Пётр Великий в жизни. Том первый (страница 40)
По городу пошли слухи, одни возмутительнее других. Между прочим, тайком разсказывали, что будто бы брат царицы Натальи, Иван Кирилович Нарышкин, только что возвращённый во дворец из опалы, надевал на себя царскую порфиру, диадиму и корону, садился на трон, говорил, что ни к кому царский венец так не пристанет, как к нему, что в этом положении застала его царица Марфа и царевна Софья; начали его упрекать за неслыханную дерзость, при царевиче Иване, что он, соскочив с трона, кинулся на царевича, схватил его за горло и чуть не задушил.
Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. С. 156
[Ещё до того], узнав о смерти Феодора, София, сестра его, женщина деятельная, не медля возмущает своих сродников, обвиняя Артемона Сергеевича в том, что своими происками и хитростию (так как и прежде, ещё при жизни Алексея Михайловича, это было за ним замечено) он предоставил Петру венец Царский, обошед старшего брата, Иоанна: она заклинала их всеми Святыми сжалиться над её кровными, возводя на Артемона, что будто бы он отравил отца их, Алексея, а по выходе из ссылки убил своим злодейством и Феодора, ещё дотоле жившего; что Петра, как своего родственника, возвёл на престол, вовлёк в заговор Бояр, всю Царскую Думу и, конечно де, этот человек пронырливый и злобный хочет совершенно властвовать нами, как это испытали мы при Алексеевиче. Не только простой народ, но и Бояре почитали его тогда более чем самого Государя. Она уверяла даже, что он подкупил врачей и влил яду в заздравную чашу [самого царя Алексея Михайловича].
Повествование о московских происшествиях по кончине царя Алексия Михайловича… С. 78
Эта сплетня пущена была только предварительно, чтобы приготовить стрельцов к другому слуху, который сильнее должен был их взволновать. 15 мая, во вторник, в полдень, когда бояре собрались на совет, между стрельцами раздался крик: «Иван Нарышкин задушил царевича Ивана Алексеевича!». Самый день был выбран как бы преднамеренно, чтобы напомнить об убиении Димитрия царевича, совершенном именно 15 мая.
Костомаров Н.И. Царевна Софья. 499
При дворах же монаршеских таковые дела великого и полезного последования приключаются иногда с начала неудобны, как то в оное ж время сбылось самым действием при начатом царствовании его высокопомянутого величества; ибо по возвышении его величества на оный высокий престол тогда ж люди pаздвоились, как от бояр и от прочих светлых фамилий, так и от дворянства, на две паpтии, то есть шайки… Со стороны царской при том времени для надлежащего безопасения и ради мнимых противных случаев и приключившихся тогда мятежей из многих именитых родов приехали в город Кремль, а именно: кравчий князь Борис Алексеевич и брат его князь Иван Большой, называемый Лбом, Голицыны, князь Яков, князь Лука, князь Борис, князь Григорий Долгорукие, и многие иные по верной своей службе и горячности к его высокопомянутому величеству ревность свою множественно и великодушно против их показали, и, одевся в панцыри, скрытно под платьем своим их имели, и хотя б до самой смерти в том стоять и непоколебимо подвизатися были намерены.
Матвеев А.А. Записки. С. 363–364
Софья во главе московских янычар
Артиллерия поручена старшему сыну Нарышкина, который 23-х лет возведён на степень боярина, что произвело неудовольствие между многими: как такой молодой человек, в такое короткое время, мог удостоиться таких высоких почестей. Другой брат, Афанасий Кириллович, около 20 лет, назначен Форшнейдером. Стрельцы, как и прочие люди, выражали часто своё неудовольствие о таком быстром возвышении Нарышкиных.
