– Нет-нет. – Хельги постучал по клавиатуре. – А, вот и славно. – Он расплылся в широкой улыбке, демонстрируя все три (да-да, три!) зуба. – В рамках акции мы предоставим вам люкс.

Хундинг рядом со мной пробурчал сквозь зубы:

– Тоже мне акция. У нас кроме люксов ничего и нет.

– Хундинг… – угрожающим тоном произнёс управляющий.

– Виноват, сэр.

– Не вынуждай меня прибегнуть к палке.

Хундинг поморщился:

– Ни в коем случае, сэр.

Я посмотрел сначала на одного, потом на другого, сличая их бейджи.

– Так вы, получается, с одного года тут работаете? – заметил я. – А что значит «в. э.»?

– Всеобщая эра, – пояснил управляющий. – То, что у вас принято называть «новой эрой».

– А чем вам «новая» не нравится?

– Мы используем «всеобщая» из соображений толерантности. «Новая эра» всё-таки содержит намёк на отсчёт от Рождества Христова. А это травмирует психику Тора. Он всё ещё зол на Иисуса за то, что тот не принял его вызов на поединок.

– Чего-чего?

– Это неважно, – заявил Хельги. – Сколько вам ключей? Одного достаточно?

– Я так и не понял, где я. Если вы оба тут с семьсот сорок девятого года – так это больше тысячи лет.

– Ох, и не говорите, – вздохнул Хундинг.

– Но это же невозможно. И… вы сказали, что я умер. Но я не чувствую себя мёртвым. Как раз наоборот.

– Сэр, – терпеливо сказал Хундинг, – вам всё объяснят нынче же вечером на вечернем пиру. Там будут приветствовать новых гостей.

– Вальгалла. – Это слово всплыло из глубин памяти: полузабытая сказка, которую мама читала мне в детстве. – «ОВ» у вас на лацкане… «В» – это «Вальгалла»?

По глазам Хельги было видно, что терпение его на исходе:

– Да, сэр. Отель «Вальгалла». Мои поздравления. Вам выпала честь пировать в палатах Одина. Мне не терпится послушать повествование о вашем подвиге на сегодняшнем вечернем пиру.

У меня подогнулись коленки, и я облокотился на стойку, чтобы не упасть. До этого момента мне худо-бедно удавалось убедить себя, что это просто навороченный тематический отель и меня по ошибке приняли за здешнего гостя. Но теперь убеждения не срабатывали.

– Умер, – пролепетал я. – То есть вы утверждаете, что я по-настоящему… по-настоящему…

– Вот ключ от вашего номера. – Хельги вручил мне каменную плашку с руной из той же серии, что я видел в кабинете у Рэндольфа. – Ключ от мини-бара желаете?

– Э-э-э…

– Он желает ключ от мини-бара, – ответил за меня Хундинг. – Сынок, ты желаешь ключ от мини-бара, – сердечно прибавил он, переходя на «ты». – Потому что тебе тут жить долго.

– Насколько долго?

– Всегда, – сказал Хельги. – По крайней мере, до Рагнарёка. Хундинг проводит вас в номер. Приятной загробной жизни. Следующий!

Глава 10. А мой люкс вполне ничего!

Я НЕ ОЧЕНЬ ПОНИМАЛ, куда Хундинг меня ведёт. Было такое ощущение, будто меня раз пятьдесят покрутили, а потом втолкнули в круг. И сказали, что это прикольно.

Каждый новый зал казался громадней предыдущего. Большинство постояльцев отеля выглядели как старшеклассники, некоторые чуть постарше. Ребята и девчонки небольшими компаниями сидели, развалившись, возле каминов. Они болтали на разных языках, уплетали всякую всячину или играли в настольные игры вроде шахмат или «Эрудита». А иногда это были игры со всамделишными кинжалами или паяльными горелками. В боковых комнатах стояли бильярдные столы, машины для пинбола^[23] и другие старомодные игровые автоматы. А в одном месте я заметил какое-то приспособление, очень напоминающее «железную деву» из камеры пыток.

Среди гостей, разнося подносы с едой и напитками, сновали работники отеля в тёмно-зелёных рубашках. Насколько я успел разглядеть, все официантки были накачанными тётками-воительницами со щитами на спине и мечами или топорами на поясе. Довольно нестандартный подбор кадров для сферы услуг.

