– Я и сам не уверен, – Макс щелкнул мышкой, открывая очередную газетную вырезку, на которой перемазанный грязью Кирилов Антониан держал на руках маленькую девчушку лет четырех в заляпанном кровью платье. – Я хочу понять, что мне привиделось в той пещере, а что – нет.

– И как в этом поможет дохлый народный герой?

– Я должен узнать, жив Кирилов или нет. Если есть хоть малейшее сомнение… –Грошев вывел на экран следующую статью. На зернистой фотографии не очень высокого качества каменный завал разбирали спасатели.

– То есть ты хочешь обойти десяток экспертов корпуса, да еще и по интернету, да еще и спустя два года, когда все уже похоронено в буквальном смысле. Я бесконечно верю в твой интеллект, но это перебор.

Фотографии разной пафосности и трагизма сменило видео, Макс отключил звук, наблюдая, как репортер с микрофоном открывал и закрывал рот. Люди за его спиной продолжали двигаться, словно статисты в пьесе. Они ходили, стояли, лежали, беззвучно кричали и плакали, покрытые пылью и кровью, одетые в форму спасателей и в рваные лохмотья.

Тот самый обвал, что стащил за собой автобус с детьми. Мужчина с микрофоном в очередной раз взмахнул рукой, и Грош замер. Схватил индикатор записи и перетащил обратно, просматривая эпизод повторно. Репортер взмахнул рукой, камера чуть отъехала, в поле зрения попал мужчина в гражданском, помогающий спасателю тащить носилки. Макс нажал на паузу.

– Леха, смотри, – позвал он.

Друг развернулся на стуле и заглянул в его монитор.

– Черт, – отреагировал Игрок.

Мужчиной, помогавшим спасателям, был Шрам.

– Нужна карта, – сказал Грош. Игрок вернулся за свой компьютер, в два щелчка вывел на экран изображение местности и очертил курсором область. – Здесь нашли автобус с детьми.

Макс встал за его спиной и ткнул пальцем в монитор чуть выше погребенной дороги.

– А здесь – десятая шахта и хутор Маста.

– Ты связываешь одно с другим, потому что хочешь связать, – сказал Леха.

– Логичное предположение: очередной взрыв спровоцировал обвал. Вот поэтому-то Кирилов оказался на месте и спас детей. Он нашел автобус, потому что…

– Знал где и что искать, – друг тряхнул горловой. – Не верю. Нет, Макс, все это вилами по воде.

– Слишком, да? – кивнул Грошев. – Но они оба были там – это факт. А другой обвал? Вспомни, что спровоцировало сель, из-под которого ты нас вывел.

– Мы были в Солнечном, – задумался Игрок, – земля задрожала. Думаешь, тоже взрыв?

Макс вернулся за компьютер и стал быстро вбивать слова в поисковую строку. Экран мигнул красным. «В доступе отказано».

– Еще бы, – увидев, какую информацию запросил друг, хмыкнул сокурсник, – это же имперская разработка месторождения. Если горные работы спровоцировали обвал и человеческие жертвы, неважно по чьей вине: инженеров, техников или злого умысла заключенных, думаешь, информацию так просто обнародуют, выложат в сеть график подрывов, чтобы умники вроде нас с тобой делали выводы? Оптимист.

– Я чувствую, что прав, – упрямо сказал Макс.

– Само собой, – поднял руки Леха. – Пусть все так. Скажи только, как замалчивание причин трагедии поможет тебе разобраться в себе?

– Не знаю.

– Класс!

– Если Кирилов жив…

– Хорошее слово «если», – сказал Игрок.

– Я был на его могиле, сражался с призраком, – Грош снова запустил поиск и пробежал глазами первую заметку. – Или с чьим-то другим, блуждающие не имеют обыкновения таскать с собой документы, а без материализации опознание невозможно.

Кирилов Антониан погиб при пожаре в доме некоего Новикова Аката под Шоромой. Причина возгорания – взрыв газового баллона. До того, как дом рухнул, Антониан и его команда вытащили из огня жену и дочь Новикова. Спасатели видели, как на товарища рухнуло перекрытие, Кирилова раздавило, у него не было шансов выбраться. Опознавать было практически нечего, тело обгорело до неузнаваемости. Личность покойника определили по табличке на шее. И по кад-арту, по розовому лавендрину, прозванному в народе «чешуйчатым камнем», кристалл, притягивающий успех и славу, камень художников и музыкантов, ну в какой-то степени кад-арт справился со своей задачей – народного героя знали все.

