Безумие – туда и обратно (страница 5)
Тут плавный полёт его мысли принял другой ракурс, сон исчез, мысль превратилась в нож, который нещадно разрезает черную космическую пустоту на части, и слой за слоем отрезает ненужные куски, яростно приближаясь к цели, а цель с каждым надрезом удаляется всё дальше вдаль, за горизонт звёзд, за ослепительно-белый свет солнца.
Как странно хотеть чего-то “просто так”, думал он, и как неодолимо трудно отделаться от желания, которого хочется “потому что”. Сколько в моей жизни было желаний потому что, и так мало я хотел и делал просто так. Всегда был какой-то план, всегда была очерченная дорога на карте моей жизни, даже в любви. Но в конце концов, все причины, после того как следствие появлялось на свет, казались мне сейчас надуманными и глупыми. На самом деле, я все в своей жизни делал просто так, и мне лишь казалось, что я делаю вещи по каким-то причинам. Но вся соль была в том, что лишь когда я делал что-то легко, свободно и не ожидая определенного результата, это доставляло мне наибольшее удовлетворение, как в детстве. А когда я делал что-то “потому что” всегда оставалось что-то слишком реальное, что возвращало меня к серьезной обыденности. Вещи не менялись от моего отношения, я менялся от моего отношения к ним! Вещи всегда оставались неизвестными мне, но самое главное что я сам оставался для себя неизвестным.
Я объездил весь мир, остались несколько белых пятен, но их я уже смотреть не хочу. С каждым годом я все меньше любил ездить, летать или плыть куда-то, даже на море, прохладное, ласковое, необъятное. Море мне всегда напоминало родную степь. Такая же невозмутимость ландшафта, тишина, молчание и мудрость огромного пространства заставляли беспокойную голову взглянуть перед собой, охватить взором неуловимое, и самое большее, что я мог сделать в этот момент – это проследить степное море по хрустальным всплескам перекати-поля до точки далекого горизонта, и там оно всегда сходилось с небом. За это я люблю степь и море, они всегда связаны с небом. Может и я в какой-то своей точке схожусь с ним в одно целое и мой горизонт сшит одной ниткой с небесной линией… И только тогда, я стану с ним одним целым.
Глава 4. Прогулка
Закричал телефон. Он снова вернулся в свои 80 лет. В свой идеальный дом, за которым из космоса наблюдает спутник, а на холмах вокруг него дежурят снайперы. Он не взял трубку. С усилием встал с кресла, и решил пройтись под снегопадом в ночному саду. «Просто так». Эта мысль вдохновляла его.
Весеннее солнце медленно закатывалось за горизонт. Полосы из апельсинового света и длинных теней деревьев покрывали заснеженную садовую дорожку, капли дождя сияя стекали с наливающихся плодов, и в них отражалось слабое мерцание фонарей. Морозный воздух и запах зелени окончательно разбудили короля.
Я проснулся. Это уже добродетель. А где проснулся, когда, и зачем, вопросы явно сомнительные. Я проснулся давно, когда корона прочно села на мою голову, я открыл для себя кое-что большее, что-то из потустороннего, потому меня так манило одиночество. Мне нравилось быть с самим с собой, ведь только здесь я открывал что-то новое, а люди… люди давно вызывали во мне чувство скуки.
Одни говорят, что проснулись в плохой стране, другие в хорошей. На самом деле большинство людей на планете земля еще спят. Спят, видят разные сны, и незнают об этом. Для тех кто спит мир меняется незаметно от их глаз. Их глаза, а за ними и душа, не видят абрикосово-алой пены заката. Не чувствуют, что мы все связаны в один общий переплетенный клубок, – мечтательно размышлял старец, глядя как ночь поглощает усталое небо. Весенний сад переливался изумрудом и тонул в болотистой тьме. Завтра был важный день.
Черешня
Это был сад нетронутый рукой праздного человека, а возделанный самым лучшим садовником которого я когда-либо знал. Фруктовая долина была окружена со всех сторон горными хребтами, а прозрачная река разрезала ее пополам. Благодаря необычному расположению, с туманными ущельями и высокими травянистыми холмами здесь росли самые разные виды фруктов и ягод. С рассветом, словно чаша в руках могучих исполинов, долина наполнялось золотистой дымкой и расцветала всеми цветами радуги.
