Когда между рациональным и эмоциональным мозгом возникает конфликт (как, например, когда мы злимся на любимого человека, напуганы тем, от кого зависим, либо вожделеем кого-то недоступного), начинается перетягивание каната. Эта борьба за власть разворачивается главным образом на театре ваших внутренних ощущений – вашем кишечнике, сердце, легких – и приводит как к физическому дискомфорту, так и психологическим страданиям. В шестой главе мы поговорим о том, как мозг и наши внутренности взаимодействуют в безопасности и при угрозе, что является ключом к пониманию многих физических проявлений психологической травмы.

В завершение этой главы мне хотелось бы рассмотреть еще два снимка мозга, демонстрирующих некоторые важнейшие особенности травматического стресса: постоянные повторные переживания, повторяющиеся образы, звуки и эмоции, а также диссоциация.

Как травма повлияла на мозг Стена и Уте

Погожим сентябрьским утром 1999 года Стен и Уте Лоуренс, семейная пара за сорок, отправились из своего дома в Лондоне, провинция Онтарио, на деловую встречу в Детройте. На полпути они наткнулись на стену густого дыма, и видимость за долю секунды упала до нуля. Стен немедленно ударил по тормозам, остановившись на обочине трассы, чудом разминувшись с огромным грузовиком. Он пронесся мимо багажника их автомобиля; ехавшие позади фургоны и машины врезались в них и друг в друга. Людей, выбежавших из машин, сбивали на ходу. Оглушительные столкновения все продолжались – казалось, каждый новый удар сзади станет для них смертельным. Стен и Уте оказались заблокированы в тринадцатой по счету из восьмидесяти семи столкнувшихся машин – это была самая ужасная дорожная катастрофа в истории Канады (15).

Затем наступила зловещая тишина. Стен пытался открыть двери и окна, однако врезавшийся в их багажник грузовик зажал их машину. Внезапно кто-то принялся долбить по крыше их автомобиля. Девушка кричала: «Вытащите меня отсюда – я горю!» Не в состоянии ничего сделать, они смотрели, как она умирает в пожираемой огнем машине.

Не успели они и глазом моргнуть, как у них на капоте оказался водитель грузовика с огнетушителем в руках. Он разбил лобовое стекло, чтобы их освободить, и Стен выбрался наружу. Обернувшись, чтобы помочь жене, он увидел Уте сидящей в оцепенении на своем сиденье. Стен и водитель грузовика вытащили ее наружу, после чего их увезла «Скорая». Если не считать пары порезов, они в итоге никак физически не пострадали.

Когда они вернулись в тот вечер домой, ни Стен, ни Уте спать не хотелось. Им казалось, что если они расслабятся, то умрут. Они были раздражительными, дергаными и нервными. Той ночью, как и многими последующими, они выпили много вина, чтобы заглушить свой страх. Они не могли избавиться от преследующих их навязчивых образов и вопросов: что, если бы они вышли из дома раньше? Что, если бы они не остановились на заправке? После трех месяцев таких мучений они обратились за помощью к доктору Рут Ланиус, психиатру из Университета Западного Онтарио.

Доктор Ланиус, которая несколькими годами ранее была моим студентом в Центре травмы, сказала Стену и Уте, что перед началом лечения хочет сделать им фМРТ, которая измеряет активность нейронов, отслеживая изменения кровотока в мозге, и в отличие от ПЭТ не подвергает пациентов воздействию радиации. Доктор Ланиус проводила исследование по тому же протоколу со сценариями, что мы использовали в Гарварде, – она постаралась охватить зрительные образы, звуки, запахи и другие ощущения, которые испытывали Стен и Уте в заблокированной машине.

Стен лег в томограф первым, и у него сразу же начались живые болезненные воспоминания, как это было с Маршей во время нашего гарвардского исследования. Он выбрался из томографа весь в поту, его сердце колотилось, а давление было запредельным. «Точно так же я чувствовал себя в момент аварии, – сообщил он. – Я был уверен, что умру, и ничего не мог поделать, чтобы спастись». Вместо того чтобы воспринимать аварию как нечто, случившееся тремя месяцами ранее, Стен заново ее переживал.

