Архитекторы мастерской № 13 Елена Трубецкая и Дина Василевская, работая с группой помощников на фасадах домов, быстро поняли, что под слоями штукатурки есть старинная кладка.

Первые зондажи, которые сделал архитектор Иван Савельевич, главная ударная сила группы, показали наличие древней кладки на фасадах.

– Да вот она, древность! – кричал он Елене Трубецкой. – Полезайте ко мне на леса и увидите!

– Расчищайте же это место, – разволновалась Трубецкая, увидев старинную кладку, – скорее всего мы нашли дом XVII века.

А осколки штукатурки так и летели в глаза.

– У чёрт, – выругался Иван и потёр свой уже подбитый глаз. – Всё шабаш. Иду домой! – и стал спускаться с подмостей.

«Вот так всегда. Работает он до обеда, и может запросто уйти», – подумала Елена Трубецкая об Иване Савельевиче, и крикнула своим помощникам:

– Саша, Володя поднимайтесь на подмости и аккуратно сбейте штукатурку вот здесь и здесь, – показала она ребятам.

– Елена Владимировна, вот Иван Савельевич пошёл домой, а нам сшибать велели, – веселились ребята, поднимаясь на подмости. – Хорошо быть Иванами.

– Ладно, ладно, Иван молодец, он же первым нашёл древнюю кладку палат, – ответила сверху Елена, – и я уже вижу сбитый наличник окна, очень похожий на стиль «Нарышкинское барокко». Какая удача!

К тому же много древнего было обнаружено на фасадах каменных палат Прозоровского стараниями Дины Василевской. В поисках древних белокаменных палат архитекторы-реставраторы, с первыми ударами молотка по штукатурке уличного фасада 2-х этажного невзрачного жилого дома, сразу раскрыли древнее окно с арочным завершением. В толще его проёма уцелела кованая решётка. В верхней части здания слой штукатурки скрывал остатки срубленных нарядных белокаменных наличников. Так же неожиданно открылся карниз с тремя рядами кирпичных поребриков. Все сбитые детали фасада побелили, чтобы в целом читался древний декор палат, для принятия решения о реставрации.

Дина Василевская, вся уже в мечтах о реконструкции «Белых палат», сразу предложила Трубецкой:

– Нужно обязательно пристроить к южному фасаду палат лестницу, чтобы отделить старое от нового, более позднего строения.

Но Трубецкая на ходу отмахнулась:

– До этого надо ещё дожить, – и помчалась в свою мастерскую, обрадовать всех.

– В двух домах точно скрываются «жемчужины» XVII века! – с порога выпалила Елена Трубецкая начальнику мастерской № 13 Владимиру Либсону. – Работы много, нужно бы призвать на помощь студентов из МГУ.

– На Пречистенке обнаружили XVII век? Молодцы! А с филфаком я договорюсь, – оживился начальник мастерской. – Ждите утром студентов на объекте.

В Доме Архитекторов творилось что-то невообразимое, когда на собрании заслушали доклад инспектора по охране памятников Москвы Николая Соболева. Архитекторы негодовали по поводу сноса старых кварталов Москвы, особенно, домов на «стрелке» Остоженки и Пречистенки. Лев Давид, председатель собрания, несколько раз успокаивал аудиторию, которая жёстко выступала против сноса домов на Кропоткинской площади. Давид успокоил товарищей и сказал, что несмотря на решение Моссовета, Союз Архитекторов Москвы обязательно пошлёт протест против сноса.

Но дома на Кропоткинской площади стали готовить к разборке, выселяя жителей. Подогнали строительную технику, и тогда, отчаявшиеся архитекторы направили телеграмму на имя Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, подписали её 14 архитекторов. И сразу чиновники ГлавАПУ потребовали вариант генерального плана с расположение древних строений. Генплан был спешно сделан знаменитым архитектором-реставратором Петром Барановским, который побывал на месте старинных палат и восхитился увиденным:

– Какие вы молодцы, нашли «жемчуга» XVII века! Какая дивная старина, явно «Нарышкинское барокко»! В многочисленных надстройках вы обнаружили древнюю основу палат и их нужно отстоять!