Розенбуш фон Бутенант. Верное объявление скорбной и страшной трагедии, которая здесь в Москве приключилась в понедельник, вторник и среду, 15-го, 16-го и 17-го мая нынешняго 1682-го года. Напечатано в: Семнадцать первых лет в жизни императора Петра Великаго. Исследования. 1672–1789. Сочинение М.П. Погодина. М. 1875. С. 42
Понятно, чего должны были ждать Милославские и друзья их; и вот начали они хлопотать всеми силами, чтоб сын Милославской, царевич Иоанн, не был лишён прав своих и чтоб мачеха его не была правительницею. Но кто же мог действовать тут на первом плане? Иоанн не мог действовать сам за себя, и главную роль взяла сестра его, царевна Софья Алексеевна, которая «в женском теле имела мужескую душу».
Соловьев С.М… Учебная книга по Русской истории. С. 239
Две недели уже царствовал Пётр; а царевна Софья в это время с преданными боярами Михаилом (?) Милославским, своим дядей, и князем Хованским составила думу, как бы посадить на трон царевича Ивана. Тогда Иван Нарышкин, желая проникнуть в их тайные замыслы, стал напрашиваться к ним, говоря: «Я-де боярин да думный дворянин, мне пригоже быть там», – и желал управлять государством до совершеннолетия царя Петра, чему Софья противилась, и они сильно поссорились с матерью Петра: с обеих сторон предъявлялись чрезмерные и непригожие требования.
Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году… С. 14
И хотя всемерно оного ж брата своего царевича Иоанна Алексеевича ведала от самого его младенчества, по тяжким скорбям повседневно беспрестанно утруждённого и повреждённого весьма быти, не токмо не прочного, но и по виду недолголетнего, она, царевна, совершенно знала, что никаким образом помыслить было никому невозможно, чтобы ему, высокопомянутому царевичу, за своими многообразными болезнями свободно и возможно было великой Всероссийской империи государственную корону, скипетр и бремя к правлению всенародному на себя принять и тягостный оный труд снесть; однако ж та сродная в человечестве ненависть, Еввиным яблоком сластолюбия и любочестия вкоренённая, её высочество зело лакомо усладила и обольстила нижеследующие к своей стороне полезные принять иные меры сих ради причин.
Первая: под тем её чаянием, чтобы, возвыся брата своего государя царевича Иоанна Алексеевича на царство, потом вскоре совокупить браком и по будущему от него мужеского пола наследию, яко по линии того первенства, всемерно впредь державою своею пред высокопомянутым его царским величеством при той всероссийской короне незыблемо утвердитися.
Вторая: по властолюбному снискательству великого царевнина любочестия неукротимое намерение принуждало, чтобы хотя не по действительному его, брата её вышеименованного царевича, государственному правлению, но токмо по оной царской степени первенства оного всячески потщиться вскоре на царское возвысить достоинство, яко бы по древнему примеру восточного греческого императора Феодосия Юного, при котором сестра его царевна Пульхерия самовластвовала больше того самого царя под его именем, о чём история цесарства Греческого точнее объявит.
Наипаче же то рачение оного властолюбного её высочества нрава неусыпно возбуждало, чтобы под великим благополучием державного имени его ж, брата своего государя царевича, государствовать и скипетром Всероссийской империи самодержавно править, многих же тогда бывших одноматерних сестёр своих государынь царевен во всех произволах их и во всяком избытке нерушимо всегда соблюдать.
Матвеев А.А. Записки. В сборнике: Рождение империи. М. Фонд Сергея Дубова. 1997. С. 366–367
Царевна София Алексеевна и сама брата своего Иоанна Алексеевича ко правлению царства почитала неспособным, но ради того старалася о возведении его на престол, дабы ей вместо его царствовать и под именем царевны быти самодержавною царицею, а Петра Алексеевича лиша трона, по времени от скипетра отдалить и отсечь надежду россиян видети его когда-нибудь облечена порфирою, или потаённым образом лишити жизни и утвердити свою безопасность.
