Её сердца нужно было добиваться семь лет. Я протянул четыре года и выдохся, почувствовав смертельную усталость и несправедливость. Плача, прокричал в вечность молитву любви, и мне в качестве замены устроили встречу с другой женщиной.

Всё бы ничего. Да только женщина эта была что-то вроде андроида. Она вытворяла с собой такое, обычное человеческое тело развалилось бы, как ступень ракеты в плотных слоях атмосферы, а ей хоть бы хны. Я смог бы и с андроидом жить, перетерпел бы как-нибудь, но она была очень пьющий андроид.

Я и сам не дурак к бутылке приложиться, а тут и вовсе слетел с катушек. На пару мы пили на износ – дни, недели, месяцы. С новой женщиной-андроидом я чувствовал себя верхом на комете, летевшей в черную дыру.

Я улетал всё дальше и дальше. Безвозвратно. И всё же к той, которую добивался чуть больше четырёх лет, тоже захаживал. Так просто, как старый приятель.

– Что редко заходишь? – спрашивала она.

«Ну и дура ты! Ты же сердце моё разбила! Навсегда! Это из-за тебя я сейчас живу с пьющим андроидом! Живу на пороховой бочке с тлеющим фитилем! Представляешь, каково мне?! – хотелось орать мне каждый раз. Но вслух выражался иначе:

– Всё сложно, я переступаю порог твоего дома и попадаю в рай. А выхожу обратно, там ад. И меня начинает трясти, словно я насмотрелся на газосварку. От мысли, что тебя не будет рядом, сердце стягивает жгутом. Как можно терпеть такие муки часто?

Она смотрела на меня, как конченого кретина, и ничего не говорила. Видимо, объяснение казалось ей не убедительным.

– Ты не теряйся, – улыбалась она на прощание, махая загорелой ручкой. – Я на днях опять в Венецию еду. Привезу вина, заходи, выпьем.

А я и не терялся. С чего мне теряться? Я жил с женщиной-андроидом. Меня носило, как на качелях. Она через день выносила мозг пьяными выходками. Когда мы были вместе, нас словно черти на сковороде поджаривали. Если я сбегал куда-нибудь, то всё вокруг, на земле и на небе, вопило:

– Эх ты, парень! Потерпел бы еще три годика и был бы самым счастливым человеком! А теперь живи, как знаешь!

Но я старался ни о чем не жалеть, держался молодцом. Только иногда хотелось кого-нибудь придушить или отравить. Самыми печальными были моменты, когда я сам был не прочь отравиться или петлю на шею накинуть.

А потом я прикинул вот чего. В мире часто встречаются люди похожие друг на друга, как две капли воды. Они не подозревают о существовании близнеца. К примеру, в Питере я познакомился с художником по имени Макс. А в Барнауле, за четыре тысячи километров от него, я уже знал Петю – вылитого внешне, с теми же повадками и голосом. И был он не художник, а музыкант, и в тюрьме три года отсидел за наркотики. Похожие как близнецы, они не догадывались о существовании друг от друга. Таких примеров немало. Природа давно занимается клонированием.

Так вот я начал склоняться к мысли, что где-то живёт женщина – копия той, которой нужно было добиваться семь лет. Именно та неизвестная женщина и предназначена мне судьбой. А я по ошибке запал на двойника, и всё пошло наперекосяк. Вот от этой мысли я и начал окончательно сходить с ума. С утра встаю и думаю: «Где же её искать, сколько тысяч километров и лет надо преодолеть?»

Женщина-андроид, присланная из космоса, умевшая перевоплощаться в разные формы земной жизни, первая заметила во мне изменения и стала обвинять:

– От тебя уже никакого толка! Ты даже е*аться разучился!

Но я не обращал на нее внимания, меня было не остановить. Если бы можно было воспользоваться заклинанием или молитвой, было бы проще. А так я маялся, полагая, что какой-то мой предок, обесчестил женщину, и та наслала проклятье на него и на потомков в десятом колене. Хотя, может, я и сам кому нагадил в прошлой жизни, не помню.

В общем, я убедил себя, что издыхаю от нехватки любви. А её много не бывает. Говорю вам, если однажды утром кто-то не проснется, то только потому, что ему перекрыли доступ к любви.

Идея найти ту вторую женщину чуть не проела мою голову, я даже подумывал, не заручиться ли поддержкой потомственной ясновидящей из случайной рекламы в интернете. Ясновидящая Тамара так посмотрела с экрана, что меня аж передернуло. Уж она-то сможет помочь, сказая я себе. Но потом решил, что такой помощник ни к чему. Лучше опять начну понемногу волочиться за той, которую не добился.

Пришёл я к ней на день святого Валентина, принес плющевое сердце, шоколад с миндалем и коротенький стишок о любви. Я вообще стихов не писал, а тут подумал: может, пора начать, глядишь, пригодится. Ну и что смог накарябал.

