можно было расценить и как согласие, и как отказ.

– Катюшка, куда пропала? Я тебя не разбудила? – жизнерадостно завопила трубка Наташкиным голосом.

– Не сплю, еще на работе, только дежурство закончилось, – выскочив в коридор, ответила Катерина. – Ты чего в такую рань звонишь? Что‑то случилось?

– Ну прям! Не дождутся! Я сейчас за тобой в роддом заеду, адрес помню. Жди, подруга, буду минут через двадцать. Если задержишься, прямо в халате заберу. Все. Пока. Еду.

– Стой, малахольная! Куда?! – крикнула было Катерина, но трубка уже частила гудками. – Вот зараза, – незлобно и привычно обращаясь неизвестно к кому, произнесла Катя. – Я хочу спать… и горячую ванну…

Одиноко мигающий конвертик на экране сообщил, что есть непрочитанное сообщение. Открыв его, Катерина расплылась в самодовольной и наиглупейшей улыбке. «Привет, хочу верить, что вы не забыли «ниндзю» из кафе с ноутбуком вместо нунчаков. Срочно пришлось вылететь в Барселону. Предложили совместный проект. Вернусь дней через десять, или вам это совсем неинтересно? Но, может, встретимся? Позвольте вам позвонить. Может, что‑нибудь захватить из Испании?» «Тепла и солнца!», – тут же отбила она ответ, мобильный пикнул и блеснул новым конвертиком: «Заберу все!!! До встречи!» Через двадцать минут она сидела в машине рядом с Натальей.

– Ну у тебя и вид! – это были ее первые слова, а потом последовал словесный речитатив, в мельчайших деталях описывающий ее, Катину, «безрадостную и не внушающую оптимизма» внешность. Окончательным приговором прозвучало, что так жить нельзя. Катерина слушала вполуха, согласно кивая в нужных местах, будто дрессированный пони. По опыту она знала, что прерывание подруги на полуслове, когда ту несло, не только приведет к продлению обличительных речей, но и их усилению.

– А что это у тебя за странный блеск в глазах? – в специфической для нее манере резко перескакивать с одной темы на другую внезапно заинтересовалась Наталья.

– С Вини развожусь, – равнодушно ответила Катя, стараясь подавить зевоту. – Спать хочу. Всю ночь на ногах…

– Давно было пора, – не обращая внимания на ее физические страдания, холодно и категорично выдала Наталья. – Никогда не понимала твой выбор.

– Подожди, Наташ, – дремотное состояние у Катерины будто рукой сняло. – Ты же всегда им восхищалась, его манерами, «фактурой», интеллектом, «голубой кровью». С чего это такие кардинальные перемены во взглядах?

– Да ничего не произошло, мне было легче его терпеть, чем тебя потерять. Это был твой выбор. Что хорошего, если бы я тебе сказала, что он мне напоминает липкого, распускающего нюни по любому поводу паразита-неудачника? Ну какой он мужик? Так, ни рыба ни мясо. Сама его выгнала? С какой‑нибудь «привокзальной» застукала?

– Угу, – согласилась Катя. – Застукала… Ты бы ее видела… А как ты догадалась?

– Судя по его похотливой роже, этим и должно было все закончиться. С такими высокими запросами и малыми возможностями ему выше «уценённого секонд-хенда» не подняться. Наверняка из себя при этом миллионера корчил или будущего Нобелевского лауреата, которого никто не ценит и все зажимают.

– Так все и было… Слушай, а куда мы едем?

– К нам. Будем отмечать твое освобождение! Секс, наркотики, рок-н-ролл!!!

– ????!!! К-к-как‑к-кой секс?! К-к-к-как‑кие наркотики?! Наташ, ты о чем?

– Шутка юмора! Просто Никитос с мальчишками в гости к Виктору поехал. Ты его знаешь, они вместе работают, а потом своих трех богатырей у тебя рожал, – Катерина согласно кивнула. – Так там у младшего день рождения, – продолжила Наталья, не отрываясь от дороги, – пять лет исполнилось, вот они и собрались чисто «мужской компанией» с пиццей и мороженым для младшего поколения и пивом для старшего. Вот пока моих мужчинок дома нет, посидим по‑нашему, по девичьи… И гульнем! Такое событие! И не отметить?! Да ни за что… А мы пить будем, а мы гулять будем!.. – радостно заорала она.

– Натусь, я спать хочу …

– Катя, никаких возражений… Даже не надейся… Можешь расценивать это как похищение, – безапелляционно заявила Наталья и, допев «…а смерть придет – помирать будем», решительно вырулила на Выборгское шоссе.

Новый коттеджный поселок встретил их закрытым автоматическим шлагбаумом и амбалом-охранником. Его выраженные надбровные дуги с густыми, сросшимися в непрерывную линию бровями, которые терялись где‑то в височных областях волосистой части головы, нависали над глубоко посаженными глазами. Мощная квадратная челюсть двигалась в непрерывном, будто автономном, режиме, что‑то старательно перемалывая в пыль, и, казалось, существовала отдельно от хозяина.

