Я бухаюсь за парту, где корявая надпись заверяет меня, что «любовь – это роза в куче навоза». На соседнем стуле вздрагивает Сырок: бормочет под нос «млым-брлм» и тут же опять засыпает.

Подняв рюкзак, я вытряхиваю содержимое из зубастой пасти. На столешницу шлёпается тетрадка-скоросшиватель с танком Т-34, следом падает-цокает трёхцветная ручка.

Прекрасно. Ниндзя-Артур готов.

Вроде… Вы смотрели киношку, где герой предлагал запихнуть жизнь в рюкзак и так пройтись? Подумайте: в нём бы лежали не только все ваши штаны, труселя и футболки, но и друзья, близкие; воспоминания. Далеко бы вы дошли с таким грузом?

Не то чтобы мой рюкзак сильно отличался бы от вашего (кроме зубастой морды – мой бы закусал ваш до смерти, хе-хе), но что-то есть в этом прекрасное – когда вокруг лишь необходимый минимум.

Ну подумайте сами: мы каждый день выбрасываем разнокалиберное барахло – из рюкзаков, карманов и шкафов, из мусорок и холодильников – но всё равно непреодолимо тонем. Тонем в вещах, тонем в мыслях – увязаем, будто в болоте, и покупаем, и выбрасываем, и добавляем новых «друзей», и ищем новые впечатления, и снова покупаем-выбрасываем-добавляем, не замечая, как спирает грудь от диванов, пустяковых эмоций и бессмысленных контактов, когда действительно нужные вещи и нужных людей можно перечесть по пальцам.

Зачем?

Зачем мне тетради, которые я всё равно испишу и выброшу?

Зачем учу ненужные никому предметы?

Зачем десять лет, как отбывая срок, хожу в гимназию?

Зачем дружу с Валентином, Ковалём и Олесей?

Нет ответа.

Бубнёж Богини о том, как Жан-Жак Руссо делил возраст молодёжи на пять периодов, звучит издёвкой. Дабы отвлечься, я глазею по сторонам, и кабинет литературы, где проходит общага, в очередной раз напоминает мне жутковатую усыпальницу. Все эти старые книги со сладким запахом, все эти чёрно-белые портреты литераторов, что плохо-плохо кончили.

Вот Пушкин – его застрелили. Вот Лермонтов – его тоже застрелили.

Вот Гоголь – его похоронили заживо. Вот Маяковский, он – приятная неожиданность! – застрелился сам, а рядом Есенин, который сам повесился.

Хорошая, блин, компания.

В поясницу мне утыкается ручка. От неожиданности я вздрагиваю и сажусь прямо. Сзади доносится тихий голос Валентина:

– Сын мой! Говорил со следователем про Мадам Кюри?

Внутри расплёскивается такое раздражение, даже гнев, что делается не по себе. Мало приятного, если тебя долбят ручкой, но это Валентин, а не чёрт-те кто.

Успокойся.

Успокойся!

Усилием воли я загоняю эмоции в дальний чулан разума и шепчу, чуть повернув голову:

– Ага, он перебил меня на втором слове и спросил, знаю ли я, что у меня кариес. Я сказал, теперь знаю.

– Прости?

– Он спросил, знаю ли я, что у ме…

– Ты нам это не рассказывай, Арсеньев, мы тут женщины! – раздаётся голос Богини. – И ручкой-то, ручкой-то – зачем? Щёлкает и щёлкает. Щёлкает и щёлкает.

Класс гогочет. Я удерживаю большой палец от очередного щелчка и со стуком бросаю ручку на парту. Сырок вздрагивает и осоловело оглядывается. Данного индивида на самом деле зовут Каменевым Кириллом. Он почти ни с кем не разговаривает и каждый божий день обгладывает полиэтиленовые пакеты с размазанными по стенкам глазированными сырками. Нет, я понимаю, что его мама или папа заботятся, собирая ребёнку обед. И Вероника Игоревна тоже так делала, когда жила с нами, но – ГОСПОДИ БОЖЕ – нельзя же жрать эту дрянь постоянно?!

Что до следователя – вообразите красноносого мужика с редкими седыми волосёнками и бывшей женой-стоматологом. Он заезжал вчера в гимназию и куда больше интересовался моим кариесом и собственным разводом, чем Вероникой Игоревной.