Она встретил меня на пороге с котом на руках. У животного вид безумней некуда. И она сама вся бледная, глаза воспалённые.

– Вы чего? – спросил я. – Умер кто?

– Я своему коту яйца отрезала.

Конечно, она не так сказала, а несколько двусмысленно. Мол, была у ветеринара, чик – и мой кот теперь не мужчина. Но я услышал именно это:

– Я своему коту яйца отрезала.

– Ты с ума сошла! – возмутился я. – Это живое существо, и кот к тому же! Как он теперь без яиц!

– Ничего переживет, зато углы метить не будет.

– И ради этого ты ему яйца отрезала?!

– Да. Так спокойнее будет и ему, и мне.

– Ясно всё с тобой, – покачал я головой. – На вот тебе шоколад.

А мне и вправду всё стало ясно. Прихожу отметить день всех влюбленных, а меня встречают кастрированным котом. Чего уж тут неясного? Тут и без Тамары можно разобраться.

– А я не ем шоколад, – сказала она. – Правда, не ем. Там очень много калорий.

– Совсем не ешь?

– Ну, съем кусочек с чаем, – сказала она и так посмотрела, словно сделала огромное одолжение.

– Кхм, тогда вот тебе сердце из груди, – смутившись, невнятно проговорил я и достал из нагрудного кармана алое мягкое сердце.

– Откуда? Из Грузии? – не поняла она.

– Из груди, – обиделся я.

А сам подумал, стоит ли стих отдавать. Вдруг она еще чего-нибудь скажет. Не общение получается, а глухой телефон.

– Вот, держи, – все-таки достал я свернутый в трубку и обернутый лентой лист бумаги. – С утра специально для этого дня сочинил. Только ты его потом прочти, когда я уйду.

Я так сказал потому, что стих, если по-честному, не очень вышел. Я как написал, сразу подумал – так сочинять нельзя:

У той любви, что знают люди,

В глазах горит звезда разлуки.

Не знаем мы, когда не любим,

Какие причиняем муки.

А та любовь, и сердце знает,

Где нам вселенных не хватает,

Другим принадлежит планетам

И нам мигает дальним светом.

Что и толковать, плохонько вышло, сопливо и невкусно. Не говоря уж о том, что три раза повторяется: «знают», «знаем», «знает». Хотя никто ничего не знает. Какого черта я, вообще, его написал, ну прямо как школьник на праздничной открытке к восьмому марта.

Но я старался, ей богу, выразить свои чувства. И выразил, как мог. Можно было у другого автора взять, кто поинтереснее пишет. Только я подумал, что так будет оригинальнее и, может, как-то тронет её. А как увидел кота без яиц, так сразу и понял – мою любовь здесь тоже кастрировали, и она теперь так и будет ходить обрезанная. Всё прахом пошло.

– Ну ладно, – вздохнул я и попрощался: – Пока. Пойду я.

– Пока, – сказала она, глядя сквозь меня.

Я кисло улыбнулся и вышел.

Брел я по улице, а внутри так противно и грустно, что кишки от слабости на сердце наматывало. И еще кастрированный кот с ошалевшими шарами перед глазами стоял, точно моё отражение.

Зашел я в аптеку, купил настойки послабее, чтобы на травах и успокаивала. Пиона, кажется, или овса. И прямо там же весь пузырек и сглотнул.

И, вроде, успокоился, лучше стало. Я даже аптекарше подмигнул. Мол, не дрейф, фармацевт, прорвемся. И откусанным гематогеном ей помахал.

– Мужчина, вам здесь не закусочная, – сказала она с неприязнью.

Ну я и ушел.

На улице потеплело. Снег повалил. Я стоял у подземного перехода и курил сигарету. И вдруг глянул на проезжавший мимо троллейбус. А там за окном женщина лицом похожая на ту, от которой я только что вышел. И она так посмотрела на меня, словно не видела тысячу лет, и никак не может узнать. Меня даже парализовала на время от её взгляда. Вот оно видение другой счастливой жизни! Вот она та, которую я искал!

Я бросился следом за троллейбусом, трагично вытянув руки вперед. Сделал всего шагов пять, поскользнулся и упал. И так ударился затылком об лёд – чудом что не насмерть. У меня даже в глазах потемнело, и круги пошли тёмно-фиолетовые с искорками.

Долго я лежал и ждал, пока меня добьют. Ведь нельзя жить с таким хроническим невезением в любви. Как дальше жить, когда мимо собственное счастье проплывает? И на чём? На старом безмозглом троллейбусе.

Но никто меня добивать не стал. Не нужен я никому. Полежал я, поднялся и пошёл себе дальше. Только и подумал – если ещё пару лет так протяну, и то хорошо.