Нужно было доказать начальникам, как будет выглядеть старинный квартал на Кропоткинской площади после его реконструкции. И тогда подключили художника Карла Карловича Лопяло – мастера художественной реконструкции, который в сказочно добром ключе виртуозно создал серию рисунков, убедительно показывающих красоту застройки с боярскими палатами XVII века. С рисунками архитекторы пошли на приём ко второму секретарю горкома КПСС Игорю Пономарёву и тот поддержал их.

Архитекторы Моспректа-2 не давали строителям «войти в квартал», не зная, чем может это для них закончится.

Но вот на улицу Пречистенку подъехала чёрная «Волга» и из неё вышел главный архитектор Москвы Глеб Макаревич. Он видимо торопился, поэтому поздравив архитекторов с победой, коротко сообщил о палатах:

– Сумели спасти только два дома! – и уехал.

Архитекторы поспешили в мастерскую с радостной вестью.

– Слава Богу! Хоть два дома, – воскликнул начальник мастерской Либсон, узнав об этой победе, как, вдруг, зазвонил телефон на его столе.

– Спрашивают тебя, Трубецкая, – удивился начальник и передал трубку телефона Елене.

– Трубецкая? – послышалось в телефонной трубке. – Вы посылали телеграмму Брежневу? Да? Тогда вам надлежит явиться завтра в 10–00 часов в Московский комитет партии по адресу: Старая пощадь,10.

– Зачем? – спросила, побледнев, Трубецкая.

– Придёте, узнаете.

– А всё-таки?

– Сообщить о том, что принято решение Моссовета о сохранении двух зданий XVII века на улице Пречистенке, но угловой дом, видимо, не сохранят.

– Ура! – прямо в трубку закричала Трубецкая, а своему начальнику Либсону, который испугался подписывать телеграмму Брежневу, объявила. – Дома по улице Пречистенке оставили в покое, а значит, наша мастерская будет их реконструировать.

В 1970–1980 годах при реставрации «Красных палат» силами мастерской № 13 Моспроекта-2 были восстановлены одностолпные палаты первого этажа и их своды. Выполнили высокую крышу, правда, без третьего этажа, поскольку облик его не сохранился. На месте снесённого дома, перед «Красными палатами» разбили сквер и установили памятник Ф. Энгельсу. А в 1995 году были реставрированы «Белые палаты».

«Белые палаты» находятся в собственности Департамента культурного наследия Москвы, и в них разместилось Управление департамента с выставочными залами. А реконструкция «Красных палат» «замерла» из-за недостатка денег. Ждём и будем надеяться, что эта реконструкция будет скоро закончена. И мы сможем воочию увидеть прекрасные палаты XVII века!

Палаты купца Сверчкова

Глава 1

1697 год. Июньское солнце уж встало и Москва стала просыпаться.

Купец Иван Матвеевич Сверчков, надысь, поздно вечером вернувшийся с Нижегородской ярмарки, как только проснулся, тотчас же послал слугу за зодчим. В своей усадьбе под кронами старых яблонь он радушно встретил зодчего Петра Потапова, нанятого им для строительства новых палат для себя и церкви Успения на Покровке.

– Садись Пётр, садись за стол, будем утреничить!

– Благодарствую, Иван Матвеевич!

– Отведай квасу и сказывай как дела на стройке. Я надысь, мельком глянул на палаты – понравились. Всё ли в достатке?

– Камень есть, кирпича хватило. Палаты твои и храм Успения поставлены, внутри выделываем, – выпив квасу, ответил Пётр. – И деньги твои не все ещё извёл. Можа, что ещё надо доделать?

– Хвалю, – подливая квас, обрадовался купец, – откушай пирогов с крольчатиной, али с капустой. Видал, какие пышные, да румяные?

– Не откажусь, Ваше степенство!

– Ну, сказывай, что и как?

– По нашему уговору я втрое увеличил новые палаты, а на старинные подклети из белого камня воздвиг два этажа, – стал докладывать зодчий Потапов. – Подклети с подвалом крепко сложены, с умом. Подвал же сводчатый с погребами, а на нескольких сделаны люки – для колодников что ли?

– Мне погреба надобны, а колодников я ещё не нажил! – заторопился Иван Матвеевич. – Идем, осмотрим мои хоромы.

И они, пройдя огромный сад, увидели на высоченном белокаменном подклете роскошные хоромы.