Эти дары природы почти никогда никто не собирал. Садовнику, наверное, нравился сам процесс. Он любил наблюдать как дерево расцветает, как опадают цветы, как из зеленой завязи появляется плод, как запах ягод смешивается с запахом фруктов, зелени и горным воздухом, так что начинает кружится голова. Несорванные плоды тихо падали с глухим стуком о землю, а ближе к осени начинался настоящий фруктово-ягодный дождь, устилавший землю пряным ароматным ковром.
Я тоже следовал примеру садовника. Еще со времен когда я был мальчишкой и приходил со своей деревни, забираясь по отвесным скалам, чтобы только увидеть его чудесный сад в объятьях гор. Пробравшись туда, я любил смотреть, просто наблюдать, не думая ни о чем.
Наверное поэтому, когда раз в год садовник покидал свой сад, всегда в разный сезон, и никто незнал куда он уходит на это время, мне позволялось приезжать в это чудо природы. Вся работа по саду была уже сделана, мне оставалось только кормить его пса, лохматого золотистого чау-чау, похожего на небольшого медвежонка. Целыми днями он лежал не двигаясь, отгоняя лапой мух, и изредка прогуливался по саду, принюхиваясь к дивным оттенкам природы.
Положив в его миску корма, я по-обыкновению направился в садовую чащу. Тропинка проходила под кронами высоких деревьев, под ногами хрустели медовые шишки, а птицы, спрятавшись в листве, насвистывали свою летнюю песню. Я шел неспеша, мысли улетали куда-то далеко, и я ощущал приятную пустоту внутри себя: словно мое тело, наполненное зелёным закатным небом, с каждым шагом и вздохом, вздрагивало от живительного укола реальности, как-будто колючая сибирская ель касалась меня изнутри. Словно я был одним целым со всем вокруг и это целое втискивало меня в свои объятья, то нежно, то грубо прикасаясь ко мне, целуя страстно, разрывая мои губы хрустальными зубами, и невинно поглядывая в мои глаза, отчего мне казалось что я остался наедине с демоном природы, чья вечная обязанность провожать путников туда, где нет ни сахара, ни соли, где они сливаются в одной кипучей смеси ртути и свинца. В такие моменты я всегда вспоминал одного человека, который когда-то восклинул: «Воистину человек, желающий узреть славу божию на земле, должен узреть ее в одиночестве». Шепот деревьев, пение птиц, игра ветра с листвой и колыхание веток со спелыми плодами – неистовая молитва созданий Всевышнего – не останавливались здесь ни на миг, и я был частью этой молитвы. Именно в этот момент, когда я наконец-то остался наедине с этим миром, и он открывал мне свои тайны, я понимал всю чудодейственность бытия. Словно мне было позволено танцевать с воздухом, в одном бушующем морском урагане, что вбирает в себя все вокруг, врезаясь в сапфировые глубины неизвестного.
Я проснулся от наваждения. Начались яблоневые сады и радужная переливчатая река. Сначала тропинка углублялась в золотисто-желтые ряды яблонь-лимонок, их сменял розовый сад яблонь с белоснежной сладкой мякотью и легким ароматом вина, а дальше тропинка уходила вверх, в предгорье. Здесь росли самые большие яблоки во всем саду, огромные, желто-зеленые апорты с рубиновой росписью. Вид этих яблок и горных склонов впереди окончательно вернул меня к реальности. Солнце уже клонилось к горизонту, и деревья медленно погружались во мрак. Созерцать наступление ночи во фруктовой долине это особенное удовольствие. Спустившись вниз в сторону уходящих лучей, я оказался в саду, где росли ягоды. Вдалеке я узнал деревья черешни, расположенные на широкой поляне. Я хотел снова погрузиться в океан воображения, и потому решил что тоже расположусь здесь. Когда пройдут сумерки, взойдет луна и зальет это место ночным светом. Оно превратится в первый ряд античного театра.
