Магнус Чейз и боги Асгарда. Меч Лета (страница 10)

Страница 10

Она где-то оставила свой шлем, кольчугу и сияющее копьё. Зелёный платок больше не покрывал голову: девушка обмотала им шею, и длинные каштановые пряди свободно струились у неё по плечам. Воротник и манжеты белого платья украшал вышитый узор из рун. С золотистого пояса свисала связка древних ключей и однолезвийный топор. Она бы сошла за подружку невесты на свадьбе из видеоигры «Мортал комбат».

Гостье бросился в глаза перевёрнутый диван:

– Мебель оскорбила твой взор?

– Ты настоящая, – заметил я.

Девушка похлопала себя по рукам:

– Вроде да.

– Моя мать, – сказал я.

– Нет, – ответила она. – Я не твоя мать.

– Я хотел спросить: она тут, в Вальгалле?

Девушка сочувственно поджала губы. Глядя куда-то за моё плечо, она заговорила, тщательно подбирая слова:

– Я сожалею. Натали Чейз нет среди избранных.

– Но она была храбрая. И она пожертвовала собой ради меня.

– Я верю. – Девушка пристально изучала кольцо, на котором висели ключи. – Но будь она здесь, я бы знала. Нам, валькириям, разрешено забирать не всех, кто гибнет как герой. Есть… много разных нюансов. И много разных загробных миров.

– Тогда где она? Я тоже хочу туда! Я никакой не герой!

При этих словах девушка метнулась ко мне и толкнула меня к стене – так же играючи, как я через всю гостиную швырнул диван. Она надавила предплечьем мне на горло.

– Не говори так, – прошипела девушка. – НЕ-ГО-ВО-РИ-ТАК! Особенно на сегодняшнем пиру.

От её дыхания веяло мятой. Глаза у неё были яркие и тёмные одновременно. У мамы была такая окаменелость, называлась аммонит: поперечный разрез ископаемого моллюска, вроде наутилуса, с закрученной раковиной. Так вот, этот аммонит светился изнутри, точно вобрал в себя память миллионов лет, пока лежал под землёй. И у девушки глаза сияли таким же светом.

– Ты не понимаешь, – прохрипел я. – Я должен…

Она ещё сильнее надавила мне на трахею:

– Чего, по-твоему, я не понимаю? Каково это – потерять мать? Или когда тебя судят не по справедливости? Или когда ты в малоприятном месте и с малоприятными типами?

Я не знал, что ей на всё это ответить, тем более что и дышал-то с трудом.

Она отступила. Я стал хватать воздух ртом и кашлять, а валькирия принялась с отсутствующим видом мерить шагами прихожую. Топор и связка ключей покачивались у неё на поясе.

Я потёр пострадавшую шею.

«Дурак ты, Магнус, – мысленно обругал я себя. – Это новое место: изучи правила».

Нельзя начинать с нытья и требований. Надо было придержать вопрос о маме. Если она и впрямь тут, рано или поздно я это выясню. А пока что отель «Вальгалла» – неизведанная территория. Как незнакомая ночлежка для молодёжи, или новый палаточный лагерь для бездомных, или очередная церковная крипта, где наливают дармовой суп. У каждого места свои правила. Сперва надо понять, кто тут главный, кто за кем стоит в иерархии и за что я могу огрести. Нужно выживать… даже если ты уже умер.

– Извини, – сказал я. В горле у меня першило, как если бы я проглотил зубастого и когтистого грызуна. – Но какая тебе разница – герой я или нет?

Она хлопнула себя по лбу:

– О-о, а ты сам-то не врубаешься? Кто тебя сюда притащил? Я. О чьей карьере речь? О моей. Ещё один прокол – и… – Тут она спохватилась. – Ладно, проехали. Когда тебя представят, делай, что я скажу. Рот держи на замке, кивай и старайся выглядеть по-геройски. Не заставляй меня жалеть, что я приволокла тебя сюда.

– Хорошо. Но, на минуточку: я не просил меня сюда приволакивать.

– Одинов глаз! Ты же у-ми-рал! Другие варианты – это Хельхейм, или Гиннунгагап, или… – Её передёрнуло. – Короче, имей в виду: есть загробные местечки куда хуже Вальгаллы. Я видела, что ты делал на мосту. Сознаёшь ты это или нет, ты действовал как герой. Ты пожертвовал собой во имя спасения многих людей. – Она меня вроде как хвалила, но таким тоном, будто обзывала последним идиотом. Она прошагала ко мне и упёрла мне палец в грудь: – У тебя есть потенциал, Магнус Чейз. И не вздумай доказывать, что я не права – или…

Внезапно динамики на стене разразились оглушительным трубным гласом. Даже снимок на каминной полке подпрыгнул.