Одна тяжеловооружённая официантка прошествовала мимо меня с подносом дымящихся яичных рулетов. У меня в животе сразу заурчало.

– Как я могу быть голодным, если я умер? – спросил я Хундинга. – И вообще тут никто мёртвым не выглядит.

Хундинг в ответ пожал плечами:

– Видишь ли… Есть мёртвые – и есть мёртвые. Ты лучше воспринимай Вальгаллу как своего рода… апгрейд. Ты теперь один из эйнхериев.

Он произнёс это слово как «ин-ХЕРЬЕВ».

– Один из эйнхериев, – повторил я. – И вовсе даже язык ломать не надо.

– Вот-вот. В единственном числе – «эйнхерий». – У него это прозвучало как «ин-ХЕРЬ». – Один избрал нас воинами своего извечного войска. Слово «эйнхерий» часто переводят как «одинокий воин», но это не вполне отражает суть. Это скорее… «бессменный воин». Тот, кто храбро сражался при жизни и снова храбро сразится, когда пробьёт час Гибели Богов. Берегись!

– Богов?

– Нет, копья!

Хундинг толкнул меня на пол, и мимо нас просвистело копьё. Оно пронзило парня, сидевшего на ближайшем диване, убив его наповал. Напитки, игральные кости, деньги для «Монополии» разлетелись во все стороны. Ребята, с которыми играл убитый, повскакивали на ноги – вид у них был слегка раздосадованный. Все смотрели в ту сторону, откуда прилетело копьё.

– Я всё видел, Джон Карающая Рука! – взревел Хундинг. – В гостиной пронзание запрещено!

Из бильярдной раздался смех, и кто-то что-то сказал… по-шведски? В любом случае голос прозвучал не слишком покаянно.

– Ну ладно. – Хундинг как ни в чём не бывало двинулся дальше. – Лифт вон, уже совсем рядом.

– Погодите! – запротестовал я. – Тут человека проткнули копьём. И вы даже ничего не предпримете?

– О, волки всё приберут.

У меня пульс участился вдвое:

– Волки?!

И правда, пока игроки в «Монополию» собирали разбросанные карточки, в гостиную запрыгнула парочка серых волков. Они сцапали покойника за ноги и куда-то поволокли. Копьё так и осталось торчать в его груди. Кровавый след таял на глазах. Дыра в обивке дивана затянулась сама собой.

А я съёжился за ближайшим фикусом в кадке. Пускай все ржут, мне плевать. Мой страх сильнее меня. У этих волков глаза, конечно, не горят синим огнём, как у тех, что напали на маму, но в качестве символа загробного мира я бы предпочёл тушканчика.

– А разве убивать не запрещено законом? – пропищал я из-за кадки.

Хундинг поднял кустистые брови:

– Это же вроде как для потехи, сынок. К ужину убитый будет как новенький. – С этими словами Хундинг вытянул меня из убежища. – Идём-ка.

Я не успел расспросить подробнее, что это за «потеха» такая, потому что мы пришли к лифту. Вместо дверей у него была решётка из копий, а саму кабинку внахлёст увешивали щиты. Кнопок оказалось столько, что панель тянулась от пола до потолка. На верхней кнопке значилась цифра 540. Но Хундинг нажал на 19.

– Как это: в таком доме – и пятьсот сорок этажей? – удивился я. – Это должно быть самое высокое здание в мире.

– Если бы оно стояло в одном мире, то и было бы самым высоким. Но это здание соединяет все Девять миров. Ты зашёл через Мидгард. Как и большинство смертных.

«Мидгард»… Я смутно припоминал, что викинги будто бы верили в существование девяти различных миров. И Рэндольф тоже сказал это слово – «миры». Но слишком уж давно мама читала мне на ночь скандинавские мифы.

– То есть через мир людей.

– Точно. – Хундинг набрал в грудь побольше воздуха и изрёк:

Пять сотен дверей
и сорок ещё
в Вальгалле, верно;
восемьсот воинов
выйдут из каждой
для схватки с Волком^[24].

Он широко ухмыльнулся:

– Нам неведомо, когда и где начнётся наш бой.

– А он часто начинается? В смысле, бой?

– Ни разу. Однако… он может начаться в любой момент. Я, признаться, жду не дождусь! Тогда Хельги наконец отступится от меня и перестанет наказывать!