– Новый Гамадрил Гамадрилович, – тихо прокомментировала Наталья, – внучатый племянник Аль Капоне, наверное, выписан из Чикаго наложенным платежом, – и тут же, расплывшись в самой обаятельной из всех возможных улыбок, обратилась к «гангстеру»: – Здравствуйте, Эдик, это моя подруга, она занесена в список постоянных гостей нашей семьи, так что постарайтесь ее запомнить.

Гамадрил Эдик, казалось, почти сломался пополам, когда, склонившись, чтобы заглянуть в салон машины, вперил в Катерину два немигающих глаза. «Сейчас скажет, что у меня камни в желчном пузыре, или еще какую‑нибудь гадость», – подумала Катя, поежившись под его пронизывающим взглядом.

– Здравствуйте, Наталья Николаевна. Проезжайте, я запомнил вашу подругу, – прочревовещал он, почти не раскрывая рта.

– Господи, страшный‑то какой, – пробормотала Катерина, видя, что они отъехали от охранника на приличное расстояние, и, не рискуя быть услышанной, добавила громче: – Я не то что сегодня, но и еще пару суток не усну. Это просто Кинг-Конг какой‑то.

– Ага, а я думаю, кого он мне напоминает? – хохотнула Наталья. – Точно, именно Кинг-Конга, только у того натурала шерсти больше. Ну, вот мы уже и дома.

Загнав машину в гараж, они рассредоточились по дому. Катерина отправилась в душ, предварительно заскочив в свою комнату, чтобы захватить сменную одежду. Наталья не первый раз таким образом «похищала» крестную мать своих отпрысков, поэтому ее гардероб здесь был представлен от купального костюма (у них был небольшой бассейн с подогревом) до старенькой дубленки, в которой можно было зимой без опаски получить простуду, кататься с ледяных горок и валяться в сугробах. Хозяйка дома отправилась в кухню-столовую, пытаясь объединить меню завтрака и обеда, создав при этом что‑то среднее. Когда Катя появилась на кухне, стол был накрыт с расчетом на двух женщин, которые периодически, не пытаясь довести себя до анорексии, следили за своими фигурами. Рядом с мясной нарезкой и соленьями стоял запотевший от перепада температур только извлеченный из холодильника небольшой хрустальный графинчик, заполненный прозрачной жидкостью.

– Это водка? – не поверила своим глазам Катерина. – Ты что, подруга, смерти моей хочешь?

– «Водка? Помилуйте, королева! Предлагать даме водку? Это чистый спирт», – сморщив нос и сведя глаза к переносице, Наталья почти дословно процитировала Булгакова. – Хотя нет, должна тебя расстроить – это действительно водка, ну, нет у меня спирта. Шампанское под селедочку, отварную картошечку с зеленым лучком и соленые огурчики не пойдет, а твою свободу мы просто обязаны отметить. Кстати, когда ты снова дежуришь?

– Еще не скоро, времени для доведения себя до белой горячки будет более чем достаточно, если, конечно, к тому времени не уволят.

– А что, уже есть повод? – поинтересовалась Наталья, одновременно разливая водку в крохотные, размером с наперсток, рюмочки.

– Был бы повод – меня бы уже перед роддомом под бой барабанов и ритуальные пляски аборигенов сожгли на жертвенном костре, – ответила Катерина, при этом стараясь так подцепить ломтик красной рыбы, чтобы с нее не свалился кружок слезящегося соком лимона, и, заполучив желаемое в свою тарелку, довольно, по‑кошачьи муркнула. – Но такие темы, как моя работа и мой бывший, это все неинтересно. Самое главное, я познакомилась с таким потрясающим мужчиной. Это Ален Делон, Бельмондо, Бандерас и Джонни Депп в одном флаконе. Умен, начитан, галантен, смел… Короче, это что‑то фантастическое…

– Момент, – не закусив после первой, Наталья наполнила по второй, – он что, иностранец? Насколько я помню, «фантастическое» у тебя уже было, и ты до сих пор еще это не расхлебала.

– Наташ, ну подожди, – Катерина почувствовала, что «поплыла» от первой рюмки, быстро затолкала в рот рыбу и горячую картофелину и по этой причине вынуждена была временно замолчать.

– И не собираюсь, – тут же заполнила паузу Наталья. – Я знаю продолжение: брутален, хорош собою, интеллигент до мозга костей и ко всему еще и интеллектуал. Ну и в чем я была не права? Да проглоти ты в конце концов эту несчастную картошку. На, запей, – и протянула ей стакан с водой.

– Горячая, зараза, – кое‑как проглотив еду, ответила Катя. – Это я про картошку. Да, он интеллигент, да, интеллектуал – у него свое издательское агентство, да, хорош собой…