Часы медленно движутся к девяти нуль-нуль. Богиня делит класс на три группы, и нашему ряду достаётся «Роль молодёжи в социально-политической сфере».

Если верить каракулям Богини на доске, мы должны объяснить, что такое правоспособность, затем – блюющий смайл – обвинить самих себя в инфантилизме и – блюющий смайл – провозгласить манифест современного подростка.

М-да-а-а…

Вы ощущаете уровень моего скепсиса?

– Сваргань опрос в «Почтампе», – шепчет Валентин, и от нового тычка в спину я опять дёргаюсь-выпрямляюсь, как натренированная мартышка.

– Ай! Чё тебе?

– Опрос наколдуй, а? Сын мой! С манифестом.

– Я, блин, даже не знаю, чё это слово значит.

Сзади раздаётся нарочитый стон.

– То есть что такое лантаноиды, ты знаешь, а манифест… твоя моя не понимать?

– Валь, чё ты пристал?

– Зарядки мало, – отвечает он и добавляет едко: – Иначе сам бы сделал, а не просил ваше высочество.

– Девизы, ну или лозунги. Проблемы, – объясняет Сырок и тут же краснеет от смущения.

– Да?.. Спасибо, – благодарю я и выпучиваю глаза в сторону Валентина.

Через секунду он отвечает в «Почтампе»:

Валентин 9:03

Валаамова ослица заговорила.

Раздумывая о возможном сходстве неведомой ослицы и Сырка, я пишу в группе класса: «Народ, дайте мысли для манифеста (девиза, лозунга, проблемы) Богине». Перечитываю текст, исправляю буквы, перед которыми спасовал Т9. Отправляю.

Наш ряд вяло изучает Википедию в поисках слова «правоспособность». Шелестят тетради, окна жалобно подрагивают под напором ветра, который завывает во дворе.

Однообразие нарушает мой телефон: он брынькает, и на экране всплывает зеленовато-голубой прямоугольник сообщения:

ПОЧТАМПЪ сейчас

Аня Симонова

Я за то, чтобы дискотеки вернули. Я прям расстроилась, когда зимой отменили ((

И пусть сделают шкафчик для хранения вещей, я удолбалась таскать учебники

– Во, пошло, – шепчет Валентин, и я дёргаюсь из-за очередного тычка под лопатку.

– Блин! Хватит меня долбить!

– Не ной. Это пульт управления Артуром.

Под десятками взглядов я встаю и с грохотом волочу парту вбок, к подоконнику – так, что Валентину не дотянуться. Перетаскиваю свой стул, передвигаю стул Сырка вместе с хозяином и демонстративно смотрю на Валентина.

– Хватит, – громко повторяю я и сажусь.

Он с лёгким удивлением поднимает руки, мол, хватит, но пламя в моём животе так и не рассасывается.

Успокойся.

Пожалуйста, успокойся.

Экран телефона медленно гаснет, не чувствуя никакого интереса со стороны хозяина, потом включается снова.

ПОЧТАМПЪ сейчас

Сергей Коваль

Жратву нормальную в столовке

Удаление омлета

Удаление протекающих/падающих на голову потолков

Легализация матриархата

Долой стереотипы о мобилах

Экран уже не темнеет – потому что сообщения приходят одно за другим:

ПОЧТАМПЪ сейчас

Оля Мисевра

Было бы здорово, если б ЕГЭ после 9 класса, затем 2 года и точно в универ

Свободная форма

ПОЧТАМПЪ сейчас

Олеся Гордейко

Считаю необходимым:

– обеспечивать учёбу в иностранных вузах за победу в олимпиаде по английскому

– запретить учителям касаться ученика и его вещей без разрешения!

– ввести нормальную медицинскую систему

ПОЧТАМПЪ сейчас

Олег Петраков

Ага. Где ты денег возьмёшь на учёбу в иносранных вузах?

