При виде прекрасно ограненного драгоценного камня у Тарквиния глаза полезли на лоб. Раньше видеть самоцветы такого размера ему не доводилось.

– Для первого раза достаточно. – Внезапно Олиний почувствовал усталость, на его лице проступили морщины. – Пошли готовить ягненка.

Тарквиний не возражал. Ничего подобного он не ожидал. Ему было о чем подумать.

Пещеру они покинули молча.

Перед наступлением темноты Тарквиний вышел, чтобы поискать дров и проверить, нет ли поблизости людей или животных. К его облегчению, вокруг не было ничего, кроме волчьих следов. Вернувшись с огромной охапкой хвороста, он увидел, что Олиний уже развел костер из мелких веточек. Вскоре пламя заполыхало вовсю.

Мужчины сидели рядом на подстилке, наслаждаясь теплом и следя за приготовлением еды. В огонь падали капли жира, вспыхивая на лету.

Олиний, желая разрядить атмосферу, начал описывать огромный пиршественный зал того города, который когда-то лежал внизу.

– Это было великолепное длинное помещение с высокими ложами, стоявшими вокруг обеденных столов. – Олиний закрыл глаза и наклонился к огню. – Столы были мраморные, невысокие, с резными ножками, инкрустированными пластинами чеканного золота. Пока на столы ставили самые разнообразные блюда, играли музыканты. На пирах бывали как мужчины, так и женщины.

– Серьезно? – Римская знать на официальные обеды женщин не допускала. Тарквиний слегка повернул ягненка, жарившегося на вертеле. – Ты уверен?

Олиний кивнул, не сводя глаз с жарившегося мяса.

– Потому что видел это на картинах?

– Когда я был мальчиком, мне рассказал об этом старейший из выживших гаруспиков. – Он насмешливо кивнул на быстро догоравший факел. – Наши предки не скупились! У них были огромные бронзовые треножники на когтистых львиных лапах, увенчанные серебряными канделябрами.

До сих пор ничего более роскошного, чем скромный пиршественный зал в доме Целия, Тарквинию видеть не доводилось. Но статуи и картины, принадлежавшие хозяину латифундии, не шли ни в какое сравнение с тем, что он увидел здесь. Целий не тратил деньги на всякие глупости.

– Расенны обладали несметными богатствами, – продолжил Олиний. – В пору расцвета мы правили Средиземным морем, поставляя украшения, бронзовые статуи и амфоры всем существовавшим тогда цивилизациям.

– А как выглядели наши предки?

– Богатые дамы носили нарядные платья, красивые ожерелья, серебряные и золотые браслеты. Некоторые распускали по плечам длинные волосы. У других были локоны.

– Неплохо бы возлечь рядом с такими на пиру.

– Не уверен, что они ответили бы тебе взаимностью. Что для них старый гаруспик и молодой человек, у которого нет за душой ничего, кроме лука да нескольких стрел! – Представив себя со стороны – двух этрусков, рассуждающих в пещере о богатстве народа, которое превратилось в пыль несколько поколений назад, – оба рассмеялись.

Ягненок оказался очень нежным; его мясо буквально таяло во рту. Заметив, что гаруспик съел больше половины жареного мяса, Тарквиний вспомнил Декстера, но прогнал мысли о толстом надсмотрщике и решил насладиться едой и последними днями, проводимыми рядом с Олинием.

Закончив трапезу, оба легли у медленно остывавшего кострища. Тарквиний не мог справиться с печалью, а Олиний, похоже, предпочитал молчать.

Молодой этруск долго смотрел на спавшего предсказателя. Время от времени на морщинистом лице старика появлялась слабая улыбка. Олиний был безмятежен.

Тарквинию удалось сомкнуть глаза лишь через несколько часов.

Когда он проснулся, на базальтовом алтаре лежали пыльные пачки манускриптов, принесенные Олинием. Старик принялся придирчиво расспрашивать Тарквиния об их содержании. Гаруспик был настроен решительно, и Тарквинию пришлось изрядно поднапрячься, чтобы вспомнить мельчайшие подробности.

Кроме того, Олиний передал ему карту, бережно расправив потрескавшуюся кожу.

– Раньше ты мне ее никогда не показывал.

– В этом не было нужды, – лукаво улыбнулся старик.