– Управляющий? А за что он вас наказывает?

Хундинг заметно приуныл:

– Долгая история. Мы с ним… – В этот момент дверь-решётка свернулась. – Да ерунда это всё. – Хундинг хлопнул меня по спине. – Тебе понравится девятнадцатый этаж. Соседи что надо!

Я всегда считал, что коридоры в отелях тёмные, депрессивные и вселяют клаустрофобию. Девятнадцатый этаж? Не так и высоко. Сводчатый потолок высотой футов двадцать вместо балок поддерживали – ну же, угадайте! – конечно, копья. Прямо не отель, а оптовый склад копий. Факелы, вставленные в железные петли, горели, но не чадили, а бросали тёплый оранжевый отсвет на стены, увешанные мечами, щитами и шпалерами. Просторный коридор сгодился бы для игры в футбол по всем правилам. Ковёр кроваво-красного цвета украшали узоры из ветвей деревьев, как бы колышущихся на ветру.

Двери номеров располагались где-то в полусотне футов друг от друга. Все были сколочены из грубо отёсанных дубовых досок и окованы железом. Никаких замков или дверных ручек я не заметил. В середине каждой двери виднелась круглая железная пластина величиной с тарелку – на ней стояло имя в окружении викингских рун.

Первая табличка гласила: «ХАФБОРН ГУНДЕРСОН». Из-за двери слышались крики и лязг металла, как будто там в самом разгаре была схватка на мечах.

На следующей двери значилось: «МЭЛЛОРИ КИН». Из-за этой двери не доносилось ни звука.

Затем: «ТОМАС ДЖЕФФЕРСОН-МЛ». В номере раздавались хлопки выстрелов. Правда, это больше походило на видеоигру, чем на настоящую перестрелку. (Да, если что – я слышал и то и другое.)

Четвёртая дверь была помечена косым крестом: Х. Перед дверью стояла ресторанная тележка с серебряным подносом. На подносе лежала отрубленная свиная голова.

Не подумайте, я отнюдь не гурман. Я ведь жил на улице, а там выбирать не приходилось. Но свиные головы – это, пожалуй, даже для меня чересчур.

Мы почти дошли до перекладины Т-образного коридора – и тут из-за угла выпорхнула большая чёрная птица. Она мелькнула мимо, едва не оттяпав мне ухо. Я проводил птицу взглядом – это оказался ворон с блокнотом и ручкой в когтях.

– Что это было? – спросил я.

– Ворон, – объяснил Хундинг.

Обожаю исчерпывающие ответы.

Наконец мы остановились возле двери с табличкой «МАГНУС ЧЕЙЗ».

При виде моего имени, выбитого на металле в компании скандинавских рун, меня пробрала дрожь. Робкая надежда, что это какая-то ошибка, розыгрыш на день рождения или вселенская неразбериха, развеялась в пух и прах. Меня ждали в этом отеле. Они даже имя не перепутали – одно это о многом говорит.

Между прочим, «Магнус» означает «великий». Мама назвала меня так потому, что наша семья миллион лет назад произошла от каких-то там шведских королей. Ну, и ещё мама говорила, что назвала меня так потому, что я самое великое чудо в её жизни. Раз, два, три: ЫЫЫЫЫ. Ужас, до чего неудобное оказалось имечко. Все всё время норовили написать «Мангус» – мол, это почти что «мангуст». Я поправлял: нет же, не Мангус, а Ма-гнус. На «ГНУС» заканчивается. В этом месте люди озадаченно хлопали на меня глазами.

Но так или иначе на двери стояло моё имя. Сейчас я её открою – и готово дело: я здешний постоялец. До самой Гибели Богов, если управляющий не соврал.

– Давай. – Хундинг кивнул на рунную плашку у меня в руке. Руна напоминала знак бесконечности или перевёрнутые песочные часы:

– Это «дагаз», – пояснил Хундинг. – Ничего страшного. Символизирует новые начинания, перемены. И открывает твою дверь. Войти сможешь только ты.

Я сглотнул комок в горле:

– А что, если, к примеру, кто-то из персонала захочет попасть в номер?

– О, у нас свои служебные ключи. – И Хундинг похлопал по топору у себя на поясе. Я так и не понял, прикалывается он или нет.