Когда дети умчались, Хило выпрямился и толкнул дверь спальни. Вен отдыхала на кровати, прислонившись к груде подушек. Она выглядела истощенной, как всегда после физиотерапевтических процедур. Ей приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы заново научиться делать простейшие движения – ходить, перемещать чашку из одной руки в другую или стоять без поддержки. Это опустошало ее и физически, и эмоционально.

Несколько секунд Хило постоял в дверях, а затем подошел и сел на край кровати. Он положил руку на вытянутую ногу жены.

– Как все сегодня прошло?

– Не особенно ужасно, – отозвалась Вен. – Я смогла… д-дотронуться до пальцев ног и… встать, и даже не упала. – Она устало улыбнулась. – Почти п-победа.

Каждый день у Хило разрывалось сердце, когда он видел Вен такой слабой и немощной, слышал, с каким трудом она разговаривает. Временами он просто выходил из комнаты, не в силах смотреть, как она разражается слезами от беспомощности, неспособности сделать простейшие вещи, например, закончить вслух предложение, идеально сформулированное мысленно. Но сейчас Вен хотя бы стало лучше по сравнению с тем, что было год назад, когда она совсем не могла пошевелить половиной тела и почти не говорила. Тогда Хило даже не был уверен, что не затронут рассудок, и, к стыду своему, несколько раз в отчаянии задумывался о том, не было бы гуманнее для них обоих, если бы Анден не сумел вернуть ее к жизни.

Вен всегда была грациозна, хорошо и уверенно говорила, несмотря на всю свою мягкость, и обладала решимостью и волей. Хило любил ее больше всего на свете. А теперь не понимал, что чувствует. Порой при взгляде на жену он ощущал всепоглощающее безумное желание обнять ее, заняться с ней любовью и защитить во что бы то ни стало. Но чаще внутри у него бушевала ледяная ярость и отупляющая боль. Вен ослушалась его, действовала втайне от него и подвергла себя опасности, чуть не оставила его вдовцом, а детей сиротами. Он изо всех сил старался уберечь ее, дать все, что она пожелает, быть хорошим мужем, а Вен причинила ему столько боли.

– Шаэ… сегодня… зайдет? – спросила Вен.

– Нет, – отрезал Хило.

– Ты должен… п… п… п… – Хило видел, как она пытается ухватить нужное слово и вытолкнуть из горла, как застрявший кусок еды. – Попроси ее… заходить чаще.

Хило встал, так и не ответив. Вен протянула к нему руку, но он отпрянул. Он видел боль в ее глазах. Наверное, теперь Вен уже привыкла к колебаниям в его чувствах. Временами Хило ненавидел себя за это, но в глубине души ему хотелось наказать Вен, причинить ей столько же боли, сколько она принесла ему.

– Ужин готов, – бросил Хило через плечо, покидая спальню. – Если ты не в настроении спускаться, я попрошу Кьянлу принести тебе тарелку сюда.

Глава 3
Невозможно прочесть по облакам

После того как брат вышел, Шаэ резко опустилась на стул, самый дальний от тела Фуиня Кана, и прижала ладони ко лбу. Она твердила себе, что не виновата в таком завершении обеда – с ножами и кровопролитием, но все равно не верила в самоуспокоительные заверения.

Она же, как-никак, Шелест и должна быть на шаг впереди всех остальных. Шелест читает по облакам, как утверждает народная мудрость. А сегодня чутье Хило оказалось острее ее суждений. Это ее уязвило. А правда в том, что торговля с Эспенией, которую она продвигала, приносила Равнинным прибыль, но вынуждала кеконскую промышленность конкурировать с иностранцами. Шаэ внесла свой вклад в затруднения Фуиня и не могла винить его в таком поведении. Ее обязанность – обеспечивать преданность Фонарщиков Равнинного клана, чтобы брату не пришлось их казнить.

Вун сел рядом и положил руку ей на колено. Слава богам, он не был ранен во время схватки. Глава ее администрации редко действовал необдуманно, но хотя Шаэ носила больше нефрита, чем он, Вун машинально попытался защитить ее, когда Фуинь вытащил оружие. Шаэ не знала, стоит ли поблагодарить его или отчитать, чтобы больше не подвергал свою жизнь опасности подобным образом.

