Конь повернул голову, ловя черными ноздрями ветер, но ответить не успел, вроде бы полусонный муркан мягко свалился в траву и припустил к тракту. Значит, близко.

– Давай наперерез.

«Жалко. Коротко. Еще бежать хочу. Скоро распутица, а потом – зима. Зимой снег глубок, наст, ноги режет».

– Набегаешься еще.

Напарника перехватили у рощи на повороте. Спрашивать, с чего Алеше приспичило устроить скачки, Меченый не стал, хотя своевольством молодого балбеса был определенно недоволен.

– Поедем через лесные ворота, – объявил он, косясь на чего-то вынюхивающего в бурьяне муркана. – Так ближе.

Мост через приличных размеров ров был спущен, а сами ворота распахнуты, но не гостеприимно, а по-рабочему. Из крепости доносился стук топоров и лязг цепей, похоже, подновляли подъемные механизмы, а въезд во вратную башню караулили дюжие молодцы в шлемах и синих с красной оторочкой плащах поверх легких кольчуг.

– У твоего Кита не забалуешь, – заметил Алеша, по былой богатырской привычке разглядывая заставу. – На них глядя, и не скажешь, что места тихие.

– Раньше здесь попроще было, – сдвинул брови напарник. – Может, случилось что… Мы худов с мурином к себя да Лукоморью примеряли, а надо бы ко всей Руси. «Крыло» откинь, пусть видят, кто едет.

Алеша кивнул и последовал примеру напарника: отстегнул и откинул в сторону левое «крыло» плаща, обнажая намертво приколотый к распашню значок китежского Охотника.

Мост перешли спокойно, но у ворот пришлось остановиться и даже спешиться. Долговязый безбородый ратник, явно видевший Стояна впервые, заступил дорогу и сурово осведомился, кто такие. Второй, пониже и постарше, Меченого признал и кивнул, но вмешиваться не стал.

– Мы китежанские Охотники, – равнодушной невозмутимостью напарник мог потягаться со своим конем. – С важным делом к тригорскому воеводе.

– Чем докажете, что вы не подсылы? – насупился долговязый, которого Алеша при желании мог поучить уму-разуму не меньше, чем пятью способами. – Путевые грамоты давайте.

– У Охотников, воин, грамот нет, – все так же спокойно, будто дитю малому, объяснил Стоян. – Нас по значкам узнают.

Признавший Меченого воин для порядка бросил взгляд на рогатую лунницу и кивнул, но молодой упрямо бдел.

– Не годится, – отрезал он. – Мало ли кто что нацепит. Грамоту давайте, а то ишь разъездились! Воеводой строго-настрого велено на заставу всяких не пускать.

«Дурной, – с утра мечтавший о добром овсе Буланыш нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – Толкнуть?»

Будь на то его воля, богатырь бы сейчас либо подурачился, либо озлился, но скорее все же подурачился. Стоян связываться не стал, просто произнес короткое заклятье, и его знак полыхнул, будто поймав полуденное солнце. Меченому было виднее, и богатырь последовал его примеру. Недоверчивый служака выпучил и так круглые глаза, надо думать, выискивал новую придирку, но из бурьяна вылетел облепленный репьями Муркаша, и безбородый слегка онемел, а тут и десятник подоспел.

– Здравы будьте, китежане, – поприветствовал он и распорядился: – Проводи Охотников, Свирята, и устрой как следует.

Долговязый Свирята кивнул и, опасливо косясь на задравшего хвост трубой муркана, посторонился, давая гостям дорогу. Дуралею повезло, что у моста было сухо и чисто: Буланыш обожал влетать в лужи возле тех, кто ему не нравился.

– Спокойно, – на всякий случай велел озорнику Алеша, разглядывая солидные, впору хорошей крепости, двустворчатые ворота, усиленные недавно подновленными защитными рунами.

Строители озаботились нанести увеличивающие крепость стен руны и на каждое бревно идущего поверх мощного вала частокола. Одна беда, первый серьезный колдун такую защиту смахнет не глядя. На Кедровой заставе у Сорочинских гор смахнул…

– В гостевые палаты пойдете, – словно нехотя объявил шагавший вровень с Хлопушей Свирята. – Воеводы нету сейчас, в дозоре, местность осматривает, завтра к вечеру будет.

