У меня перехватило дыхание. Двенадцатого мая! Как раз накануне убийства Эдит, которое произошло в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое.

– Как ты думаешь, ключ украли близнецы? – спросил я, пристально глядя на Скамблера.

– Они, конечно, могли взять его, а потом вернуть. Но зачем?

– А тебе не приходило в голову, что об этом случае необходимо сообщить властям? Ты же знал, что после убийства миссис Болейн в конюшне были обнаружены главные улики?

Мальчик вспыхнул и вновь понурил голову:

– Я боялся. Узнай об этом близнецы, мне бы не поздоровилось. Поэтому я ничего не рассказал констеблю.

– Тебя не просили дать официальные показания?

– Нет. Констебль сказал своему помощнику, что говорить со мной – пустая трата времени. Ведь все здесь считают меня чокнутым.

– После убийства ты по-прежнему работал в Бриквелле?

– Нет. Когда бедного мастера Болейна арестовали, некому стало защищать меня от близнецов. Я решил, что надо уносить ноги. И вернулся сюда, к тете Хильде. – Склонив голову еще ниже, он сцепил костлявые пальцы и пробормотал: – Знаю, сэр, что поступил плохо. Но я никак не мог взять в толк, зачем близнецам понадобился ключ всего на один день.

– А ты не знаешь, случайно, доводилось ли мастеру Болейну обращаться к услугам слесаря? – подал голос Барак.

– Да, слесарь у нас бывал. Вскорости после того, как я поступил на работу в Бриквелл, мастер Болейн решил повесить на амбары новые замки. Из Нориджа приехал слесарь. Ох, до чего занятно было смотреть, как он работает! Никогда прежде я не видел, как вешают замки. Мне хотелось кое о чем расспросить его, но он прогнал меня прочь. А позже я видел, как он пил пиво с Джеральдом и Барнабасом и все трое покатывались со смеху. С ними он поладил.

– А ты не знаешь, прежде мастер Болейн уже имел дело с этим слесарем?

– Думаю, да. Точно, сейчас я вспомнил: управляющий, мастер Чаури, при встрече сказал слесарю, что рад снова видеть его в Бриквелле.

– А как звали этого слесаря, ты, случайно, не знаешь?

– Помню, фамилия у него какая-то чудная, – в замешательстве сдвинул брови Скамблер; в следующее мгновение лицо его просияло. – Вспомнил! Снокстоуб! Ну и дурацкое имечко! – Он рассмеялся, но тут же осекся и вперил в меня взгляд, исполненный ужаса. – Сэр, вы хотите сказать, что сыновья мастера Болейна сделали дубликат ключа?

– Это вполне возможно.

У Скамблера отвисла челюсть.

– Значит, расскажи я обо всем этом констеблю, бедный мастер Болейн не сидел бы сейчас в тюрьме? Господи Исусе, вечно от меня одни беды.

Ручейки слез вновь потекли по его чумазым щекам.

– Если близнецы действительно похитили ключ, мы выведем их на чистую воду, – пообещал Николас.

– В этом можешь не сомневаться, – уверенно кивнул Барак.

Я лишь испустил тяжкий вздох.

– Саймон, я сдержу свое обещание, – обратился я к мальчугану, который продолжал жалобно всхлипывать. – Никаких неприятностей у тебя не будет. Надеюсь, твой рассказ поможет нам распутать это дело. Но у нас есть к тебе одна весьма важная просьба: никому не говори ни слова о том, что ты нам сообщил. Даже твоей тете.

– Я знаю, сэр, все говорят, что у меня длинный язык, – невесело усмехнулся мальчик. – Но обещаю: буду нем как рыба. А тете я вообще ни о чем не рассказываю, – добавил он с горечью в голосе.

– Эти два шиллинга скрепят наш договор, – произнес я, доставая кошелек.

– Спасибо, сэр. С той поры как я ушел из Бриквелла, у нас нет ни гроша. Тетя прежде пряла шерсть, но сейчас у нее так распухли пальцы, что работать она не может. Мы уж собирались попросить помощи в церковном приходе. Надеялись, может, кто из богатых людей даст нам несколько монет.

