– Да, я говорю: это глупость! – Это слово вторично сорвалось с его губ, как стрела из арбалета. – В окружении лорда есть люди, которые хотели бы все изменить. Посмотри на себя! – Яго снова разгневался. – Ты не чудовище! И все же разносятся слухи, что лорд Ульрик вынужден держать тебя здесь в цепях, потому что ты отвратителен на вид, с поврежденным разумом, что ты меньше чем человек и даже животное! – Его жар высек во мне искру. Так вот что говорили обо мне в моем собственном замке! – Ты должен достойно представиться тем лордам, владения которых граничат с Ульмсдейлом. Показать себя наследником. Тогда уж никто не посмеет оболгать тебя. Лорд Ульрик сам слышал слухи о тебе. Нашлись даже наглецы, которые осмелились сказать ему это в лицо.

Я встал из-за стола и направился к стене, где висел боевой щит Яго. Старый воин провел много времени, полируя щит, и теперь он сверкал как зеркало.

– В сапогах я вполне могу сойти за обычного человека.

Сапоги были сделаны так, что я мог легко сунуть туда свои копыта. Сам Яго сшил их из прекрасной кожи, которую прислал отец.

Яго кивнул:

– Да, ты поедешь. И ни один из недоброжелателей не сможет сказать, что ты неспособен быть настоящим наследником, дать клятву лорда. Оружием ты владеешь лучше любого из воинов, а твой острый ум предохранит тебя от коварства.

Это была самая большая похвала, какую я когда-либо слышал от него.

Облаченный в доспехи и вооруженный, я возвращался с Яго из изгнания, ехал наконец в замок своего отца. Но я чувствовал беспокойство: обладая, как заметил Яго, остротой ума, я хорошо понимал, что многим членам семейства мое возвращение придется не по нраву.

На прощание с Ривалом времени почти не осталось. Конечно, я предложил ему ехать со мной, хотя предвидел его отказ. Он смотрел на меня как-то особенно пристально. Мне казалось, что этот взор проникает в мой разум и видит всю мою неуверенность, весь мой страх.

– Перед тобою долгая дорога, Керован.

– Всего два дня, – поправил я его. – Мы всего лишь едем в Ульмскип.

Ривал покачал головой:

– Ты поедешь дальше, обладатель грифона. Опасности и смерть подстерегают тебя на пути. Ты будешь давать и, давая, получать. И то и другое – в крови и огне…

Я понял, что в нем проснулся Дар дальновидения, и почувствовал желание заткнуть уши.

– Смерть идет по пятам за каждым смертным. – Я собрал все свое мужество для ответа. – Если ты видишь будущее, скажи, какой щит я должен поднять, чтобы защитить себя.

– Как я могу? – с горечью произнес Ривал. – Будущее неопределенно. Оно – как множество дорог, расходящихся от перекрестка. По какой дороге пойти – выбирать тебе. Но никому не увернуться от того, что ждет его в конце. Твои пути лежат перед тобой. Иди осторожно, Керован. И знай: в тебе есть нечто глубоко спрятанное. Если ты найдешь его и научишься использовать, твой Дар будет защищать тебя надежнее, чем любой меч и любой щит из самого лучшего металла.

– Скажи мне… – начал я.

– Нет! – Ривал отвернулся. – Я и так сказал слишком много. Ступай с миром.

Затем он поднял руку и пальцем нарисовал в воздухе светящийся знак, который быстро пропал. Я понял, что кое-какие изыскания Ривала по части наследия Древних увенчались успехом. Его знак обладал Силой.

– Ну, до встречи, дружище, – напоследок произнес я.

Он не взглянул мне в глаза, лишь молча поднял руку в прощальном жесте. Теперь я знаю, что он понимал, что это была наша последняя встреча, и, очевидно, сожалел об этом. Но я не был напуган его предостережением, хотя оно может ранить гораздо сильнее, чем защищает. Какой человек хочет по-настоящему заглянуть в будущее, когда его там подстерегает так много бед?

Пока мы ехали в Ульмскип, Яго много говорил со мной. Он рассказывал об обитателях замка моего отца и, чтобы я мог составить о них представление, давал каждому меткие характеристики. Он поучал меня, как ребенка, чтобы я не совершил какой-нибудь роковой ошибки, которая привела бы к катастрофе.