Диссоциация и повторное переживание

В диссоциации состоит суть психологической травмы. Всепоглощающие переживания распадаются на отдельные фрагменты, в результате чего эмоции, звуки, образы, мысли и физические ощущения, связанные с травмой, начинают жить собственной жизнью. Сенсорные фрагменты воспоминаний вторгаются в настоящее, где человек заново их переживает. Пока психологическая травма сохраняется, гормоны стресса, выделяемые организмом для самозащиты, продолжают по нему циркулировать, и защитные движения вместе с эмоциональными реакциями раз за разом повторяются. В отличие от Стена, однако, многие люди не понимают взаимосвязи между их «безумными» ощущениями и реакциями и заново переживаемыми событиями, повлекшими травму. Они понятия не имеют, почему реагируют на малейшее раздражение так, словно их собираются уничтожить.

В каком-то смысле живые болезненные воспоминания и повторные переживания хуже самой травмы. У повлекшего психологическую травму события есть начало и конец. У людей же с ПТСР яркие болезненные воспоминания о случившемся могут нахлынуть в любой момент, как во сне, так и наяву. Неизвестно, когда они произойдут в следующий раз и сколько они будут длиться.

Люди, страдающие от таких всплесков болезненных воспоминаний, зачастую выстраивают свою жизнь с единственной целью: защититься от них. Они могут, поддавшись импульсу, отправиться в спортзал, чтобы потягать железо (в итоге обнаружив, что им не хватает для этого силы), накачиваются до беспамятства наркотиками либо пытаются выработать у себя иллюзорное чувство контроля в крайне опасных ситуациях (таких, как гонки на мотоциклах, банджи-джампинг или работа водителем «Скорой»). Постоянно бороться с невидимой опасностью крайне утомительно, из-за чего они постоянно уставшие, подавленные и измотанные.

Когда какие-то элементы перенесенной травмы повторяются снова и снова, из-за сопровождающих их гормонов стресса эти воспоминания еще сильнее врезаются в разум. Обычные повседневные события начинают привлекать все меньше и меньше. Из-за неспособности полностью погружаться в происходящее вокруг люди с ПТСР оказываются не в состоянии жить на полную. Им все сложнее чувствовать радости и трудности обычной жизни, сложнее концентрироваться на текущих задачах. Из-за неспособности ощущать полноту жизни в настоящем они все сильнее застревают в прошлом.

Спровоцированные реакции проявляются по-разному. Ветераны порой реагируют на малейший стимул – например, кочку на дороге или играющих на улице детей – так, словно они снова на войне. Ими мгновенно овладевают страх, ярость или оцепенение. Люди, перенесшие в детстве сексуальное насилие, могут подавлять собственную сексуальность и испытывать глубочайший стыд, когда они возбуждаются от ощущений или образов, напоминающих об их совращении, даже если эти ощущения являются естественным удовольствием, связанным с определенными частями тела. Когда перенесших травму людей вынуждают говорить о случившемся, у кого-то может подскочить давление, в то время как другой отреагирует приступом мигрени. Третий может и вовсе эмоционально замкнуться, не чувствуя никаких явных изменений. Тем не менее в лаборатории мы без труда регистрируем их учащенное сердцебиение, а также бушующие по всему телу гормоны стресса.

Спровоцированные травмой реакции иррациональны и, как правило, не поддаются контролю. Из-за сильных и едва контролируемых позывов и эмоций люди чувствуют себя сумасшедшими – им кажется, что они не от мира сего.

Отсутствие каких-либо чувств и эмоций на днях рождения или после смерти близких приводит к тому, что люди чувствуют себя какими-то монстрами. Как результат, преобладающей эмоцией становится стыд, а основной заботой – сокрытие правды.