– Шаэ-цзен, ты поступила правильно, пытаясь достичь компромисса, – тихо сказал Тень Шелеста. – Это Фуинь спровоцировал перестрелку, вероятно, за приличное вознаграждение.

Шаэ мрачно кивнула:

– Айт Мада – любительница подобных ловушек. – Если бы Равнинные согласились с требованиями Фонарщиков, это привело бы клан к финансовому краху. Если не наказывать их за переход к другому клану, крах наступит еще быстрее. Шаэ подняла голову. По крайней мере сейчас, после смерти Фуиня и разоблачения его предательства, у них появились варианты получше. – Нужно действовать быстро, чтобы активы Фуиня остались в клане, прежде чем на них попытаются предъявить права Горные. Даже сейчас можно извлечь что-нибудь из его бизнеса.

Глава ее администрации тотчас кивнул.

– К счастью, Колосс не согласился на дуэль. – Победитель дуэли на чистых клинках мог забрать нефрит противника, но не имел права прикасаться к имуществу его семьи. – Можем выкупить бизнес у его наследников и распродать по частям и со скидкой другим Фонарщикам, которые просили о смягчении дани. Это их умиротворит. На этой неделе я лично переговорю с самыми крупными бизнесменами.

Это станет четким посланием из офиса Шелеста: предатель мертв и все достояние его семьи уйдет преданным членам клана.

– Спасибо, Папи-цзен. – Шаэ накрыла его ладонь своей. – Не знаю, что бы я без тебя делала.

Она почувствовала, что ее плечи слегка расслабились, хотя резкие слова Хило по-прежнему давили на грудь тяжким бременем. Брат уже не впервые ее отчитывал, но когда в прошлом их отношения были настолько же плохими, она на два года уехала в другую страну. А теперь ей все равно придется работать с Хило, чтобы управлять кланом, смирившись с обвинениями брата и попытками ее избегать. Она не могла даже заявить, что этого не заслужила. Шаэ действовала втайне от Колосса, не подчинилась ему, послала Андена и Вен в Порт-Масси, чтобы совершить убийство, из-за которого они оба чуть не погибли.

И Хило был прав еще кое в чем: Шаэ не знала, каким образом Айт удается одерживать верх и как ей помешать.

Персонал ресторана закрыл зону рядом с обеденным залом. Тар и Йин вынесли тело Фуиня через заднюю дверь, не потревожив других посетителей, и господин Унь вернулся вместе с Цзуэном, чтобы оценить ущерб, нанесенный стенам и светильникам, который ему возместят за счет клана. Официанты уже убрали залитую кровью скатерть и рассыпанную еду.

– Нужно вернуться в офис, – сказала Шаэ, заставив себя встать. – Хами наверняка нас уже ждет.

* * *

Хами Тумашон сильно изменился с тех пор, как Шаэ видела его в последний раз. Проведя три с половиной года за границей, он слегка располнел и приобрел некоторые эспенские привычки: носил спортивную рубашку под пиджаком от костюма и прихлебывал из огромной дорожной кружки кофе с мускатным орехом. Но сильнее всего бросилось в глаза, что он не надел нефрит, и в отсутствие привычной и твердой нефритовой ауры Хами казался версией самого себя из параллельной реальности.

Много лет назад Шаэ тоже снимала свой нефрит, потом надела обратно, а затем в жестокой схватке потеряла почти весь. Она задумалась, не изменилась ли в самом деле реальность в каждой из этих болезненных поворотных точек ее жизни. Возможно, в каком-то параллельном мире другая Шаэ продолжает идти иным путем, и та женщина, которой она стала сейчас, показалась бы ее знакомым приводящей в замешательство копией.

Пока Шаэ с Вуном сидели в «Двойной удаче», в главном конференц-зале подали обед, чтобы персонал мог отпраздновать триумфальное возвращение Хами в Жанлун. Бывший Главный Барышник увеличил отделение в Порт-Масси до двадцати человек, и недавно они переехали в новый, более крупный офис в центре города. Прибыль от эспенских активов возросла до впечатляющих восьми процентов общей прибыли клана, это не считая увеличения подконтрольного бизнеса Равнинных на Кеконе по импорту и экспорту. Казнь человека из-за реакции на эту единственную удачу клана выглядела горькой иронией.