Самое слабое место в умозаключениях Макса, самое противоречивое, если Кирилов не погиб, то без камня, без защиты разума, он жить не сможет.

Опять эта табличка. Грош поморщился и, схватив первый попавшийся листок, стал записывать, несколько раз зачеркивал и начинал писать снова, шевеля губами, с трудом прореживаясь сквозь воспоминания. Два ряда цифр, которые он сфотографировал для Тилифа.

– Так, а если… – парень снова застучал по клавиатуре. – Есть. Новиков с тех пор в розыске.

– Если учесть, что именно его и подозревали в поджоге, так как жена требовала развода и половину дома, то ничего удивительного, – Игроков крутанулся на стуле и задумчиво добавил: – Знаешь, когда хочешь найти – найдешь, истолкуешь совпадения в свою пользу. Но повторю вопрос: чем эти фантазии помогут тебе?

– Он назвал Тилифа Шрам, а этим могут похвастаться немногие. Я сам пытался, я помню, – Грошев заложил руки за голову и взъерошил волосы. – Если Антониан жив, если он мне не привиделся, Значит, не привиделось и все остальное.

– Спорное утверждение. Если не секрет, что ты видел?

– Отца. И Шрама в компании призрака, а тот утверждал, что видит матушку. Ну и на закуску спасатель, который попробовал на прочность мою печень.

– Покойники что, родительский день устроили? – рассмеялся Леха.

– Тилиф показал мне фоторобот, я практически забыл об этом. До вчерашней ночи.

– Вот мы и подобрались к главному, – согласился друг, подумал и положил ноги на стол рядом с монитором, – Ради этого ты сидишь здесь несколько часов? Отделяешь правду от вымысла? Чей фоторобот?

– Одного из убийц моего отца, – Грошев вернулся к компьютеру и снова стал печатать, нажал ввод, чертыхнулся и изменил параметры поиска. – Убийство старого алкоголика в Травороте – не тема для первых полос.

– То есть тебе показали фоторобот убийцы, и ты его узнал, а теперь сидишь, копаешься в прошлом и гадаешь, не плод ли это воображения? Далековато закопался. Ух, – друг картинно смахнул пот со лба. – Но легче, чем искать мертвого Кирилова и раскрывать заговоры подрывников.

– По показаниям свидетелей, убийца был в черной форме, – Макс снова выругался. – В сети ничего.

– Не там смотришь, – Игроков снял ноги со стола. – Если фоторобот существует, то ищи его на сайте правопорядка. Ну, знаешь, «их разыскивает корпус», «всех, кто видел, просьба позвонить по телефону горячей линии», – Грошев вернулся к компьютеру, – но я склоняюсь к глюкам. Он засветил форму. Если бы в Академию пришли с фотороботом, убийца был бы уже в наручниках.

– Думаешь? – усмехнулся Макс, поворачивая монитор. – Смотри. Его не нашли потому, что он не из Академии, хоть и обзавелся формой. Мне ничего не привиделось.

Игроков посмотрел на экран. С черно-белого схематичного рисунка на них смотрел Калес.

– Там, когда мы оставили наших под землей, Лисицын говорил о верности. И Настя повторила его слова о семье. Гвардеец сказал: «Судя по моей, я не знаю, что это такое». Мы знакомы три года, но много ли ты знаешь о моей семье?

Леха оторвал взгляд от монитора, его насмешливость исчезла.

– Я только недавно узнал, что она у тебя есть.

– Точно, а парень, которого я видел впервые в жизни, знал, – Макс стал листать однотипные рисунки дальше. – Убийц было двое, но, судя по всему, второй оказался умнее и везучее. И не засветил личико. Другие находящиеся в розыске граждане Империи были ему абсолютно незнакомы.

– Ты хочешь сказать, что ему кто-то помогал? Кто?

Именно в это момент дверь открылась, и в библиотеку вошла Лиса.

– Привет, ребята, – жизнерадостно поздоровалась девушка.

Грошев протянул руку, их пальцы переплелись, и он, дернув девушку на себя, усадил на колени.

– Ой, – засмеялась она. – Вижу, соскучился. Чем вы тут заняты? Обед пропустили. Ты обещал профу помочь, – она посмотрела на Игрокова.

