– Сумка, её нет, – сказал доктор, вдруг вспомнив о лекарствах.

– У вас была сумка? – переспросил дознаватель.

– Да. Её нет. Я… – доктор осматривал проход там, где её оставил.

– Забудьте, она пропала навсегда. Там было что-то ценное?

– Очень относительно. Очень. Там антибиотики и другие, м-м, таблетки. Может, и вам понадобятся.

– Ладно, поищем, – дознаватель покосился на охранника.

Его завели в кинозал, очень плотно забитый людьми.

– Здесь ждите эвакуации, – сказал дознаватель и опять внимательно посмотрел на него, – ваша очередь скоро, – закончил он и быстро ушёл.

– Ага, – ответил доктор.

Он смог присесть только в промежутке между рядами и загородкой выхода. Ноги пришлось прижать. Всё время кто-то из людей входил и выходил. Осмотреться ему не удалось, потому что тело съехало в узкий проход и там застряло.

– Осторожно, сумка! – услышал он сверху, над головой.

Ему было неудобно повернуться, и он чувствовал спиной чью-то сумку, которую смял своим телом.

– Извините, – он немного приподнялся, и из-под него выдернули. Наверное, сумку.

На первом ряду рядом с ним сидела семья. Молодой отец, два мальчика и мама, бледная и нервная. Левая её рука постоянно тряслась. Дети спали. Родители придерживали их и укрывали.

– Пропадают дети, – сказал молодой отец, посмотрев на доктора, – здесь пропадают.

Что ответить ему, он не знал. Покачал головой. Подумал. Развернул куртку и достал бутылку коньяка. Откупорил. Протянул молодому папе.

– Хлебни немного, – предложил он.

– Спасибо.

Парень сделал долгий глоток. Прикрыл глаза. Протянул жене. Она отрицательно дёрнула головой. Сделал ещё один долгий глоток. Вернул бутылку.

– А можно нам? – сзади раздался женский или даже девчачий голос. Повернуться он не мог и просто протянул туда бутылку, её забрали.

– Как так получилось? – спросил он у молодого отца.

– А вы что? – он удивлённо посмотрел на доктора.

– Ну то, – доктор мотнул головой, изобразив незнание и непонимание ситуации, без объяснения причин.

Молодой папа посмотрел на пыльный экран, пожевал нижнюю губу и начал рассказывать.

– Ну, всё началось вечером, тогда, когда взорвали все теплостанции, все сразу. До сих пор горят. А ночью опоры ЛЭП у города, там, где не проехать и куда не долететь. Опоры были заминированы ещё поздней осенью. Все основные ЛЭП взорвали одновременно по сигналу со спутника. Это я на одном ресурсе прочитал, может, и неправда. А все котлы взорвали по типу нарушения технологий, утечка и – бум! – это называется «хлопок», так раньше, ну до этого, взрывали нефтеперерабатывающие, – молодой отец на секунду остановился, потер нос и продолжил, – заводы. Так, чтобы не восстановить. Это я тоже в интернете прочитал. Пока он не пропал. Да, к утру в квартирах было холодно, а через день совсем невозможно находиться. Связи никакой. Да кроме проводного телефона, но недолго. Паника началась, когда стали грабить. Во вторую ночь стали грабить магазины. Всё тащили. Потом стали грабить награбленное. У нас в подъезде такая семья есть неприличная. О-о, там такое было! Потом кто-то приехал и пострелял их из автомата. Не полиция. Её сразу не стало. Вся пропала куда-то. М-м. На третий день появились эти отряды мэра анти, – он снова почесал нос, – террористические и открыли центры для эвакуации.

– Куда? – спросил доктор.

– Что? – недопонял молодой отец.

– Куда эвакуация? – доктор повертел в воздухе пальцами, словно рисуя дорогу.

– М-м, туда, где есть тепло и свет, – неуверенно ответил парень.

– Где есть? – сжал пальцы в кулак доктор.

– М-м, да, это вы, да… – парень посмотрел на кулак и почесал нос, хотя бояться ему было нечего, – в интернете я прочёл под самый конец его, интернета, что вот этот вот ужас во всех городах, больших и средних, случился. Вся инфраструктура нарушена полностью, да ещё зима эта ужасная, вчера минус тридцать два было днём.