– Кто ее начертил?

– Один из наших предков. Возможно, воин армии Александра. – Он пожал плечами. – Кто знает? Этот перипл считался древним еще до моего рождения.

Тарквиний склонился над пергаментом. Раньше он не видел ничего подобного, и мир за пределами Этрурии сразу показался ему полным очарования.

Олиний ткнул пальцем в середину чертежа:

– Это Средиземное море. После разрушения Карфагена римляне назвали его Маре нострум. Наше море.

– Мерзкие бахвалы.

– Не отвлекайся! – резко сказал Олиний. – Италию и Грецию ты знаешь. Лидия находится на юго-западе Малой Азии. Если следовать береговой линии, то дальше идут Сирия, Иудея и Египет.

– А это что? – Тарквиний показал восточнее того места, на котором лежал палец гаруспика.

– Парфия. А за ней – Маргиана. – Лицо Олиния приобрело странное выражение, но вдаваться в подробности он не стал. – Тархун пришел из Ресена, города на берегу великой реки Тигр. Эта страна называлась Ассирией задолго до того, как ее завоевали парфяне.

– Тархун! – Тарквиний повторил это имя с гордостью.

– Он проявил себя настоящим героем – сумел без потерь провести своих людей через земли, где им грозило множество опасностей. – Олиний снова постучал по выцветшему пергаменту у правого поля, над Маргианой. – Это Согдиана. Там живут люди с желтой кожей и длинными черными волосами. Это искусные всадники, сражающиеся с помощью луков. На юго-востоке расположена Скифия, где нашел свою смерть Александр Македонский.

Тарквиний был заинтригован. Он даже не подозревал о существовании таких далеких стран.

– Получается, что расенны пришли из Парфии?

– Кто знает… – Олиний поднял лохматую бровь. – Выясняй сам!

Тарквиний тут же вспомнил о предсказании гаруспика. Прежде у него и мысли не было о том, чтобы пройти путем первых этрусков.

– Путешествие в страну предков… – Олиний обвел взглядом гору, на которой провел всю жизнь. – Как бы мне хотелось самому там побывать, – негромко сказал он.

– Я везде буду помнить о тебе!

– Это доставило бы мне радость, арун.

Мысль о неминуемой смерти Олиния не оставляла Тарквиния, но он утешался тем, что вспоминал каждый миг жизни, проведенной рядом со стариком. К его огорчению, на второй вечер наставник заявил, что утром Тарквинию придется уйти.

– Забери все! – сказал он. – Печень, меч, литуус, карту. Все.

– Дай мне хотя бы еще один день! – взмолился Тарквиний. – Мне еще многому нужно научиться.

– Арун, – теперь гаруспик называл его только так, – я уже научил тебя всему необходимому. – Ты и сам это знаешь. Разве ты забыл, что тебе нужно убить шестого волка?

– Плевать мне на это! – Тарквиний поднял гладиус и пронзил воображаемого Целия. – Я выпущу кишки этому негодяю!

– Не сейчас.

Тарквиний пристально посмотрел на Олиния:

– Что ты имеешь в виду?

– От судьбы не убежишь. Целий придет сюда через три дня.

Тарквиний стиснул кулаки.

– Завтра утром ты уйдешь, а я проведу весь день в беседах с предками, готовясь к концу.

Молодой этруск вздохнул. Что ж, по крайней мере, несколько последних часов, проведенных вместе, будут счастливыми.

– Расскажи мне еще раз про точки на печени.

Гаруспик улыбнулся и выполнил просьбу.

– Я закопаю ее вместе с литуусом неподалеку от хозяйского дома. Там с нею ничего не случится.

– Нет! – резко ответил Олиний. – Бронзу можешь спрятать, но все остальное ты должен взять с собой.

– Почему? Когда я вернусь, они будут на месте.

Морщинистое лицо стало непроницаемым.

Тарквиний вздрогнул.

– Я не вернусь?

В глазах Олиния стояла искренняя печаль. В ответ он только покачал головой.

– Значит, мое путешествие затянется надолго!

– Затянется, арун. На двадцать с лишним лет. – Он слегка прикоснулся к карте. – Перипл окажет тебе неоценимую помощь. Записывай все, что увидишь. Узнай о наших предках как можно больше и принеси это знание в Александрию, город Александра Великого.