Я прилег под ягодным деревом. Ветки черешни склонились под тяжестью бордовых ягод. На небе появлялись первые звезды. Луна поднималась над горами. Мои глаза невольно закрывались, то ли от усталости, то ли от тишины, окружавшей меня. Невидимая мать природа убаюкивала меня в своей колыбели: накрытый кроной черешни, я засыпал словно в ее объятьях, в ее утробе, в вечном райском саду человека. Темнота покрывала все вокруг. Как-будто я возвращался в состояние до моего рождения, в доисторический мир, когда существовал лишь бездонный космос. Ночь поглотила меня. Я слышал песню, что доносилась ко мне из бесконечности…
Меня разбудили утренние трели птиц. Но в первые минуты пробуждения, сон как-будто еще продолжался. В темном хаосе появлялось яркое светило. С каждой секундой рассвета, черешня поднималась из моря тьмы, как ребенок выходил из алого чрева матери. Бархатные ягоды наливалась мягким золотистым сиянием, словно шар земли для наблюдателя из космоса обретал краски и наполнялся жизнью. И я не был на земле, я был космонавтом, свидетелем создания жизни, безмолвным и застывшим в невесомости от того, что видели глаза. Черешня расцветала ярким пламенем, вкруг нее распускались солнечные лучи. И в один момент, дерево вдруг вспыхнуло огнем, и земной шар, казавшийся космонавту маленькой блестящей гирляндой в космосе, вдруг наполнился океаном и потянул меня к себе.
Рождался новый мир, прекрасный и таинственный. И я падал в него со скоростью света, с необъяснимым желанием слится с ним в одно целое. Я падал на встречу океанам, и бурлящая вода закипала в ожидании меня. Леса земные загорались веселым безумным пожаром, таяли листья и ягоды в аметистовом огне. Животные бежали от воды и огня в стекляно-асфальтовые города. Ветра сносили ветхие крыши людей. Птицы летели вверх мимо меня. Великая миграция сотрясала землю, словно она стала танцполом, и кружится весь мир в предсмертной пляске. Настоящая, капризная и неподдельная душа земли, вырывалась наружу. А я падал на нее и был объят огнем, приближаясь к ней, но не сгорал до тла, моя кожа лишь светилась от пламени, как-будто мне было предначертано приземлится живым. Я пролетел небоскреб, попал прямо между электрическими проводами, ударился о сук черешневого дерева, и упал у его подножья в мягкую росистую траву.
Туда
Белые пряди снега украдкой спускались к весенней земле. Я стоял у берега зеркальной реки и вспоминал мой утренний сон. Сегодня пришла она. Глаза ее, словно два неба. Ее зрачки, как два солнца в молочной оправе. Медленно проплывали ресничные облака. Расцветала сирень.
После полудня я пригрелся под тенью распустившейся синевы и задумался о том темном и неизвестном, что скрывала предстоящая ночь.
Эта ночь была особенной. Я буду ее королем. Мои наставницы сказали, что придется сделать что-то по настоящему серьезное. Все, что было до этого, отшельничество, разгульная жизнь, чтение мистических трактатов, пение легкомысленных песен, посты и чревоугодия, все это лишь предворяло предстоящий обряд посвящения.
Вечером в старинном замке зажглись огни. Вино, жаркое, дичь, рыба, ирисы, шоколад, халва, устрицы, крабы, свинина, конина, солонина, ананасы, манго, бананы, клубника, вишня, запеченные фазаны, куропатки, ласточки, зажаренные кабаны, индейки, вяленые окуни, сазаны и даже акула, черепахи на огне, дельфины на подносе с яблоками и петрушкой. Фонтаны из рубинов и изумрудов искрились струйками радужного света и разукрашивали шелковые накидки, персидские ковры, мраморный пол, колонны из обсидиана, на стенах в полумраке висели старинные гобелены, в темных углах за нами наблюдали статуи королевских семей, русалок, кентавров, леших и фавнов. Змеи ползали под ногами, сытые тигры зевали на мягких постаментах, разноцветные птицы летали над головами, диковинные кошки и совсем неизвестные мне животные прыгали, бегали и издавали странные звуки.