Бутылка наполнялась медленно, и всё же жадность оказалась сильнее: он не остановился пока не наполнил пластиковый сосуд под самое горлышко так, что бывшая живая нефть стала выплёскиваться наружу. Закрутив крышечку на бутылке, Олег спустился со стремянки и быстрым шагом пошёл к двери. Проходя мимо последнего столика, ему в глаза сверкнула склянка мерного стакана. Олег остановился, и, как хищная птица, схватил стакан. Нетерпеливо открутил пробку и наполнил тонкостенную ёмкость до краёв. Выливаясь из бутылки, кровь гулко булькала. Наполнив целиком химический стакан, Горохов поставил бутыль с оставшейся кровью на стол и, плотоядно облизнувшись, прильнул губами к стеклянному краю. Кровь не успела остыть. Жидкость была вязкая и по вкусу напоминала густой бульон из грязи и ещё какой-то нестерпимой гадости. Олег не ожидал, что будет настолько тошнотворно. Пересилив себя, он допил эту гадость, заставив проглотить самые последние её капли. Солёный привкус он так и не ощутил, зато после последнего глотка, его рот наполнило гальваническое железное послевкусие, отдающее больницей и дешёвыми медикаментами. Его ещё раз чуть не стошнило. Олег прикрыл ладонью рот, чтобы не вылилось обратно то, что с таким трудом ему удалось добыть и затолкать в себя.

И всё-таки Олег Горохов остался доволен. Впервые за год с лишним он заснул спокойно.

Реакция наступила в восемь часов утра, ровно по прошествии часа после подъёма. Учёные занимались обычными делами – изучали состав морской воды на предмет наличия специфических микроорганизмов. Судно прибыло в район, определённый для исследований, вошло в так называемое блуждающее пятно аномально высокой температуры и с населяющими его, отличными от окружающего моря жителями, начиная от самых маленьких – бактерий, одноклеточных и прочей мелюзги и заканчивая – моллюсками, червями и рыбой. Все суетились, работали, короче – занимались делом. Олег находился в одной из лабораторий на носу корабля, когда почувствовал растягивающую мышцы паха сильную ломоту. Он опустил взгляд к обеспокоившей его части тела и, с возрастающей радостью, обнаружил свой член в крайне возбуждённом состоянии. Он затвердел до состояния жесточайшей одеревенелости. Такую выдающуюся эрекцию невозможно не заметить. И Олег, чтобы скрыть странное для окружающих состояние, и для того, чтобы элементарно освободиться впервые за полгода от скопившегося в его яичках семени, торопливо удалился в гальюн. Уединившись, он немного успокоился и занялся обыкновенным укрощением своих сексуальных выдумок, то есть – онанизмом. Вдоволь надрочившись, Олег, так и не удовлетворившись до конца, с удивлением и некоторой долей благодарности к самому себе за проявленную им прошлой ночью смекалку, обнаружил, что пенис остался в стоячем состоянии и нисколечко на потерял своей упругости.

Олег, горя обыкновенным желанием закрепить положенный эффект, из гальюна вернулся в каюту и принял ещё одну порцию чудесного эликсира. За последующие десять часов он ещё четыре раза посещал место отправления естественных потребностей человека и так же четыре раза заставлял себя употреблять внутрь кровь дельфина. К восьми часам вечера кровь закончилась – "Ну и пусть, всё равно её хранить негде, и она бы через сутки испортилась бы", – а состояние непроходящей эрекции усилилось.

Желание секса, настоящего секса, всё возрастало: в мозгу у Олега постоянно крутились кадры бесконечного порнофильма. В таком состоянии заснуть было ну просто невозможно. Олег еле дотерпел до того момента, когда Кадышев начал выводить громкие рулады носоглоткой. Натянув джинсы, он вышел в коридор и пошёл на противоположный конец корабля, где в гордом одиночестве, одна в каюте, по случаю своего женского пола обитала единственная на судне женщина – Надя наша Семёнова. Лампы горели вполнакала, создавая располагающую к романтическим свиданиям атмосферу южной ночи.

Олег постучал в дверь. Звук вышел громким, особенно учитывая, что давно стемнело и большинство учёных на судне спало. Испуганный голос из-за двери противным фальцетом спросил:

– Кто там?

– Надежда, это я, Олег. Открой, пожалуйста.

– Что вам нужно? – почему-то переходя на вы, продолжила допрос Семёнова.