Лучше пусть сделают меньше ненужных предметов, типа этого

ПОЧТАМПЪ сейчас

Катя Бабухадия

Закрывающиеся двери в туалетах или хотя бы бумага

Молодые учителя вместо старых (можно до 50)

Анонимная психпомощь (по нам видно)

ПОЧТАМПЪ сейчас

Мария Ремпель

Чтобы была нормальная медсестра и чтобы она лечила

Чтобы были коньки и бассейн

Чтобы все уроки кончались к 6 pm

Чтобы не было тараканов, хотя бы в столовке и в раздевалке (про слизней молчу)

Чтобы не надо было одеваться в чёрное, как на траур

ПОЧТАМПЪ сейчас

Ленка Павликовская

Короткие перерывы в начале и долгие потом, возможность гулять

Места для молитв и исповеди, как у отца Николая тогда

Бесплатный проезд

Работа с 14 лет

Я с некоторым удивлением смотрю на это цунами сообщений, затем зрение уходит в расфокус. Буквы на экране двоятся и раздвигаются в стороны, словно в балетном номере.

Моё «Лебединое озеро».

Сырок рядом тоже скучает: вычерчивает дату почтовыми цифрами и, временами покусывая карандаш, рисует девушку-киборга с мечами. Раз катана, два катана. Персонаж до неприличия напоминает Диану, и ещё секунду-другую я держусь, но потом лезу в телефон, создаю группу в «Почтампе» и приглашаю туда весь 10 «В».

«Где, кто видел Фролкову последнее время?»

Отправить.

Пульс учащается, сердце выколачивает рёбра, будто пыльный ковёр. Мой телефон заваливают молодёжные манифесты, но новый чат пуст. И только через минуту или две всплывают сообщения.

Сегодня, 30 марта

Света-Лето Шупарская 9:07

Чё за?

Пользователь Света-Лето Шупарская покинулъ(-a) бесѣду

Катя Бабухадия 9:07

Ага?

Олег Петраков 9:08

Чё за пуйня, эт кто вообще?

Пользователь Мария Ремпель покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Катя Бабухадия покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Олег Петраков покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Мария Ремпель покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Ленка Павликовская покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Митяй Басов-Яроцкий покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Кирилл Разгуляев покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Кристина Меллендорф покинулъ(-a) бесѣду

Пользователь Аня Симонова покинулъ(-a) бесѣду

До меня доходит, что вместо «Где, кто видел Фролкову последнее время?» Артур Александрович написал «Где, кто вилед Фролкову п ослепнете вреия».

Ну да.

Я краснею не то от стыда, не то от смущения и удаляю группу.

– Сын мой, это ты там устроил? – спрашивает Валентин. – Не успел написать.

В ответном «угу» мне с трудом удаётся скрыть досаду.

Тем временем Сырок замечает мой интерес к Диане-киборгу и, покраснев, вырывает из тетради страницу.

– Нравится? Возьми.

Сырок с любопытством смотрит на меня, а я с таким же любопытством – на роботизированную Диану в моей руке. Сходство настолько удивительное, будто Диана сама позировала перед классом.

Знаете, однажды мы с ней играли в натурщицу и художника. В детстве, без какого-либо эротического подтекста. Помню, я тогда подумал, насколько Диана…

Нет, мне неловко об этом говорить.

Извините.

Секунды две я ещё разглядываю полотно Сырка, затем выбираю на ручке красный стержень и пишу: «Где, кто видел Д. Фролкову последнее время?» Перечитываю. Правлю «э» на «с». Ещё одна перечитка. Ещё одна правка: зелёная стрелочка к киборгу, под стрелочкой – синяя рожа с плачуще-умоляющими глазами.

– Ответь и пусти по рядам, – шепчу я Сырку и возвращаю страницу.

– Четвёртая парта! – Богиня наводит на нас указку, и мы замираем. – Будете дальше шептаться и щёлкать ручками – и вас поработят роботы. Уже создаются искусственные женщины! Сами знаете для чего. Человек уже совсем не нужен. Совсем. Люди, создающие роботов, говорят, роботы будут тащить. А вы шепчетесь и ручками всё, ручками.

Класс содрогается от хохота, и, поняв, что дальше на Богиню можно не реагировать, я расслабляюсь.

Сырок выглядит расстроенным, даже обиженным – но пишет ответ и передаёт листок назад.

Ну, извините.