– Это что? – осведомился я. – Воздушная тревога?

– Это зовут на ужин. На пир. – Девушка расправила плечи, глубоко вдохнула и протянула мне руку. – Давай попробуем сначала. Привет, я Самира аль Аббас.

Я моргнул:

– Ты не обижайся, но имя у тебя не то чтобы викингское.

Девушка натянуто улыбнулась:

– Можешь звать меня Сэм. Меня все так зовут. Я буду твоей валькирией на сегодняшнем пиру. Рада познакомиться по-настоящему. – Сэм сжала мне руку так, что кости пальцев хрустнули. – А сейчас я сопровожу тебя в зал. – Она выдавила улыбку. – И смотри, чтобы мне из-за тебя краснеть не пришлось. А то я тебя первая убью.

Глава 12. Ладно хоть к козе не приставили

В КОРИДОРЕ УЖЕ НАЧАЛИ СОБИРАТЬСЯ мои соседи. Томас Джефферсон-младший оказался долговязым парнем примерно моих лет, с короткими курчавыми волосами. Он был в синем шерстяном мундире с медными пуговицами и нашивками на рукаве, а за плечом у него висела винтовка. Форма Гражданской войны, догадался я[25].

Увидев меня, Томас Джефферсон-младший приветливо кивнул:

– Как поживаешь?

– Ну… собственно, никак, – ответил я. – Я же типа умер.

Он рассмеялся:

– Ага. Потом привыкнешь. Зови меня Ти Джей.

– А я Магнус.

– Идём. – Сэм уже тащила меня вперёд.

Мы прошли мимо девушки, которая, вероятно, была моей соседкой, Мэллори Кин. Мэллори являлась обладательницей копны вьющихся рыжих волос, зелёных глаз и зазубренного кинжала, которым она потрясала перед лицом парня, стоящего возле двери со знаком Х. Росту в парне было шесть футов семь дюймов[26], не меньше.

– Опять эта свиная башка? – вопрошала Мэллори с еле заметным ирландским акцентом. – Икс, думаешь мне охота смотреть на отрубленную голову всякий раз, как я выхожу за порог?

– Я больше съесть не мог, – рокотал в ответ Икс. – Свиная башка ко мне в холодильник не влезает.

Вот честно, я с таким детиной поостерёгся бы спорить. Этот Икс смахивал на взрывозащитный контейнер. С помощью Икса вы запросто обезвредите гранату – если попросите парня её проглотить. Его кожа цвета акульего брюха была усеяна бородавками, по всему телу вздымались волны мускулов, а лицо испещряли шрамы – настолько многочисленные, что я бы затруднился показать, где у него нос.

Мы прошли мимо: Мэллори и Икс, поглощённые спором, нас даже не заметили.

Когда мы удалились на порядочное расстояние, я спросил Сэм:

– А что за бугай такой серокожий?

Сэм прижала палец к губам:

– Икс – полутролль. И он немножко переживает из-за этого.

– Полутролль? То есть такие бывают?

– Естественно. И у него такое же право жить тут, как у тебя.

– Да я разве против? Я просто спросил.

Видимо, тут кроется какая-то история. Иначе бы она так не огрызалась.

Мы как раз проходили мимо двери с табличкой «ХАФБОРН ГУНДЕРСОН», и тут в дубовую доску изнутри врубился топор. В номере послышался приглушённый смех.

Сэм настойчиво вела меня к лифту. Она отпихнула ещё нескольких эйнхериев, пытавшихся войти в ту же кабину:

– На другом езжайте, ребята.

Решётка из копий замкнулась. Сэм вставила один из своих ключей в заюзанную скважину на панели, надавила на красную руну, и лифт поехал вниз.

– Я тебя в трапезный зал приведу немного пораньше, до того как откроются главные двери. Чтобы ты немного освоился с обстановкой.

– Ну… да. Спасибо.

С потолка лилась нордическая лёгкая музыка.

«Поздравляю, Магнус! – подумал я. – Добро пожаловать в воинский рай, где ты всегда сможешь услышать Фрэнка Синатру[27] на норвежском языке!»

Надо бы поддержать разговор, но как-нибудь так, чтобы Сэм не расплющила мне трахею.

– Значит… На девятнадцатом этаже все как будто моего возраста, – заметил я. – Или… нашего возраста. В Вальгаллу только тинейджеров берут?

Сэм покачала головой:

– Эйнхериев разделяют на группы по возрасту на момент гибели. Ты в молодёжной группе, там народ до девятнадцати лет. С двумя другими группами – со взрослыми и пожилыми – вы почти не пересекаетесь. Так оно лучше. Взрослые… ну, они не принимают подростков всерьёз, даже если подростки живут тут на сотни лет дольше.

