Александра выжила, ее заставили выжить, дядя Юра чуть ли не силой заставил ее уехать, сразу же после похорон. Их организовали быстро, на следующий день, это было очередное подтверждение того, что все правда, и она не свихнулась. Саша даже не смогла нормально попрощаться с отцом. Это был самый ужасный день в ее жизни, и она переживает его снова и снова. Каждый новый рассвет сопровождается старым горем, настолько острым, что задыхается, завывая в подушку. А потом на белой наволочке остается красный след от искусных ею губ. Да и раны от ногтей у нее на ладонях не успевают заживать. Кажется, даже приступы со временем махнули на Сашу рукой, что с девушки взять, когда она сама отдается в их объятия лишь бы найти забвение. Потому что те страдания, которые приносят панический атаки ничто, по сравнению с теми муками, которые испытывает она постоянно от смерти отца и предательства Яра.

Александра уехала так далеко, как только смогла. Помнится когда-то, она мечтала об этом, но не теперь. Она вновь и вновь пыталась построить новую жизнь, не вспоминая прошлое, но этого не выходило. Ярослав убил в ней все стремление жить, он все разрушил несколько лет назад. И даже сейчас не оставлял в покое. Парень мучил ее через сны. То целился Алексе в голову пистолетом, и всегда нажимал курок, и она видела, как замедленно пуля приближается к лицу, а потом пробивает лоб, разнося брызги крови. То он убивал ее отца со злобным смехом.

А иногда Яр любил Сашу в том старом доме. Ласкал обнаженное тело, целовал, и она кричала от наслаждения, пока не открывала глаза, чтобы посмотреть на него. И видела себя, всю залитую кровью, а он размазывал красную густоту по ее коже, с дьявольской улыбкой. Это было ужасно, девушка просыпалась, дрожа и вся мокрая от дикого ужаса. Александра жалела, что Ярослав не убил ее потому, что лучше умереть, чем так жить. Да это и не жизнь вовсе, а каторга. Возможно, если бы она была сильнее, давно наложила бы на себя руки. Да она думала об этом не раз, но не смогла. Саша – трусливое, слабое и безвольное существо. Девушка даже, как следует не может возненавидеть убийцу папы потому, что там внутри нее все наполнено всепоглощающей болью, и места для других чувств просто-напросто нет.

Другие бы на ее месте вынашивали изощренный план мести, а она даже на это не была способна. Крестный обещал Саше, что отомстит за ее отца, но это не давало удовлетворения. Даже если б Ярослав умер, ей не стало бы легче, несмотря на все то, что он сделал. У девушки все же, остались к нему какие-то чувства. И за них она ненавидела себя.

Александра пыталась вычеркнуть Яра из памяти, пыталась построить отношения с другим мужчиной. Но все впустую, она терпела его поцелуи, не чувствуя ничего внутри. А когда дошло до секса, когда Саша сама устроила это, в надежде, что если переспит с Валерой, сможет разорвать непонятную связь с Яром, ничего не вышло. Парень целовал ее тело, ласкал грудь, бедра, а внутри девушки нарастало омерзение.

Все ее существо требовало оттолкнуть Валеру, но она заставляла себя терпеть, ожидая, что вот-вот его прикосновения ей понравятся. Но это вот-вот не наступало. А парень продолжал свои попытки, сделать ей приятное – ласкал ее тело и целовал шею, губы, грудь. Но когда он снял брюки и просунул свой возбужденный орган между ее сжатых бедер, тело Алексы самостоятельно воспротивилось этому. Игнорируя этот протест, она упрямо сносила все неприятные чувства.

Валера вошел в нее с глухим стоном, и кроме боли девушка не почувствовала ничего. Правда еще желудок свело от рвотного спазма, и тошнота подступила к горлу, а он лез к ее рту своими мягкими губами, чтобы поцеловать. Это было отвратительно, Саша чувствовала, что оскверняет свое тело, будто придает Ярослава. Но этого девушка и хотела, предать то, что по ошибке было у них, и глубоко зацепило ее. Заставляла себя терпеть снова, и снова, сжимая кулаки так, что ногти впивались в кожу, оставляя кровоточащие ссадины.