Мой старший сводный брат для посвящения в воины был отправлен к родственникам матери, но в прошлом году вернулся в Ульмскип и подружился с Роджером, женихом моей сестры. Я хорошо понимал, что он не может быть моим другом.

Его следует остерегаться.

У моей матери хватало сторонников в доме, и Яго очень деликатно перечислил их, дав краткие характеристики и описав положение, которое они занимают. Но на стороне отца было гораздо больше людей, и среди них высшие офицеры. В сущности, род разделился на два лагеря, хотя на поверхности все было гладко. Я внимательно слушал, изредка задавая вопросы. Не знаю, сам ли Яго решил просветить меня, или его об этом попросил отец.

Мы подъехали к замку на закате. Яго протрубил в рог, и ворота замка распахнулись. Я заметил развевающиеся под нашим грифоном на башне знамена Аппсдейла и Флатингдейла. Значит, два гостя, приглашенные отцом, уже здесь, и я с самого начала окажусь под взглядами как любопытными, так и враждебными.

Надо с достоинством сыграть свою роль, тогда все поймут, кто я на самом деле. Удастся ли?

Охранники отсалютовали нам мечами. Мой отец, одетый в свободную церемониальную мантию, вышел из глубокой тени главного портала в зал. Я опустился на одно колено, протянув свой меч так, чтобы он мог легко положить пальцы на его рукоять в знак приветствия.

Затем отец обнял меня, и мы вместе пошли в Большой зал, где был накрыт праздничный стол, а слуги и служанки были заняты тем, что устилали его полосками светлого полотна и расставляли тарелки и рога для питья.

Отец представил меня лорду Саврону из Аппсдейла и лорду Уинтофу из Флатингдейла – мужчинам среднего возраста, в мантиях. Они смотрели на меня с любопытством. Однако я знал, что в кольчуге и сапогах ничем не отличаюсь от их собственных сыновей, и это давало мне силы держаться невозмутимо. Сейчас никто не назвал бы меня монстром. Лорды восприняли мое появление как обыкновенную встречу, словно я отсутствовал в Ульмскипе лишь несколько часов, а не всю жизнь.

Я все еще считался ребенком, а потому быстро покинул общество старших и удалился в ту часть замка, где жили молодые неженатые мужчины. Как наследнику мне выделили отдельную комнату с узкой жесткой кроватью, двумя стульями и маленьким столом, гораздо менее уютную, чем мое жилище у лесничего.

Слуга принес мои седельные сумки и предложил горячей воды для умывания. Когда я кивнул, он явно обрадовался возможности поближе рассмотреть монстра, чтобы потом рассказать обо всем товарищам.

Я скинул кольчугу и камзол, оставшись в одной рубашке. Слуга внес в комнату таз с водой, от которой поднимался пар. Затем поставил таз на стол и, сняв с плеча полотенце, положил его рядом.

– Если я тебе нужен, лорд Керован…

Я решительно расстегнул рубашку, снял ее, оставшись таким образом голым до пояса. Пусть посмотрит, что у меня все в порядке. Пока я в сапогах…

– Поищи мне свежую рубашку, – велел я, указав на сумки.

Слуга неотрывно глядел на меня. Что он ожидал увидеть? Какое-то ужасно искореженное тело? На мне осталось еще нечто, что нужно было снять. грифон. Перекинув цепь через голову, я положил шар на стол и начал мыться, обратив внимание, что слуга смотрит на грифона. Пусть думает, что это мой талисман. Люди часто носят талисманы. Эмблема рода, ничего необычного.

Слуга нашел рубашку и держал ее, пока я надевал цепь. Затем, подав мне камзол и пояс с ножом, ушел, вероятно торопясь рассказать все товарищам.

Я снял грифона с шеи и стиснул в руке. Как обычно, в нем было нежное тепло. С этим теплом пришло ощущение покоя и комфорта, как будто эта вещь, созданная задолго до того, как мой первый предок отправился в южные долины, ждала все эти столетия, чтобы просто лечь в мою руку.

Пока все шло так, как и должно было идти. Но мне предстояло тяжелое испытание, о котором я не переставал думать с тех пор, как впервые понял, что должен приехать в Ульмсдейл: встреча с матерью. Что могу я сказать ей и что скажет мне она? Между нами лежала непреодолимая пропасть.

Я стоял, крепко сжимая в руках хрустальный шар и думая о том, что я мог бы сделать или сказать в тот момент, который больше нельзя было откладывать. Внезапно мне показалось, что кто-то заговорил вслух, но это было только в моем сознании.