Сумароков А.П. Первый и главный стрелецкий бунт бывший в Москве в 1682 году в месяце майи / Писал Александр Сумароков. – [СПб. ]: Печатано при Имп. Акад. Наук, 1768. С. 17
Эта принцесса, честолюбивая и жадная до власти, предвидя, что она тем самым станет полной хозяйкой всего государства по причине слабоумия Ивана и юности Петра, у которых будет только царский титул, а у неё – вся власть, и что ей стоит бояться только высших должностных лиц и вельмож, которые могут противостоять её замыслам, или притязаний кого-либо одного из них или общего их неудовольствия от того, что они управляются женщиной. Она тайно воспользовалась, как средством, Хованским, которому она в собственных интересах позволила возмутить стрельцов – милицию, вроде янычар в Порте. Под предлогом мести за царя Фёдора, о котором говорили, что он был отравлен, они совершили такую большую резню знатных господ, что если бы царевна Софья Алексевна не вышла из царского дворца наружу, чтобы утишить мятеж, и не явилась бы к ним, то продолжали бы нападать на невинных, словно на виновных, чтобы затем грабить убитых.
Де ла Невилль. Записки о Московии. (Пер. А. С. Лаврова) М. Аллегро-пресс. 1996. С. 193
Тут мы коротко повторим то, что происходило в Московии за два дня до смерти Царя Фёдора Алексеевича. Эта кровавая трагедия произошла большею частию вследствие великаго неудовольствия, заявлявшагося часто стрельцами, на великую тягость и жестокое обременение их работою, от которой не освобождались они по воскресеньям и по праздникам, и которую они должны были нести для своих полковников, понуждаемые побоями. В особенности вынуждены были жаловаться стрельцы полка Семёна Грибоедова, который на прошедшей Святой неделе заставил их возить на двор к себе камень, известь и другие материалы, на стройку новаго его загороднаго дома, в нескольких милях за городом. Стрельцы решились подать на него за это и за уменьшение их жалованья (из котораго всегда должны они были уступать, часть упомянутому полковнику), просьбу, апреля 25-го, Царю Фёдору Алексеевичу, (которой был тогда ещё жив, хотя и очень слаб), для чего и избрали способнаго человека из своего общества, чтобы, передать эту просьбу в стрелецком приказе, которая и была передана думному дворянину Павлу Петровичу Языкову, управлявшему вместе с князем Юрьем Алексеевичем Долгоруким стрелецким приказом. Этот, Павел Петрович принял от них просьбу и сказал, что передаст её князю Долгорукому, и на другой день сообщит им решение. Названный думный отравляется за сим к князю Долгорукому, представляет ему, поданную не надлежащим образом просьбу, донося, что принёс её пьяный стрелец, и говорил притом многия бездельныя слова о князе Долгоруком и других, на что тот отвечал: «Как это пьяный стрелец, то вели привести его завтра пред их на съезжую избу и высечь хорошенько кнутом, чтобы другие видели себе пример». На другой день приходит стрелец, представлявший просьбу, в приказ, и спрашивает у думнаго, что последовало по их домогательству, который ему отвечает, что его царское величество повелел наказать его за буйство и высечь для примера другим пред их съезжею избою кнутом, и даёт тут же приказ тамошнему дьяку для исполнения. Стрелец, в сопровождении двух служителей, был отведён туда, и когда был раздет, то дьяк прочёл ему его приговор. Стрелец закричал тогда своим товарищам: «Я с вашего согласия и по вашему желанию подавал просьбу: что ж вы выдаёте меня на такой позор?» Несколько стрельцев бросились к нему, они повалили пристава и двух служителей, приколотили их ужасно и освободили своего товарища. Дьяк (который от страха не сходил с лошади), увидя это, удалился тотчас и передал думному о происшедшем.
Между тем наступил вечер. Стрельцы вознегодовали на такое решение, собрались на следующую ночь, как и на другой день по утру, пригласили к себе несколько товарищей из других полков и осведомились у них, какие полковники обходятся с ними таким же образом, и оказалось, что из полковников, начальствовавших над 22 тысячами стрельцов, было девять, которые могли быть обвинены в наложении таких же тягостей.
Стрельцы соединились тогда между собою и решились искать на них суда, иначе переломать им шеи, как вдруг, апреля 27-го, в четверг, скончался царь Фёдор, в 4 часа пополудни.
Розенбуш фон Бутенант. Верное объявление скорбной и страшной трагедии… С. 38–40