Напялил на себя одежду, ведь завалился дрыхнуть только в одних трусах. Поеду в больницу. Блин, не самая умная мысль, точнее очень-очень глупая. Что ты скажешь?! Откуда у тебя информация?! Юля не звезда мировой величины, чтобы о ее пребывании в медицинском учреждении стало моментально известно общественности. Млять, успокойся, Шувалов. Чего ты взбеленился?! С чего эти приступы необъяснимой паники?! Моя роза такая, всем сопереживает, а тут болеет любимая гадина-сестра. Тане в этот момент совершенно не до тебя. Однако сердце, ускорившееся после звонка директора службы безопасности компании «Стройинвест», продолжало все так же неровно и быстро стучать в груди, вызывая тревогу в душе. Заметался по квартире, не зная, что предпринять. Прежде всего, нужно успокоиться и не накручивать себя. Когда будет возможность, моя Роза перезвонит. Стараясь не обращать внимание на эти панические ощущения, выбрался на кухню, попил крепкого кофе с парочкой бутербродов… Млять, все равно было неспокойно. И почему, черт возьми, она не перезванивает? Снова схватился за телефон.

Один гудок, второй, третий, а потом раздалось тихое «да» моей Розы…

Облегченно выдохнул.

– Таня, Танюш, как ты, моя хорошая?!

Мобильный телефон подозрительно молчал. Чуть повысил голос:

– Таня, у тебя все в порядке?!

– Са-аша, зачем ты так со мной, я ведь тебя любила-а-а…

От холода, прошедшего по телу, сердце остановилось, закрутилось в бараний рог, ведь в голосе Андалузской красавицы явственно слышалась боль. «Она знает» пронеслось в мозгу, это белобрысая сучка все рассказала моей девочке.

– Таня, я тебя тоже очень сильно люблю, – попытался сказать максимально убедительным голосом.

Розочка лишь презрительно и горько хмыкнула.

– Моя сестра Юля ждет от тебя ребенка, – произнесла она ровным, даже как будто равнодушным, не выражающим эмоций голосом телефонного автоответчика.

Млять, смысл этих тихих слов как мешок льда за шиворот, а из-под ног вышибли табурет, оставшееся полотнище пустого мешка затянулось на шее, мешая дышать.

– Этого не может быть! – потрясенно прохрипел я, выдавая себя с головой. – Таня, нам надо с тобой поговорить.

– Никогда, слышишь, Саш, никогда больше я не хочу тебя видеть, а уж тем более разговаривать. НИКОГДА!..

– Черт, Таня, прошу тебя, девочка!..

Зря просил, меня больше не пожелали слушать. В трубке была тишина, обреченное категоричное безмолвие. Андалузская красавица прервала звонок.

– Мать твою!! Да что за хрень такая!! Блядь, сука белобрысая!

Впечатал кулак в стену, потом еще раз. Стал заниматься со стенкой гостиной борьбой без правил, молотя по ней ногами, руками, головой. Дралась она прилично, от боли даже в глазах потемнело.

– Вот тебе, придурок, получи, под дых, осел, будешь знать, как спать непонятно с кем!

Млять, кто бы мог подумать, что моя неосторожность, постельная безалаберность приведет к таким фатальным последствиям… Какой-то кошмар! Я ее убью, придушу эту мелкую блондинистую сучку!.. Она врет, наверняка брешет, как собака… Я всегда старался напяливать презерватив, позволял себе расслабиться, только если на сто процентов доверял девочке. А таких можно по пальцам пересчитать. Млять… Первый вечер мы точно трахались в резинке. Несмотря на алкогольное опьянение, мне помнилось, что я озаботился этим вопросом. Сука!! Сверху продолжали сыпать снег мне на голову, за шиворот и бить наотмашь по лицу холодными руками понимания. Черт, когда мне снился типа эротический сон, делающая минет Таня Лазарева, тогда не было резинки. Конечно, зачем во сне напяливать презерватив?! Млять, млять!! Ну почему я не остановился!.. Ты же взрослый умный мужик, Сашка, а повел себя тогда, как придурок, прыщавый юнец, думающий, прежде всего, отростком между ног. Хотя к тридцати одному году пора уже было научиться включить мозги. Мать твою! Сука! Не могла же она залететь с первого раза?! Запустил пальцы в волосы, сжал, больно сдавливая короткие темные пряди. Почему нет, да куча таких случаев бывает. Сука! Что же мне теперь делать?! Это полный песец, господа!.. Теперь кто-то принялся со всей силы бросаться по мне снежками… Бамс, первый ударил по моей пустой голове, бамс, второй попал в живот, а третий чуть ниже живота… Черт, Шувалов, ты совершил не одну, а целых две фатальных ошибки, сначала не остановился, когда понял, что ощущения слишком реальные для сновидения, а потом почему-то промолчал, не рассказав Тане о своем близком знакомстве с ее младшей сестрицей. Смалодушничал, побоялся, не счел нужным, понадеялся, что Ля-ля-ля, раз уж она взяла деньги и написала расписку, не посмеет болтать. И как мне теперь оправдаться?! Таня, моя упертая правильная Таня, она не простит… Холодно, прямо знобит. Прошу, не надо больше снега… Я мгновенно превращаюсь в ледышку, стоит только подумать, о том, что Андалузской красавицы больше не будет со мной. Че-е-ерт!!