Я понял, что встреча не сделает нас менее чужими, чем мы были до сих пор, однако не ощутил никакой потери. Напротив, с плеч будто упал тяжкий груз. Нас ничто не связывало. Ничем ей не обязанный, я должен держаться с матерью, как с любой высокородной леди, оказывать формальную почтительность, ничего не требуя взамен. Хрустальный шар в моей руке стал теплым и начал слабо светиться.

Звук открывающейся двери заставил меня поспешно спрятать шар. Вошедший юноша был выше меня ростом, так что мне приходилось смотреть на него снизу вверх. Мощная шея, широкие плечи, волосы густые и непослушные. Ему, вероятно, стоило немалого труда расчесать эту соломенную гриву. На толстых губах вошедшего застыла полуулыбка. Камзол, расшитый золотыми узорами, туго обтягивал грудь. Юноша непрерывно приглаживал складки камзола, будто желая, чтобы все обратили на него внимание.

А рядом с ним в дверном проеме стоял второй человек, невысокий и худощавый. Его лицо и цвет волос – более темный, чем у первого, – с очевидностью свидетельствовали о том, что он принадлежит к нашему роду. Сразу чувствовалось, что за невыразительной внешностью скрывается острый ум.

Описание Яго было абсолютно точным. Гигант приходился мне более близким родственником. Пришли мой сводный брат Хлаймер и его товарищ, кузен Роджер, жених сестры.

– Приветствую вас, родственники, – сказал я.

Улыбка на лице Хлаймера стала еще шире.

– Смотри-ка, он не покрыт шерстью, у него нет когтей, насколько можно видеть! Интересно, в чем выражается его безобразие, Роджер?

Хлаймер говорил так, словно я был бессловесным существом, на которое можно не обращать внимания. Но если он хотел таким образом вывести меня из себя, то повел себя очень глупо. Предварительные оценки его умственных способностей полностью подтвердились.

Наедине с самим собой Хлаймер, вероятно, стал бы развивать эту тему дальше, но тут заговорил Роджер. Он ответил не на слова Хлаймера, а на мое приветствие.

Ответил почтительно и с уважением, ничем не показывая, каково его истинное отношение ко мне.

– И мы приветствуем тебя, родственник.

У Хлаймера был высокий голос, как у многих массивных людей, а теплый голос Роджера располагал к доверию и дружбе. Если бы я не знал, кто он такой, я мог бы подумать, что моему прибытию рады.

Они проводили меня в Большой зал. Судя по отсутствию кресел для женщин, пир был предназначен только для мужчин. Несомненно, моя мать решила ужинать у себя.

Я видел, что отец время от времени бросает на меня испытующие взгляды. Мое место было в дальнем конце стола между Хлаймером и Роджером. Но специально ли меня здесь посадили, или так вышло случайно – этого я не знал.

Мои соседи сразу же приступили к шуткам.

Хлаймер настаивал, чтобы я опустошил свой кубок с вином, утверждая, что воздержание обособит меня от остальных. Роджер в изысканных и мягких выражениях давал понять, что сказывается мое воспитание вдали от дома и мне недостает хороших манер, лоска и ума. Их уколы не достигали цели, и Хлаймер уже начал злиться: хмурился и бормотал под нос слова, которых я предпочел бы не слышать. А вот Роджер говорил по-прежнему вежливо и мягко, и никто не мог бы определить, что творится в его душе.

К концу обеда Хлаймер попался в свою же ловушку: он напился, речь его стала громкой, бессвязной; многие стали оборачиваться в его сторону и усмехаться.

Так началась моя жизнь в замке отца.

К счастью, мне не приходилось проводить много времени с Хлаймером и Роджером. Отец, сообщив, что я прибыл для посвящения в воины и утверждения в качестве наследника, держал меня при себе: представлял соседям, знакомил с подробностями церемонии, которая состоялась через три дня.

Я произнес клятву перед собравшимися лордами, принял меч от отца и таким образом перешел из юношей в мужчины, став вторым после него в Ульмсдейле.

Затем состоялся совет лордов по поводу замыслов ализонцев. Все согласились с тем, что пришельцы из-за моря таят угрозу, но относительно того, как поступить, мнения резко разошлись. Спорили тщетно: лорды не выработали согласованного плана действий.