– У меня к тебе дело. Открой, ну не через дверь же разговаривать.

Стукнула защёлка, дверь приоткрылась. И лишь в образовавшейся щели мелькнул зелёный прозрачный пеньюар, Олег ворвался в каюту. Вид полуобнажённого женского тела, пускай и на редкость уродливого, возбудил его сверх всякой меры. Он набросился на растерявшуюся от такого напора Семёнову, как тигр, и начал грубо срывать с неё невесомый пеньюар. Надя отбивалась слабо, всё время повторяя:

– Ну что вы делаете, Олег?.. Что вы делаете?

А потом отдавшись на волю победителя, продолжила:

– Олежка, ну что ты? Безумный!

Горохов ушёл под утро, оставив после своего набега лежащее на койке в сладкой истоме, истерзанное тело Семёновой, но сам так и не удовлетворив внутренний пламень необыкновенно сильного желания. Олег так её самозабвенно трахал, что ему удалось то, чего не удавалось ни одному лосьону – казавшейся вечным застарелый прыщ, живущий на губе Семёновой, лопнул, выпустив наружу червячок неистребимого гноя.

Олег чувствовал себя на редкость бодрым, ничуть не уставшим. Такая выдалась бессонная ночь, а ему совершенно не хотелось спать. Правда, свою каюту он нашёл не сразу, а с третьей попытки. Каким-то образом он всё время возвращался к каюте Семёновой. Заставив себя чётко придерживаться правой стороны коридора, он добрёл до своей комнаты. Полежав меньше часа, Горохов встал вместе с проснувшемся профессором и отправился на работу. К обеду начались первые значительные неприятные симптомы. Закружилась голова, перед глазами померк свет, и он как-то сразу очнулся в медицинском отсеке. Над ним нагнулся врач – Гордеев Владимир, тот самый, что занимался экстренным ремонтом дельфина, а после, когда утром обнаружилось, что он издох, делал вскрытие и размещал его внутренние органы и всякие там железы по банкам, заливая их спиртом (после всех манипуляций выпотрошенный труп дельфина выбросили в море). И вот теперь он теми же руками, которыми возился с мёртвым животным, массировал Олегу виски. Увидев, что Олег пришёл в себя, сказал:

– Проснулся? Ну вот и славно.

– Я потерял сознание?

– Да. У тебя, дружок, сильно скакануло давление. И температура повышена на градус.

– Но я себя прекрасно чувствую.

– Да. Я взял у тебя кровь на экспресс анализ. Олег, у тебя ненормально повышенный уровень гемоглобина. Тебе срочно нужно в больницу.

– Глупости, – вспылил Олег, а потом подумал – "А может оно и к лучшему?".

– Через три часа мы причалим в порту Керчи. Я тебе дам направление, ляжешь в городскую больницу на обследование. Денег тебе ребята собрали, больницу предупредили, тебя ждут. Думаю, ничего страшного. Но я обязан страховать команду от любых возможных инфекционных заболеваний.

– Ладно. Понимаю… Я могу идти. Надо собрать вещи.

– Не надо. Все вещи уже собраны. Оставшееся время тебе лучше побыть здесь.

– Изоляция?

Пожав плечами, Гордеев смущенно произнёс:

– Вынужденная мера.

Доктор вышел в соседнюю комнату и зазвенел там пузырьками и какими-то инструментами. Олег лежал, заложив руки за голову и рассматривал потолок: чувствовал он себя совсем неплохо. Энергия в нём бурлила, сосредотачиваясь в нижней части туловища и оттуда разливаясь по всему телу.

Потолок опять начал крутиться через пять минут. Происходило нечто необъяснимое. Левым глазом он видел совершенно нормально, а вот правый транслировал в мозг совершеннейшую ерунду. Прямо сквозь занавеску, проникнув через её плотную ткань, в изолятор вплыл прозрачный доктор Гордеев, только обросший бородой: он злобно скалился и грозил Олегу кривым пальцем. Олега аж подбросило, он сел и ошарашенно уставился на висевшего в метре от палубы призрака. Потом Олег прикрыл ладошкой левый глаз и иллюзия пропала, оставив после себя лишь светящееся изображение на радужной оболочке глаза. Прикрыл правый глаз, и призрачная чушь проявилась снова. Звать на помощь он не стал, решив пережить галлюцинацию, тем более никакой особой угрозы от висящего в метре над полом бородатого двойника доктора он не чувствовал. А через минуту призрак и вовсе пропал, растворился в воздухе. Списав всё на перенапряжение прошлой бессонной ночи, Олег стал дожидаться прихода сейнера в порт. Через два часа его высадили с чемоданчиком и справкой с данными анализов в порту.