– Некогда нам ждать, – нахмурился Стоян. – Куда Тит Титыч наладился? Может, догоним?

– Так вы к нему, что ли? А говорили, к воеводе…

Охотники переглянулись.

– К воеводе, – не стал вступать в объяснения Меченый, – но Тит Титыч нам тоже нужен. Где он?

– Старый в гостевых палатах сидит, где ж ему еще быть? Вон они, на площади.

– Да знаю я, живал там не раз, – напарник наверняка был ошарашен, но догадаться об этом по его виду было невозможно. – Спасибо тебе, дальше сами доберемся.

– Велено до самого до места довести, – то ли Свирята был чересчур исполнительным, то ли с чего-то вдруг решил Охотников к старому воеводе не пускать. – Это у вас кто? Вроде и собака, а на кота смахивает.

– Это муркан, – коротко объяснил Меченый, – он бедаков ловит. Тит Титыч по здорову ли?

Оказалось, что еще как! Прежний воевода, видать, у окошка стоял и, заприметив старого знакомца, вывалился на крыльцо, где и воздвигся, поджидая гостей. Не прозвать такого Тита Китом было попросту невозможно, так что сразу стало ясно, отчего прозвище прикипело к осанистому здоровяку намертво.

– Нечего даром время терять, – Стоян придержал коня и оборотился к спутнику, исхитрившись незаметно подмигнуть: – Я на заставе делами займусь, а ты погуляй по округе, следы поищи, пока дождь не пошел.

– Лады, старшой, – богатырь столь же ловко подмигнул в ответ, – только коня накормлю. Авось к ночи вернусь с добычей.

– Ну да, ну да. Хлопушу на конюшню сведи, все равно туда идешь.

– Сведу, – Алеша без разговоров перехватил повод.

Все верно, говорить с Китом о здешних делах Стояну было сподручней без напарника. Привыкший осматриваться в новых местах самостоятельно, Алеша тоже предпочел бы обойтись без провожатых, однако сменивший гнев на милость Свирята возвращаться к воротам не торопился. К конюшне нового знакомца он повел в обход, заодно и крепость показал, очень приличную. Менять здешнего воеводу на первый взгляд было не за что, однако сменили, и лупоглазый стражник не сомневался, что поделом.

– Они тут, – разливался соловьем Свирята, как оказалось, приехавший с новым воеводой из самого Великограда, – как неподоенные ходили, поверишь ли, вестников у дома заставного главы, и тех не стояло, зато по окрестным праздникам чуть не всей заставой таскались. То к лесорубам за реку, то всей гурьбой на охоту, то на гулянку в ближние деревни. Совсем от рук отбились. Ничего, теперь им спуску не будет, отлодырничали! Конных – в поиск, да не как прежде втроем до опушки и назад, а по десятку и с ночевой. Пеших – до обеда на борбище^[5], а после – на стенах да во рву порядок наводить.

– Так у вас порядок вроде. Или так только сейчас стало?

– Какой это к змеям порядок! За неделю много не сделать, вот к весне увидишь, что будет. Ты сказку про угодившего в Чернояр богатыря слыхал?

– Про то, что ли, как он тварей тамошних в подчинение заполучил и так их загонял, что болезные ему дыру на Русь прогрызли, только бы убрался?

– Ага, – кивнул раздосадованный осведомленностью гостя стражник. – Вот и нашему воеводе сам худ не брат, не забалуешь! А тебе кого искать велено?

– Да как всегда: то, не знаю что, – в карман за словом Алеша отродясь не лазил, да и лукавить ему было не впервой. – Нечисть давеча подбили летучую, теперь гнездо ее надо найти, а то, как расплодятся, телят таскать примутся, а то и детишек. Воевода ваш в какую сторону поехал?

– А тебе зачем?

– Затем, что мне тогда в другую – быстрее округу обшарить выйдет. Если, конечно, твой воевода летуна поганого первым не заметит. Тогда поеду к нему.

В способностях несравненного воеводы выследить кого угодно Свирята ожидаемо не сомневался. Успел Алеша узнать, и куда ему можно не ездить, но затем из-за недостроенного сруба показался давешний десятник и объяснил враз поскучневшему болтуну, что его место у ворот. Охотники, они следопыты, сами конюшню найдут, без провожатого, так что нечего от службы отлынивать, языком чесать.