Ломала себя, останавливая в последний момент, когда руки тянулись, чтобы оттолкнуть парня. Но стоило закрыть глаза, как в мыслях всплывало лицо Яра с холодным взглядом, и хищной ухмылкой. Поэтому Алекса не закрывала глаза когда, занималась любовью с Валерой. Вернее, как занималась? Она лежала неподвижно, позволяя ему иметь себя. А потом ее рвало до изнеможения, словно желудок пытался выпрыгнуть наружу от отвращения к ней. Александра не смогла так больше и разорвала отношения с парнем. Наверное, это изначально было глупо. Скорее так она хотела не Ярослава вычеркнуть из памяти, а наказать себя за то, что все еще не может забыть его. За эту проклятую слабость.

Каждый день она обещала себе начать новую жизнь с понедельника, пытаясь уцепиться за что-нибудь, но этот понедельник так и не наступал. Она работала в небольшой компании, на незначительной должности. Сортировала документы, и была рада, что не приходится общаться с людьми. Да и окружающие не стремились к общению с ней, сторонились, считая странной. А соседи вообще думали, что она ненормальная, из-за криков, доносящихся из ее съемной однокомнатной квартиры. И это устраивало Сашу. Никому ничего не нужно объяснить.

Как-то одна из коллег пыталась заговорить с ней, спросила, почему у нее столько седых волос, но наткнувшись на отстраненный взгляд Алексы, ушла, не дожидаясь ответа. Она и сама не заметила, как в ее волосах появились седые пряди, особо не обращала на себя внимания. Но в тот день, придя домой, посмотрела в зеркало и впервые увидела, как русые локоны переплетаются с серыми. Сразу же вспомнила льдинки глаз Яра, теперь и она обладает подобным цветом.

Александра смотрела на себя и не узнавала, седая, с синяками под глазами, и морщинками в уголках. А губы? Они все в болячках от того, что кусала их постоянно. Но самое страшное – ее взгляд, мертвый, пустой, безразличный. Двадцать два года, а выглядит на все сто. Но ей было плевать, она не хотела менять ничего. Она вообще не хотела ничего.

Сколько может протянуть человек, состоящей из сгустка боли? Без цели, без смысла к существованию, без близких? Особенно если и сам не хочет искать этот смысл? Александре казалось, что та, добрая и веселая девочка Саша потерялась там внутри в густой тьме, и пытается найти свет, чтобы увидеть выход. Только напрасно потому, что свет давным-давно погас, и остались серые, мрачные будни. Она волочит свое существование, не считая дней, месяцев, лет. Закрылась в квартире, как в раковине, и никого не пускает внутрь. Ей так комфортно, больше никто не сможет ранить, предать, разбить, снова сделать невыносимо больно.

Алекса потеряла веру в людей, девушка больше не видит в них ничего доброго, а только злость, ненависть и фальшь.

Александру тянуло домой, нет, не в эту съемную квартиру в маленьком городе на краю страны. А именно домой, туда, где выросла, где была счастлива. Ей снился папа, он словно звал ее к себе. Не на тот свет конечно, а на могилу, Алекса хотела отнести им с мамой цветы. Но возвращаться было страшно, слишком сильны воспоминания, слишком свежа рана, и слишком много боли. И все же, девушка решила ехать, если даже это будет дорога в один конец. Смерть уже не пугает ее, больше пугает жизнь. Возможно, там со своей семьей, она, наконец, сможет обрести покой?

Глава 20

Дорога, дорога, долгий изнурительный путь. Особенно тяжелый для психики Саши. Чем ближе она была к дому, тем сильнее сжималось сердце, и ком боли еще больше нарастал внутри. Там осталось ее счастье, ее жизнь, она сама. Девушка часто представляла, что папа жив, он дома, и скоро приедет к ней. Даже иногда, угнетенная мукой, начинала верить в это, на миг получая успокоение. Но покой был не долгий, а потом очередное осознание действительности, и пламя разгоралось, словно в него подлили бензин, сжигая душу.

Алекса смотрела в окно в своем купе на мелькающие деревья, холмы, реки, и вслушивалась в стук колёс. Было ли ей страшно возвращаться? В бушевавшем в ней урагане чувств она не находила страха, и кажется уже не боялась ничего. Ее больше никто не ждет в родном городе, и больше нечего терять. Разве может быть что-то страшнее этого? Александра не знала на сколько задержится там, но точно не собиралась оставаться насовсем, возможно пару дней, не больше.

С каждый минутой все ближе и ближе к болезненному прошлому, которое стало неизбежным будущим. Ближе к тому, кто отнял все, забрал ее жизнь. Главное не видеть его больше никогда. Потому что эта встреча, станет для девушки последней. Поезд въехал в родной город Саши, и сердце почувствовав это, стало биться через раз, но каждый удар эхом звенел в ушах.