Ни в какую больницу он решил не ехать (физически он чувствовал себя великолепно, лучше, чем когда-либо), а решил снять себе комнату и хотя бы три-четыре дня прожить рядом с морем, устроить себе импровизированный отпуск.

Пока он искал себе подходящее жильё, глюки вернулись, причём в ещё более зловещем и непонятном облике. Проходя мимо тёмных углов, переулков, арок проходных дворов, он краем левого глаза замечал, что там ворочается незнакомая ему жизнь. Странные люди появлялись оттуда и с их бледных, как у утопленников, лиц, не мигая, глядели светящиеся зелёным фосфором глаза. Они странно дёргались, срастались между собой и проваливались под асфальт. За ними ползли бесформенные медузообразные существа, они всё вокруг пачкали слизью и потом по стенам домов заползали в открытые окна квартир. И все эти несуразности происходили с левой стороны, с правой же стороны жизнь приморского города текла своим обыкновенным чередом. Ездили автомобили, неторопливо прогуливались отдыхающие, местные торговали фруктами и всё было нормально, спокойно. Олег боролся со своим левым восприятием, тёр глаз, часто моргал, бил основанием ладони по левому виску, но видения не пропадали. Самое интересное ждало его впереди.

Квартирку он нашёл себе не далеко от побережья. Даже не квартирку, а так, комнатушку. За четыре дня с него содрали вперёд пять тысяч. Деньги у него были, команда расщедрилась на сумму равную пятидесяти тысячам. Могло хватить и на отдых, и на лечение, и на обратную дорогу. Олег сделал выбор в пользу отдыха.

Потребности во сне он не чувствовал: грезя наяву, он парадоксально получал дополнительный заряд бодрости. Но водворившись в комнате, он прилёг на настоящую кровать, чтобы вспомнить подзабытое за время экспедиции ощущение. Вообще удобств здесь хватало, если, конечно, сравнивать с теми условиями, в которых он жил последние дни на корабле. А тут кстати подоспел закат. Солнце быстро погружалось в море. Из окна его комнаты хорошо было видно, как угасал день и просыпалась ночь. Вечернее солнце стало похожим на яичный желток, брошенный в голубую миску неба, облитую малиновым сиропом. Олег не любовался закатом, он просто лежал и был не в состоянии нормальным образом пошевелить ни ногой, ни рукой. Пальцы рук прижались один к другому, локти вдавились в бока, а ноги сошлись и образовали временное единое целое с торсом. Состояние частичного паралича продолжалось до тех пор, пока солнце целиком не закатилось за горизонт и на небе не проклюнулись первые звёзды. Тогда Олега отпустило. Он встал и пошёл умыться. Как и на корабле, туалет в квартире был общего пользования. Остальные жильцы отсутствовали, и он спокойно водворился в ванной. Открыл смеситель, поднёс к струе воды ладони, сложенные ковшиком, и тут почувствовал, что у него из носа потекли сопли. Олег разогнулся и посмотрел в висящее над раковиной зеркало. У него из ноздрей выползала жирная тёмно-зелёная слизь, очень похожая на перекрученные в мясорубке водоросли. И пахла она соответствующе. Он вытерся, смыл с лица зелёные следы. В нём зрело желание: пока он не мог разобраться, чего он хотел, но уже был близок к осознанию факта своего преображения.

Его тело стало сильным, он чувствовал это по тому с какой силой он теперь мог сжимать кулаки. Наверняка, он смог и подкову разогнуть, попадись она ему под руку. Слава богу, ничего такое бесполезное его не интересовало: бездумно ставить рекорды было ему не интересно. Он хотел насладиться, или может быть разобраться с тем, что с ним происходило. А, может, всё-таки насладиться? Нет, но что-то ему всё-таки хотелось.

Олег вышел на улицу. Ярко горели огни, из открытых нараспашку дверей ресторанов гремела живая музыка. Ежегодный праздник имени лета продолжался. Он решил зайти в один из кабаков и подкрепиться. Выбрав себе столик подальше от сцены, где надрывались музыканты, выдавая один хит за другим, он заказал себе солений, слабосолёной сёмги и водки.