– Так и куда эвакуируют? – вдруг резко сказал доктор.

– Не знаю. Нам не говорят. Вывозят партиями. Мы тут второй день. Наши родители в другом центре. Правда, им присвоили белый уровень, низший, а нам почему-то синий.

– Это как?

– Это ВИП! – услышал он сзади себя звонкий женский голос. – Спасибо! Это то, что нужно, – ему вернули почти пустую бутылку, – было на, хи-и, нам. Да!

– На здоровье, – ответил он и протянул бутылку парню, тот отрицательно мотнул головой.

– У нас и выбора нет. У нас дети. Нас сюда привезли…

– Ладно, это бог с ним куда. А если такие теракты и эвакуация, то это война?

– Да нет. Никто вроде не нападал. На Кавказе они за независимость опять…

– Ну это с лета. Из города все эти оглы, или кто они там, летом съехали, кто куда, – ухмыльнулся доктор, вспомнив вопли старшей медсестры о том, что все санитарки киргизки уехали. – Ещё все новости, всё лето про это, куда, мол, едут бедные, бля, – доктор вдруг почесал нос, так же, как и парень. – М-м, то есть из нормальных, ни Китай, ни Штаты, никто войну не объявлял?

– Да нет. Только эти, как они говорят, технологические сбои и всё.

– Это типа взорвали по сигналу со спутника и технологические сбои? Во всех городах страны?

– Ну-у не во всех, только на Урале в Сибири точно, про Дальний Восток не знаю, но вроде нет. В Москве и Питере ничего такого не происходит, на юге тоже. Только рубль обвалился, и всё.

– Так Сибирь – это и есть вся страна, не Москва же с этим, бля, Сочи.

– Да-а, это да, – нахмурился парень.

– А кто руководит всем этим? – доктор хотел сказать бардаком.

– Не знаю. Вроде все чиновники и депутаты в отпуске. Какие-то бодрые люди появляются и руководят. Говорят, из сектора двадцать семь. Что за сектор? – пожал плечами парень. – Да всем и наплевать, главное – в тепло и подальше отсюда.

Про себя доктор подумал: «Сами взорвали, сами отряды создали, эвакуируют сами. Как и куда?»

– На чём эвакуируют?

– Аэропорты стоят все, нет же электричества, ничего не работает. Кроме военных, наверное. Вчера два МиГа над городом летали. А Транссиб тоже встал, но, говорят, тепловозами до станций, где есть тепло, и дальше. Говорят, там эвакуационные посёлки уже созданы для перемещённых лиц, как-то так они называются.

– Быстро создали, за одну ночь что ли?

– Мировая общественность помогает, – вдруг сказала жена парня.

– Какая общественность? – ухмыльнулся доктор.

– Мировая, сам мэр по скайпу говорил с нами вчера. Говорит, мировая общественность не позволит стихии разрушить наши города, – громко продолжила жена.

– Интернета нет. По какому скайпу говорил-то? – усомнился доктор.

– У них вроде есть, у этих, – мотнул головой парень и он же отец. – Нам в записи по громкой связи транслировали.

– А сам мэр где? А губернатор где? – не унимался доктор.

– В интернете читал, м-м, когда он был, что он в Париже. А где губер, м-м, не знаю. Да, вчера, вроде, сказали, что наш город под протекторатом Франции находится и что нас туда будут эвакуировать.

– Это невероятно круто: сразу во Францию. Тебе не кажется вся эта история как минимум странной?

– Я так устал, мне уже ничего не кажется, мне бы семью вывезти отсюда, всё равно куда, хоть в Африку, там таких холодов нет.

– Всё равно непонятно, быстро всё придумали, бирки, уровни эвакуации, отряды, Франция… Чё это? Почему Франция? – сам себе бурчал доктор, ширкая замком куртки.

– Говорят, тренировались, – тоже буркнул парень.

– Что? – удивился доктор.

– Тогда, перед пандемией, учения были, назывались «Событие двести один», а перед нашими учения назывались «Событие двести пятнадцать».

– И где проводили учения? – почти добродушно спросил доктор.

– Говорят, в Анапе и Геленджике, – ответил парень.

– Где? В Анапе? Ха-а, – вдруг хохотнул доктор.

– Да, в Анапе, ха-а, – хохотнул ему в ответ парень.