Они редко когда осознают причину своего отчуждения. Тут в дело и вступает психотерапия – она помогает прочувствовать вызванные психологической травмой эмоции, начать наблюдать за собой в текущем моменте времени. Тем не менее суть в том, что меняется система мозга, отвечающая за восприятие угрозы, и физические реакции людей определяются воспоминаниями.

Травма, которая началась «где-то там», начинает проигрываться в их собственном теле, как правило, без осознания связи между произошедшим тогда и происходящим внутри прямо сейчас. Проблема не столько в том, чтобы принять случившиеся ужасные вещи, сколько в том, чтобы обрести контроль над собственными внутренними ощущениями и эмоциями. Первый шаг к выздоровлению – это научиться чувствовать, называть и выявлять то, что происходит у человека внутри.

Перегрузка дымового датчика. Визуализация мозга в момент ярких болезненных воспоминаний с помощью фМРТ. Обратите внимание, насколько больше активности происходит справа, чем слева.

Снимок мозга Стена показал его болезненные воспоминания в действии. Вот как выглядит мозг в момент повторного переживания травмы: ярко подсвеченная область в правом нижнем углу, отключенная левая половина, а также четыре симметричных белых пятна вокруг центра (вы должны узнать подсвеченное миндалевидное тело и отключенную левую сторону мозга из гарвардского исследования, описанного в третьей главе). Миндалевидное тело Стена не различало между собой прошлое и настоящее. Оно возбуждалось так, как если бы автомобильная авария происходила прямо в томографе, провоцируя мощный выброс гормонов стресса и бурные реакции нервной системы. Вот почему его так прошибло потом и трясло, а пульс и давление подскочили: это были совершенно нормальные и способные спасти жизнь реакции в ситуации, когда в твою машину только что влетел грузовик.

Очень важно иметь эффективный дымовой датчик: мало кому захочется быть застигнутым врасплох бушующим пожаром. Но если вы будете сходить с ума каждый раз, когда почуете дым, то это станет серьезной проблемой. Да, вы должны уметь понимать, когда вы кого-то расстраиваете, однако когда миндалевидное тело оказывается перегружено, вами может овладеть хронический страх ненависти окружающих либо вам может казаться, что они хотят причинить вам вред.

Сбой хронометра

Стен и Уте после происшествия стали сверхчувствительными и раздражительными – это говорит о том, что их префронтальной коре было сложно сохранять контроль перед лицом стресса. После живых болезненных воспоминаний Стена последовала еще более сильная реакция.

Два белых участка в передней части мозга (вверху рисунка) соответствуют правой и левой дорсолатеральной префронтальной коре. Когда эти области отключаются, люди теряют ощущение времени, застревая в определенном моменте, совершенно не различая прошлого, настоящего и будущего (16).

Обработка психологической травмы мозгом осуществляется посредством двух систем: одна разбирается с эмоциональным накалом, другая – с контекстом. Эмоциональная составляющая определяется дымовым датчиком – миндалевидным телом – и его противовесом – сторожевой башней, медиальной префронтальной корой. Контекст и смысл пережитого опыта определяются системой, включающей дорсолатеральную префронтальную кору (ДЛПФК) и гиппокамп. ДЛПФК расположена сбоку в передней части мозга, в то время как МПФК находится в центре. Структуры, расположенные вдоль осевой линии мозга, отвечают за внутреннее самоощущение, а те, что сбоку, больше сосредоточены на ваших взаимоотношениях с окружением.

ДЛПФК дает нам понять, как наши текущие ощущения связаны с прошлым и какое влияние они могут оказать на будущее – ее можно рассматривать как хронометр нашего мозга.

Осознание того, что у всего происходящего есть конец, делает выносимыми большинство переживаний. Обратное тоже верно – ситуации становятся невыносимыми, когда кажутся бесконечными.

Большинство из нас по своему горькому опыту знают, что ужасное горе, как правило, сопровождается ощущением, будто это скверное состояние будет длиться вечно, а также что мы никогда не справимся с нашей утратой. Когда ощущение, будто «это никогда не закончится», возводится до максимума, рождается психологическая травма.