***

Телефон опять звонил… А у меня не осталось сил разговаривать, последние потратила, чтобы сказать три коротеньких предложения Шувалову. Что оказалось адски сложно, поскольку рвущиеся на свободу рыдания перехватывали дыхание. Только плакать нельзя было ни в коем случае. Гордость – это единственное, что у меня сейчас осталось. Любовь, планы, мечты – все разлетелось в прах. Только гордость давала мне силы держать голову прямо, идти, двигаться, а не валяться по земле, скуля и рыдая от разъедающей все тело боли.

Звонила мама… Черт! Родители беспокоятся, не надо было одной уходить из больницы, но оставаться в той кишащей тараканами стерильности я больше не могла. Вдруг мама и папа думают, что от переживаний я способна наделать глупостей. Допустим, последовать примеру Анны Карениной или других героинь любовных трагедий. Умереть, да, не скрою, именно умереть в этот момент хочется, ведь ощущать, как вместо моих девчонок внутри копошатся мерзкие огромные тараканы, очень больно и ужасно противно. Но разве я могу проявить такую слабость… такую безответственность. А самое главное, разве можно так унизиться, показать этим двум развратникам, что они меня выпотрошили, достали до такой степени, что от переживаний я тронулась умом и наложила на себя руки. Феминистка бы сказала: «Не дождетесь!», – и показала средний палец. Но они зарезали всех моих девочек. Теперь осталась только я – Таня Лазарева. Лазарева Татьяна Николаевна – сильная женщина. Сильная?!

– Алло, мам, – молодец, Таня, ответила вполне спокойным тоном.

– Танюш, Танечка, что же ты так долго не брала трубку? – в родном голосе было какая-то смесь истерики с беспокойством.

– Не волнуйся, мама, с-со мной все в п-порядке, – на этом слове голос дрогнул, какой уж тут порядок, – п-почти.

Слезам плевать на внутреннюю установку быть сильной, они горячими каплями смертельной обиды побежали по щекам. Подожди, Таня, надо доехать домой… Потом уж можно дать им волю. А сейчас «тише, Танечка, не плачь».

– Не переживай, мама, я еду домой.

– Папа чуть не убил Юльку… Хорошо, врач вмешалась. Что же голубоглазка наделала? Как теперь быть?..

– Не только она, мама… В этом процессе всегда участвуют двое. Думаю, виноват, прежде всего, тот, кто старше и умнее.

«А еще похотливее», – последнюю фразу вслух не стала говорить.

– Таня, ох, чуяло мое сердце, и папе Шувалов никогда не нравился.

Помнится, сначала я тоже была насторожена… А потом мое сердце полюбило и поверило, что сказки бывают в реальности и принцы влюбляются в нудных бухгалтерш. Глупая, наивная Таня Лазарева…

– Отец переволновался, давление подскочило, сердце начало шалить, в общем, тоже пришлось к врачу зайти.

– Как папа сейчас?!

– В шоке, Таня. Но вроде бы после укола отпустило. Его хотели в больнице оставить, но ты же знаешь отца, наотрез отказался.

– Мамочка, пожалуйста, п-последи за папой. Это моя вина, нельзя было так сразу вываливать на вас эту информацию. Я-я просто расстроена была.