Все вокруг растворилось, она смотрела на знакомые дома, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Три с лишним года, а кажется, весь ужас был только вчера. Как горько от того, что нельзя вернуть время назад и все изменить. Александра отмотала бы пленку туда, где она еще не родилась, и сделала так, чтобы этого не происходило совсем.

– Девушка вы выходите?

Из мыслей её вывел хрипловатый женский голос, Саша не поняла что, от нее хотят и отстранённо спросила:

– Простите, что?

– Приехали минут пятнадцать, как уже, – повторила недовольно проводница. – Освобождайте, пожалуйста, купе.

– А конечно, извините, задумалась, – ответила Александра, собирая вещи.

– Оно и видно, – буркнула женщина и ушла.

"Гостеприимный родной город, сразу же встречает с теплотой"– подумала девушка удрученно.

Спустились на перрон, и замерла в нерешительности, словно ноги приросли к плитке. Здесь у Александры один путь, к родителям на кладбище, больше ей некуда пойти, да и не хотелось никуда.

Купила цветы в ближайшем флористическом магазине, и села на маршрутку, направляющуюся в нужное место. Девушка старалась ни о чем не думать, но в голову все равно лезли страшные мысли, четкие образы того рокового дня.

Вышла на остановке, и еще минут десять шла до кладбища пешком. Алекса шагала на автомате, сквозь густой туман перед глазами, чем ближе подходила, тем тяжелее давался каждый шаг, ноги словно налились бетоном. Душа металась внутри, словно в пожаре. Перекрестилась у ворот и вошла в них, чувствуя панику сковавшую тело. Сложно, это очень сложно, Саше хотелось бежать отсюда сломя голову, с криками: "Дура, он жив, ждет тебя где-то далеко, только не здесь, только не здесь". Но папа ждал ее именно здесь.

Замерла в метрах пяти от могилы, ощущая, как катастрофически не хватает воздуха. "Нужно подойти! Ну же иди!"– твердила у себя в голове. Но не могла сдвинуться с места, словно приросла. А голову сдавило так, что, казалось, сейчас вылетят глаза. Поплелась, волоча ногами, глядя на могилу мамы, и стараясь не смотреть в сторону отца. Бух, бух, бух, как молот по наковальне, сердце долбило по ребрам, пытаясь выбить их. Подошла и посмотрела на фотографию молодой женщины, которую не знала, и которая была самой родной. А потом взгляд невзначай метнулся к папе, на его могиле уже установили очень большой памятник. Прочитала надпись, выбитую на плите: " Помним, любим, скорбим. Вечная память и уважение", и он на фотографии, словно живой. Глядит Александре в глаза, будто хочет что-то сказать, но молчит, больше никогда она не услышит его.

Прорвало, опустилась на колени и горько зарыдала, разрываемая невыносимой болью, которую нельзя стерпеть.

– Здравствуй, родной, – провела ладонью по холодной фотографии, и прикоснулась к ней головой. Задыхаясь, прошептала:

– Прости!

– Прости, что так долго не приходила… Мммм… Господи, как же тяжело, – плакала, прижимаясь щекою к мрамору, а слезы катались по портрету отца.

– Я не смогла без тебя, пап. Не могу спать, дышать, жить. Мне очень больно, эта боль постоянно со мной, – голос прерывался от судорог и всхлипов. Размазывала пальцами свои слезы по камню, не в силах остановить поток.

– Я не успела попрощаться с тобою, не сказала, как люблю и на сколько благодарна за всё… – воздуха не хватало, Саша задыхалась, пытаясь вздохнуть, но легкие будто наполнялись дымом. – Пап… Ведь это я виновата во всём… Это я привела этого мерзавца в наш дом. Единственный, кто и должен лежать под этой землей так это только я…

– Прости меня, пап! Прости за всё. Вырвать бы сердце, чтоб так не горело, вернуть бы время назад.

Девушка дрожала, но не от холода, а от страданий, терзающих изнутри. Ее разрывало на части, наверное, только сейчас она полностью осознала, что папа ушёл навсегда, безвозвратно, необратимо. Туда где ей вряд ли найти его. Что там? Бездна? Покой? Неизвестность?

– Пап, как мне хочется знать, что ты слышишь меня… Как хочется верить, что я не одна… – перевела дыхание, всхлипнув. – Я бы все отдала, чтобы тебя вернуть…