– Как везде, – кивнул я.

– А с пожилыми воинами трудновато поладить. Представь себе дом престарелых, где живут реально лютые стариканы.

– Ага, бывают такие ночлежки.

– Ночлежки?

– Проехали. А ты, значит, валькирия. Ты сюда всех понавыбирала.

– Точно, – ответила Сэм. – Я одна – прямо всех поголовно.

– Ха-ха. Ну, ты поняла, о чём я. Не всех, конечно, и не ты одна. У вас тут… как это… сестринство или что-то такое.

– Вот именно. Валькирии ответственны за выбор эйнхериев. Каждый здесь, в Вальгалле, когда-то пал геройской смертью. Путь в Вальгаллу открыт лишь тем, кто исполнен воинской чести или же ведёт происхождение от скандинавских богов.

Мне вспомнились слова дяди Рэндольфа о том, что меч – это моё наследие.

– Происхождение от богов… Это когда бог доводится отцом, например?

Я опасался, что Сэм поднимет меня на смех, но она лишь мрачно кивнула:

– Многие эйнхерии – полубоги. Но многие – обычные смертные. Для Вальгаллы избирают не за происхождение, а за мужество и честь. По крайней мере, так это должно быть…

Я не понял – она сказала это мечтательно или обиженно.

– А ты? – спросил я. – Как ты стала валькирией? Ты тоже пала благородной смертью?

Сэм рассмеялась:

– Нет пока. Я ещё среди живых.

– И как это у тебя получается?

– Ну, это типа двойная жизнь. Сегодня вечером я сопровождаю тебя на пир. Потом сломя голову мчусь домой доделывать домашку по матанализу.

– Что, серьёзно?

– С матанализом не до шуток!

Дверь лифта открылась. Перед нами простирался зал размером со стадион.

У меня отвисла челюсть:

– Офигеть…

– Добро пожаловать в Трапезную Павших Героев! – провозгласила Сэм.

Сверху вниз изогнутыми ярусами, как на стадионе, спускались длинные столы. В самом центре зала вместо баскетбольной площадки росло дерево – выше Статуи Свободы. До нижних веток было, наверное, футов сто. А крона раскинулась над всем залом, врастая в своды, пробиваясь через обширное отверстие в потолке. Над кроной сверкали звёзды.

Первый мой вопрос, наверное, был не самый глубокомысленный из возможных:

– А почему на дереве коза?

В действительности козой дело не ограничивалось. Между ветвей шастало всякое-разное зверьё, причём я и определить-то мог далеко не всех. Но по нижним веткам, раскачивая их туда-сюда, бродил вполне узнаваемый зверь – жирная косматая коза. Из её раздутого вымени, как из прохудившегося душа, капало молоко.

Под козой четверо дюжих воинов таскали на плечах здоровенный золотой чан. Чан крепился на шестах, и ребята метались в разные стороны, силясь очутиться прямо под козой и поймать в ведро капли молока. Судя по тому, какие они были мокрые, промахивались они частенько.

– Козу зовут Хейдрун. Из её молока варят мёд Вальгаллы. Вкуснятина. Сам попробуешь.

– А что за парни за ней бегают?

– Да, работёнка у них так себе. Не безобразничай, а то и тебя по козе дежурить отправят.

– Э-э-э… А никак нельзя… ну, скажем, спустить козу вниз?

– Она свободная коза на свободном выпасе. К тому же такой мёд вкуснее.

– Ну да, ясное дело, – покивал я. – А другие животные? Я вижу, там белки, и опоссумы, и…

– …и сумчатые летяги, и ленивцы, – подхватила Сэм. – Они ничего, миленькие.

– Ага. Но вы же тут едите. Это же негигиенично, наверное. У зверья какашки и всё такое…

[25] Гражданская война в США (1861–1865) велась между северными и южными штатами, которые долго не могли договориться по поводу рабства. По нынешним временам звучит диковато, но вплоть до середины XIX века в Америку ввозили из Африки чернокожих рабов. Так уж сложилось, что на Севере США больше развивались промышленность и банковское дело – с точки зрения экономической выгоды, рабство северянам было ни к чему. А вот плодородный Юг с его хлопковыми и сахарными плантациями, напротив, в рабах очень даже нуждался. Поэтому, когда в 1860 году Президентом США был избран Авраам Линкольн, убеждённый сторонник отмены рабства, южные штаты подняли мятеж. Вы наверняка знаете, что победили в этой войне северяне, а после её окончания рабство было отменено.
[26] То есть два метра.
[27] Фрэнк Синатра (1915–1998) – один из самых известных американских певцов, обладатель знаменитого «бархатного» голоса.