– Терун Бин работает как вол, а его ум остер, как боевой нож. У него отлично получается, – объявил Хами, устраиваясь напротив Шаэ в ее кабинете.

Теруну Бину предстояло сменить Хами. В свои двадцать восемь лет он уже стал старшим и очень успешным Барышником, но, к сожалению, плохо переносил нефрит – возможно, потому, что на четверть был абукейцем, хотя не выглядел полукровкой, и об этом мало кто знал. Он получил образование не в школе боевых искусств, а в обычной, хотя и элитной, и заработал лишь один нефритовый камешек, тренируясь частным образом. По предложению Вуна Шаэ повысила Теруна, послав его в Порт-Масси, где отсутствие зелени не подорвет его репутацию, а через два года Хами назначил его своим заместителем.

– Вы даже превзошли мои ожидания, – сказала Шаэ. – Терун великолепен.

Она подала знак секретарше, чтобы принесла чай. Ее нервы были еще напряжены, и она обрадовалась, что без нефрита Хами не Почует, как дрожит ее аура. Вун наверняка Чуял, но никогда не подал бы вида.

Что в Хами совершенно не изменилось, так это его прямота.

– Проблема в том, что нефрит в Эспении по-прежнему вне закона. Эту проблему Теруну разрешить не под силу, как бы он ни старался и каким бы умным ни был. Пока дело обстоит подобным образом, наш бизнес там под угрозой и может утянуть клан на дно.

Вун сидел между ними, справа от Шаэ.

– Наш бизнес в Эспении никак не связан с операциями с нефритом, которыми занимается Штырь клана, и мы приняли меры предосторожности, чтобы разделить их юридически.

– Все эти дополнительные усилия дорого обходятся клану, – указал Хами. – Я нанял нескольких Барышников из Жанлуна для работы в Порт-Масси, но некоторые отвергли предложение, потому что их родные, Зеленые кости, не пожелали расставаться с нефритом ради переезда в Эспению. И проблема касается не только офиса Шелеста. Многие кеконские компании, которые платят нам дань, хотели бы расширить бизнес за рубежом, но персоналу слишком сложно путешествовать туда-сюда, ведь каждой Зеленой кости нужно получать визу и заполнять кучу бумаг на нефрит, и даже в этом случае им не разрешается находиться в Эспении больше двадцати дней в году.

Шаэ вздохнула. Она понимала, что это серьезная проблема.

– Мы наняли новых юристов, чтобы они занялись этим, и ищем пути, как ускорить процесс.

– И многие ли из студентов, которые уехали учиться в Эспению за счет клана, Зеленые кости? – напирал Хами. – Думаю, что нет. Какая семья захочет отправить сына или дочь в Академию Коула Душурона на восемь лет, овладевать нефритовыми дисциплинами, чтобы потом они уехали туда, где носить нефрит – преступление? А мы ведь хотим спонсировать именно Зеленых костей. Только они по-настоящему преданны клану и, вернувшись с иностранным образованием, будут приносить нам пользу. – Хами громко вздохнул. – Этот бессмысленный и невежественный эспенский закон создает слишком много затруднений для нашего бизнеса.

Шаэ обняла ладонями теплую чашку, которую поставила перед ней секретарша.

Она была расстроена, хотя и не удивлена словами Хами. Однако бывший Главный Барышник еще не закончил.

– Все может усложниться еще сильнее, Коул-цзен, – сказал он, громко отхлебнув кофе из своей кружки. – Ходят слухи, что закон снова изменят и на эспенские компании, ведущие дела с теми, кого эспенское правительство называет «криминальными организациями», наложат огромные штрафы. Раз гражданским запрещено владеть нефритом, а кланы Зеленых костей обладают и распределяют нефрит, Равнинных могут объявить «криминальной организацией», что не только помешает другим компаниям иметь с нами дело, но и, в худшем варианте, нам вообще запретят заниматься бизнесом в Эспении.

Вун недоверчиво вскинул голову:

– Эспенское правительство само покупает нефрит на Кеконе для своей армии. Если нас объявят преступниками из-за тысячелетних традиций, то не будет ли тогда их собственное правительство действовать противозаконно?

Хами поднял руки.