Потом они уже беззвучно похохатывали и улыбались друг другу. По крайней мере, сейчас, в условном тепле и условной безопасности, им можно было поулыбаться. Пока поулыбаться.

– Такие события называются трансдисциплинарными проектами или синергетическими парадоксами, – снова устало сказал парень.

– Н-да, проекты, н-да, парадоксы.

Доктор устал думать на тему этих странных и страшных событий и прикрыл глаза, продолжая думать об Анапе, о тёплом море и улыбаться.

Вдруг наступила тишина, потом страшный скрип, и опять тишина.

– Это что? – нахмурился доктор.

– Это балки скрипят, нам сказали, от мороза. Я думаю, от людей, здание на такое количество не рассчитано. И ещё резонансный эффект. Я сам архитектор.

– И что вы здесь ждёте? Пока развалится этот барак?

– А что? Там точно смерть, – парень махнул рукой в сторону экрана, – а у нас дети. Риск оправдан. Потом он же всё время скрипит, – он снова внимательно посмотрел на занавес экрана. – Да всё уже, всему херня пришла, – парень вытянул ноги и замолчал.

В этот момент в помещение зашли дознаватели и охрана.

– Внимание! Эвакуация по спискам! – раздался громкий, но самый ожидаемый крик.

Дознаватели стали объявлять фамилии. Народ стал проворно выходить из зала. Многие даже забывали вещи. Объявили и семью архитектора. Когда они ушли, даже как-то тепло попрощавшись с ним, доктор пересел на крайнее место и вытянул ноги. Правда, сразу получил по ним удар.

– Хули развалился?! – это был охранник, уже пнувший его в живот. Он молча подобрал ноги.

– А мы?! – услышал он возглас позади себя.

– А вы на закуску, – ухмыльнулся охранник и вышел из зала.

Доктор наконец повернулся и осмотрелся. Из зала вышло очень много народу, а он был всё ещё переполнен. И рядом с ним уже сидели, и у экрана легли люди. «А мы» – были две молодухи в цветных, наполовину снятых лыжных комбинезонах, для зимы неприлично загорелых и для ситуации неприлично накрашенных. Они ему улыбнулись и помахали руками. Он тоже кивнул головой.

– Я пройдусь, – сказал он девицам, – не посмотрите за местом?

– Окей! Посмотрим, – бодро ответили они.

Он встал, захотел размяться. Ходил по коридору, посмотрел вниз, послушал почти постоянный скрип опор. Захотел пить, но нечего. Вспомнил чай. Вспомнил и где видел того шустрого маленького мужичка с автоматом, который поменял таблетки на чай. С год назад он лежал у них в отделении, симулировал сотрясение. Всё бегал в коридор и орал в телефон всякую матерщину. Майор ОБЭПА или ещё какой-то полицейской муры. Доктор улыбнулся, подумав, что слово «мура» родилось от аббревиатуры МУР или слов «Мурка, ты мой Мурёночек». Да, точно, он.

Доктор остановился у стены, где всё ещё висели афиши фильмов, мужики с пистолетами и девки в мини-юбках. Над ними тянулся провод, белый, местами прибитый, местами стянутый вниз, где конец его был закручен на обыкновенную отвёртку, вбитую в гипсокартон. Он потянул её, распутал провод, освободил отвёртку и сунул в карман. Подошёл к краю винтовой лестницы и вставшего навсегда эскалатора. Посмотрел вниз. Люди сидели, лежали, ходили. Они надеялись выжить в этой странной войне без войны. Доктор смотрел и думал, что эта война без войны уже давно велась против его народа, который и не понимал, и не чувствовал этого, или не хотел понимать и чувствовать. А только ставил себе прививки. Доктор поймал себя на мысли, что смотрит на поражённый опухолью мозг. Где же сделать первый разрез?

– Отойди нах! – прорычал охранник, который пнул его в живот.

Он кивнул и пошёл прямо к комнате с трансформаторами. Шёл, специально провоцируя охранника. Отодвинул стеллаж, открыл дверь и зашёл внутрь. Положил включённый фонарик на один из трансформаторов, фонарик осветил стену ровным ярким кругом света. Встал справа от двери. Достал отвёртку. Стал ждать. Ждал недолго.

– Чё, за бля, не поня-я-я-а-л! – в комнату ворвался охранник.