– А как по-другому? Танюш, ты не виновата в этой шокирующей правде. Мы скоро тоже приедем домой, будем думать, что делать дальше. Держись, дочка!

Я смогла продержаться минут пятнадцать, которые ехала в маршрутке и шла к дому, и еще совсем немного, когда поднималась в лифте и открывала ключом дверь квартиры, затем прямо в коридоре сползла по стене бесформенным, порубленным, испоганенным куском мяса. Плачь, плачь, плачь, Танечка! Сейчас можно, сейчас тебя никто не видит… И слезы мгновенно заполнили глаза, поползли по щекам, заползая соленой влагой в рот. Одежда, кожа стали душить, потому что соленые капли сочились из каждой поры, я вся наполнилась слезами, точно пузырь. Царапая кожу, стала оттягивать сдавливающий ворот футболки. Потом завыла, потому что боль внутри не отпускала, наоборот, когда ей наконец-то дали волю, вырвалась на свободу настоящим стихийным бедствием. Я затоплю слезами всю квартиру и даже соседей залью. Плачь, плачь, Таня, говорят, слезы помогают справиться со стрессом! И я ревела белугой, выла смертельно раненой волчицей, голосила благим матом, схватив себя за плечи и раскачивалась из стороны в сторону, билась головой о стены… Вдруг мне удастся выплакать боль или утопить ее в своих слезах.

Не знаю, сколько я провела на полу в коридоре, сил не было даже для того, чтобы пройти в гостиную, которая и была моей комнатой в нашей квартире. Родители обещали скоро приехать. Млять, Таня… У папы и так давление постоянно скачет, да с сердцем нелады. Нельзя, чтобы они видели меня такой покореженной и расстраивались еще сильнее. Возьми себя в руки, сильная размазня!

Прошла в свою комнату. Меня со всего маха стукнули по башке маленьким дорожным чемоданчиком. Нет. На самом деле, так и не разобранный чемодан спокойно себе стоял около дивана. А ощущения были такие, будто меня без всякой жалости колошматят им по телу. Хотела счастья?! Любви? Принца?! Вот тебе, Таня, получай!.. Глупая, наивная, возомнившая себя Золушкой. Мало?! Еще получай!

Лучи солнца из незашторенного окна падали на полочку возле телевизора, и все комната играла красивыми бликами, поскольку там стояли вазы, целый десяток ваз, которые вместе с цветами подарил мне когда-то Шувалов.

«– Александр Иванович, вам еще не надоело валять дурака?

– Чем недовольна, Татьяна Лазарева?

– У меня не хватает ваз.

– Я учту».

Нда… Охмурять Сашка умел красиво.

Как больно вспоминать, как больно понимать, что этого никогда больше не будет… А мужчина, которому я отдала свое сердце, не достоин даже случайного взгляда, брошенного в его сторону. Подскочила к полочке, мгновенно схватила одну из ваз и бросила ею в стену. Красивая светло-салатовая стеклянная ваза грохнула, жалобно всхлипнула и разбилась на мелкие осколки, как и мое некогда любящее сердце.

«– Александр Иванович, скоро у меня разовьется аллергия на цветы.

Он весело засмеялся в трубку.

– И ты начнешь швыряться вазами?

– Возможно».

В стену полетела еще одна ваза. Только аллергия была тут совершенно ни при чем. Это боль трансформировалась в злость.

Установившуюся потом напряженную тишину разорвала мелодия мобильного телефона… Экран высветил некогда заветный контакт. Алекс… Он еще смеет мне звонить! Размахнулась, в бешенстве запустила телефон в полет, следом за Шуваловскими вазами. Раздался жалобный звяк и мелодия смолкала. Но боже мой, как мне хотелось услышать его голос, его чуть протяжное и ласковое «Танюш»… Злость не отступала, даже наоборот, от осознания своей слабости перед этим мужчиной загорелась еще ярче. Снова в стенку летели вазы, красиво разбиваясь, распадаясь на мелкие острые кусочки. Я чувствовала себя этой гребаной разбитой вазой, только осколки моей любви не блестели, они кровоточили… Скоро ни одной вазы на полке не осталось… Лишь разноцветные стеклянные и керамические части, разлетевшиеся по всей гостиной.