Тарквиний попытался представить решение этой сложной задачи, стоявшей перед ним.

– Не расставайся с литуусом до самого конца. – Голос Олиния звучал мрачно. – Тебя должны похоронить с ним.

Впервые в жизни Тарквиний не смог найти слов для ответа.

– А что будет с твоим телом, когда воины убьют тебя?

– Мои кости обглодают птицы, – спокойно ответил Олиний. – Это не имеет значения.

– Я вернусь, – пообещал Тарквиний. – Разведу костер. И исполню обряд.

Олиния эти слова явно обрадовали.

– Только убедись, что Целий ушел. Я не хочу, чтобы все мои многолетние труды пошли прахом.

Тарквиний вдруг почувствовал комок в горле.

– Мы, этруски, будем жить в римлянах. Даже без этой печени честолюбие и знания, запечатленные в либри, помогут им завоевать мир. – Олиний заметил взгляд Тарквиния, направленный на пещеру и гору манускриптов. – Их я сожгу. Но у римлян есть и другие записи, захваченные в наших городах. Самые важные из них хранятся под замком в римском храме Юпитера. – Он засмеялся. – Эти суеверные глупцы обращаются к ним только во времена великих опасностей!

Тарквиния переполняла печаль. Он заставил себя посмотреть старику в глаза.

– А наш народ превратится в прах и исчезнет навсегда?

– Ты передашь немало наших знаний, – загадочно ответил Олиний.

Но кому он их передаст? В мире осталось слишком мало чистокровных этрусков.

Олиний снял с левого указательного пальца маленькое золотое колечко.

– Возьми его. – Насколько Тарквиний помнил, это кольцо с искусно вырезанным жуком-скарабеем было на руке старика всегда. – Перед смертью отдашь его своему приемному сыну. Хотя он и римлянин, но станет другом всем расеннам. Кто-нибудь всегда будет об этом помнить.

– Приемному сыну?

– Все со временем выяснится, арун.

Тарквиний ждал, надеясь услышать еще что-нибудь.

Вдруг Олиний схватил его за руку.

– Цезарь должен помнить, что он смертен! – прошипел старик. – Не забудь! Твой сын должен будет сказать ему об этом!

– Что? – Тарквиний понятия не имел, о чем говорит Олиний.

– Рано или поздно боги все объяснят. – Затем гаруспик отвернулся и перестал отвечать на вопросы. Он ушел в себя, и этот транс продолжался до утра. Казалось, из Олиния ушла вся энергия и осталась лишь пустая телесная оболочка.

Тарквиний, у которого было тяжело на душе, приказал себе не размышлять над словами старика. Он бережно помог гаруспику поудобнее устроиться у костра и всю ночь бодрствовал, охраняя его. Он признавал предопределение, но никогда прежде не думал, что будет вынужден безропотно принять смерть самого близкого человека. Горе не давало ему покоя, и рассвет наступил раньше, чем Тарквиний сумел примириться с судьбой того, кто был ему дороже собственного отца. Он был последним гаруспиком, и сохранение древних знаний зависело лишь от него. Для этого нужно было совладать с римлянами. Усилия Олиния не должны были пропасть даром. Бремя было тяжелым, но неистовая гордость за предков давала молодому этруску цель в жизни.

Следующее утро выдалось свежим и солнечным. Благодаря высоте горы в пещере было намного прохладнее, чем в долине. В воздухе стояла тишина, небо было свободно от птиц. На голых склонах не было ни одного живого существа, но Тарквиний по опыту знал, что время для охоты самое подходящее. Следы, замеченные накануне вечером, приведут его к волкам.

Молодой этруск молча собрал мешок и съел сухарь. Гаруспик сидел на камне у входа в пещеру и безмолвно наблюдал за ним. На лице старика было написано удовлетворение.

– Спасибо тебе. За все. – Тарквиний проглотил комок в горле. – Я всегда буду помнить тебя.

– Я тоже никогда тебя не забуду.

Они пожали друг другу предплечья. Казалось, за ночь Олиний постарел еще сильнее, но его рука осталась крепкой.

– Береги себя, арун. Мы еще встретимся – в другой жизни. – Старик был спокоен и безмятежен, как человек, смирившийся со своей судьбой.