– Эээ, – Леха перевел взгляд с лица девушки на Макса. Обычное красноречие отказало другу.

– Ты ему рассказал? – по-своему истолковала замешательство Лиса. – Может, хоть друг мозги вправит.

– Макс? – переспросил Игроков.

– Он не возвращается в Академию, разве что за вещами, – Настя прислонилась лбом к лицу Грошева. – Его отправляют в стиратели.

Она рассмеялась, только вот смех вышел совсем не веселым.

– Это правда? – напряженно спросил Леха и тут же сам ответил – Правда. И ты молчал?

– Я проговорилась, – ненатурально испугалась Настя и поцеловала Грошева.

Легкое касание, которое так хотелось продлить, но она выскользнула у него из рук.

– Просто хотела узнать, как ты, – Настя повернулась к Игрокову. – Может, объяснишь ему, что работа на семью Лисицыных лучше смерти, – и, мягко скользнув рукой по плечу Грошева, вышла, оставив после себя тишину.

– Она права, – в конце концов, сказал Игрок. – Стиратель? Я последний, кто встанет на сторону Лисы, но Макс… стиратель?

Грошев откинулся на спинку и закрыл глаза, не желая отвечать.

– Это неправильно, – друг встал, оттолкнул кресло на колесиках к стене. – Надо поговорить с Арчи.

– Он всего лишь воспитатель, – не открывая глаз, ответил Грош.

– Тогда к Нефедычу. Вернем погоны, посыплем голову пеплом.

– Да я бы с радостью, но что-то подсказывает мне, что он меня не послушает. Я не слушал его три года, – Макс провел рукой по лицу.

– Не верю, что ты сдался, – Леха остановился напротив. – Сидишь тут и ищешь всякую фигню. Черт, – он поморщился, – тебе готовят посвящение.

– Что? – Грош открыл глаза.

– Это сюрприз. Сухарев уговорил Дорогова устроить тебе посвящение в псионники до отъезда.

– Звучит так, будто меня пригласили на собственные поминки, – ответил Макс.

– Что Лиса тебе предложила? – друг плюхнулся обратно на стул.

– Ничего определенного, обошлась намеками.

– Как бы не угодить из одной ловушки в другую. Ты же ей не веришь? – спросил Игрок.

– Она сказала, что с играми покончено.

– Я спросил не об этом, – Грошев промолчал, и сокурсник покачал головой. – Она настолько хороша?

– Сладка, как шампанское. Или наркота, – ответил Макс.

– Раз ты стал поэтом, все плохо. То есть в голову дает моментально, и после первой дозы сразу думаешь о второй.

Грош поймал себя на том, что улыбается. И ничего не может с собой поделать…

Кто из них проговорился? Для Макса не имело значения, но к вечеру казалось, что весь бункер провожал его полными жалости взглядами. И даже Маркелов, осматривая рану и меняя тугую повязку на широкую полосу пластыря, хмурился, пока, наконец, не выдержал:

– Что ты натворил?

– Ничего существенного.

– За несущественное не отправляют в стиратели. Кого-то убил? Хотя, о чем это я, тогда ты не проходил бы здесь практику.

Он думал о том, что совершил за эти годы. Он не был образцовым студентом, теперь предстояло за это расплатиться. Врач взял стетоскоп, и Грошев принялся усердно дышать. Парень бессознательно рассматривал витую серебряную цепочку на груди Гранта. Сегодня халат был расстегнут, Макс видел край пластикового кад-арта. Парень нахмурился и, не задумываясь о том, как можно истолковать его жест, поддел цепочку пальцем и вытащил хранителя разума. Вернее, его пластиковую подделку.

– Хм, – Грант поднял бровь, Макс разжал пальцы и кристалл упал на белый халат.

Парень поднял глаза. На ладони, как на самом первом практикуме по псионнике, разливалась, скользя по коже, сила. Каждый волосок на руке встал дыбом, будто от холода. Маркелов улыбнулся, и в лицо парню дохнуло острой кислятиной. Так пахло содержание банки с грибами. Одна такая у бабушки в подполе упала с пола, и, разбившись, пролежала на полу пару дней.

– Вы псионник? – сказал Грошев, едва замечая, что повышает голос.

– Да, – ответил Грант, убирая стетоскоп.

– Но вы врач?

– Опять верно.

– Так не бывает.