– Мои палаты! – вскричал купец. – Лепота! Какие пышные наличники на окнах. Чудо! Любезные взору полуколонны на палатах, а крутые крыльца красны и приятны для всякого русского. Идём в подвал. Хочу посмотреть на погреба.

Тёмный старинный подвал встретил их неприветливо.

– Неуютно тут, – поёжился Иван Матвеевич, почесав свою курчавую бороду. – Зато неплохо иметь глубокий подвал. Смотри, в полу-то люки понаделали наши предки.

– Да, а там погреба, или старинные камеры, – подтвердил Пётр Потапов.

– Видимо действительно, это камеры для колодников, – вздохнул купец Иван Матвеевич, – но я буду хранить в них снедь.

Глава 2

В тюремной камере темно и сыро, и вдруг, люк в потолке открылся, и яркий свет ударил в глаза узнику Ваньке Каину. Он сощурился и проговорил:

– Не больно ты торопишься с похлёбкой!

– Так велено, – ответил кто-то густым басом, опуская на верёвке корзинку с похлёбкой.

– Тебя как звать-то? – спросил узник.

– Не велено, – откликнулся басом стражник.

– Заладил, одно и то ж, не велено! Как тебя по батюшке?

– Другое дело! – хмыкнул стражник сверху. – Фёдор Варлампиевич.

– Варлампиевич? А не твой ли братец ходил в ватаге Васьки Кривого? А? Что молчишь?

– Бог с тобой, я в стороне от брата.

– Смотри, донесу на тебя, милый, а если поможешь бежать, то озолочу. Ты ведь знаешь, кто я?

– Какая же ты мразь, – зарычал Фёдор и с грохотом захлопнул люк камеры.

Через некоторое время люк открылся и Фёдор забасил:

– Помогу тебе бежать, но только со мной.

– Подкупи стражу, – сказал узник. – Деньги на первый случай в моём саду под беседкой закопаны. Жду!

Но не всё бывает так гладко!

Их разговор услышал дежурный офицер, заметив неурочное посещение преступника: «Задумали побег», – решил он и поспешил доложить генерал-полицмейстеру Татищеву начальнику особой комиссии по расследованию грабежей в Москве.

В то время грабежи в Москве были такие, что вельможи жаловались императрице: «Лучше спать в поле, чем в своём московском доме». Особая комиссия, направленная императрицей в Москву, хватала всех подозрительных, но преступления не прекращались. В Москве тихо говорили, оглядываясь:

– Ванька Каин орудует! Только бедных он не грабит, богатых чистит!

И только когда челобитная канцеляриста Николая Будаева попала в руки Алексея Даниловича Татищева, то дело, заведённое на Ивана Осипова, по давнишней кличке «Ванька Каин», стало быстро раскручиваться. В челобитной он обвинялся в похищении 15-ти летней невесты Будаева, которую изнасиловал в игорном доме, недавно им купленным. А так же, будучи доносителем Сыскного Приказа, был в сговоре с главарями преступников. Осипов брал с крупных воров отходные деньги, а ловил мелких преступников. Вырученные деньги распределял между своими сообщниками из Сыскного Приказа, и всё по закону. Ведь по императорскому указу от 23 мая 1726 года жалование получали только судьи, палачи и сторожа, а остальные сыщики, мелкие чиновники довольствовались с челобитчиков «кто даст по своей воле».

Вот и расцвела коррупция в следственных органах.

– Безобразие! – вскипел потрясенный Татищев, листая ещё раз толстенное дело Ваньки Каина, челобитную Бакаева, протоколы, – Какой позор!

И он велел Ивана Осипова из тюрьмы перевести в тёмный подвал палат купца Свечкова, где работала в то время Особая следственная комиссия под его руководством. Когда Каина бросили в подвал и закрыли люк, то Татищев облегчённо вздохнул:

– Уж отсюда никто не убежит!

Вечерело. Татищев сидел в своём кабинете и откровенно спал, как вдруг, очнувшись, он увидел выпяченную грудь дежурного офицера, браво доложившего о задуманном побеге Каина.

– Вот пройдоха, этот Ванька Каин. Везде находит своих «соратников», – встрепенулся Татищев и велел офицеру. – Проследи за сторожами и доложи, кто из них купится на посулы Ваньки Каина.