Сдав онемевшим от изумления конюхам Хлопушу, Алеша подвел было и Буланко, но тот заартачился.

«Я с этим в один денник не встану».

– Вот тебе раз. Ты же овса хотел.

«Может, и хотел. Но подожду до вечера. С этим рядом есть не хочу».

Алеша пожал плечами и вскочил в седло.

– Хозяин – барин. Не хочешь овса, займемся окрестностями.

* * *

Негаданной прогулке Алеша был скорее рад. Нет, Стоян молодому Охотнику нравился, но год одиноких странствий сразу не отбросишь, да и наставники учат, что братьям и сестрам Китежа друг к дружке лучше не прикипать. Слишком уж велика вероятность не вернуться из очередного поиска, так зачем менять кусок собственного сердца на боль? Охотники живут и умирают одиночками, а если и действуют сообща, то лишь пока того требует дело. Потом дороги случайных соратников расходятся, каждого ждет собственный путь, в конце которого караулит смерть. Если очень не повезет – от старости, но так далеко богатырь не загадывал. Чему быть, того не миновать, и вообще, что может быть лучше упругого конского бега да высокого ясного неба над головой?

«Хорошо, – словно бы откликнулся на хозяйские мысли Буланко. – Пусть и без овса, но хорошо. Привольно. И Тупого нет».

– Дался он тебе, – усмехнулся Алеша. – Ты б еще на бревно какое взъелся.

«Бревно, оно и есть бревно. Лежит. А Тупой бежит, конем прикидывается. Овес мой ест. Обидно».

– Радуйся лучше! Что конь богатырский, а не… – китежанин запнулся, подбирая подходящее слово, – не пень с подковами.

«Я радуюсь, – заверил лучший друг, в доказательство вскинувшись на свечку. – И злюсь тоже. Зачем это конем сделали?»

– Да кто этих яг разберет, сейчас-то чего о нем думать?

В ответ Буланыш хрюкнул, то ли согласился, то ли ругнулся, и припустил уже всерьез.

Осень дышала свежей полынной горечью, вечером следовало ждать инея, но сейчас солнце стояло высоко, заставляя заречные леса гореть золотом, а саму реку – серебром. Такой день тратить на пьянку с расспросами было бы жаль, особенно в новых местах, так что все обернулось к лучшему. Богатырь привстал в стременах, прикидывая, не проведать ли другой берег. Буланышу переплыть Лихоборку, что морковку схрумкать, но для купанья было холодновато, и Охотник свернул на юго-запад, к показавшейся из-за рощи невысокой гряде. Местность вообще потихоньку повышалась, все чаще встречались валуны: давала знать о себе близость гор, вершины которых синели на западе.

Китежанские книги величали Тригорье с его корабельными лесами и полными пещер и провалов меловыми холмами «весьма примечательным», но сам Алеша предпочел бы поглядеть если не самый юг Руси, то север. Восточные и серединные земли, мотаясь из Великограда к заставам у Сорочинских гор, он узнал неплохо, а теплые моря и выстывшая навеки тайга прятали за своими туманами немало чудес. Порой страшных, но тем более любопытных, ведь то, что взялся защищать, нужно знать как следует… Именно это сказал тогда еще не Охотнику бродяга Громослав, встреча с которым, нет, не переломала Алешину жизнь, он это с большого ума сделал сам, а в нужную минуту развернула в сторону Китежа.

Странно все как-то вышло, теперь уже толком ничего и не вспомнить, кроме разговора, долгого, до меркнувших утренних звезд. Почему он погнал нынче напрочь позабытую кобылу на дальний огонь? В ту пору Алеша не то что говорить, видеть никого не хотел, уж больно тошно на душе было, а тут как на аркане потянуло. Осадив лошадь на краю порожденного светом костра мерцающего круга, он еще сам не знал, спешится или же поскачет прочь. У огня неспешно ужинал худой, но широкоплечий человек. Не старик, но в хороших годах, а лик строгий и точеный – такой впору воеводе, а то и князю. Темная с проседью борода, черные брови, схваченные на лбу ремешком длинные белые волосы…

– Садись, – велел чернобровый, едва увидев молодого богатыря, – ешь.