– Если вспомнишь что-нибудь еще, непременно сообщи мне. Я остановился в трактире «Девичья голова». Спроси мастера Шардлейка.

– Да, сэр. – Скамблер отвесил мне неуклюжий поклон. – Премного вам благодарен.

Мы покинули жалкую лачугу, сопровождаемые визгливым голосом тетушки:

– Грязнуля! Живо одевайся! Мы уже опаздываем в церковь!

Глава 19

Пройдя немного по Бет-стрит, мы остановились на углу, чтобы посовещаться. Церковные колокола по-прежнему звонили, и люди спешили в церковь. Несомненно, горожане принарядились по случаю воскресенья, однако в одежде преобладал черный цвет, столь излюбленный протестантами.

– Итак, после того, что мы узнали, список подозреваемых возглавляют братья Болейн, – изрек Барак. – Нужно срочно отыскать этого слесаря.

– Наверняка хозяин «Девичьей головы» знает всех городских слесарей, – предположил Тоби. – Этот трусливый сопляк Скамблер здорово подгадил своему хозяину, – резко добавил он. – Расскажи он о пропаже ключа сразу, Болейн был бы сейчас на свободе. Малолетний паршивец догадывался, что виной всему близнецы, но думал только о собственной шкуре.

– Сомневаюсь, что Скамблер обо всем догадался, – возразил я. – На это у него попросту не хватило бы ума. Ему ведь не больше пятнадцати, верно? И к тому же с головой у парня явно неладно, хотя я никак не могу понять, в чем именно этот непорядок заключается.

– Что уж тут непонятного? – пожал плечами Тоби. – Чуть что, ревет, как голодный теленок. На вашем месте я бы дал ему хорошую затрещину, чтобы выбить из него дурь.

– Полагаю, затрещин мальчик за свою жизнь получил более чем достаточно и успел к ним привыкнуть. – Я покачал головой, вперив в Локвуда неодобрительный взгляд.

Чем ближе я узнавал этого человека, тем больше убеждался: несмотря на свое свободомыслие, он не способен на сострадание и подчас бывает жесток.

– Кое-что странное в этом парне действительно есть, – заметил Барак. – То проливает слезы, то тараторит как безумный. И тетка жалуется, что он вечно донимает ее своим пением. Похоже, Скамблер совершенно не умеет держать свои чувства в узде.

– И все же чокнутым его назвать никак нельзя, – возразил я. – Кстати, вы обратили внимание, что местный акцент в его речи почти не заметен? И он упомянул, что ходил в школу.

– Наверное, его выгнали оттуда взашей, – предположил Тоби.

– Скорее, у родителей мальчика не было денег, чтобы платить за обучение, – искоса взглянув на Локвуда, процедил Николас. – Если убийство – дело рук близнецов, – продолжил он, – значит им было известно, где находится их мать, вернувшаяся в Норидж. И несмотря на то что все вокруг твердят об их нежной сыновней любви и о том, как они тосковали без мамочки, милые детки хладнокровно прикончили свою обожаемую родительницу. И повесили убийство на отца.

– Вот только вопрос, какая им от этого выгода? – пожал я плечами. – Если их отца казнят, земли отойдут в королевское Ведомство по делам конфискованного имущества. А сами близнецы будут находиться под опекой короля до тех пор, пока им не исполнится двадцать один год.

– Но, как мы выяснили, юнцов собирается взять под опеку родной дед, – напомнил Барак.

– Все, что я пока могу сказать, – завтра нам необходимо отыскать слесаря, которого зовут Снокстоуб.

– Братья Болейн могли обратиться к услугам другого мастера, – возразил Николас.

– Если понадобится, мы обойдем всех слесарей в Норидже. Под предлогом того, что у меня якобы есть дорогой кованый сундук, нуждающийся в починке. А теперь, Тоби, ведите нас в Конисфорд. Настало время повидаться с Джозефиной. Проводив нас, можете возвращаться домой. Завтра ждем вас в «Девичьей голове» в семь утра, как обычно.

Квартал, называемый Конисфордом, раскинулся к югу от замка. На главной улице, Конисфорд-стрит, стояло несколько новых красивых домов, соседствующих с развалинами монастыря, которые окружал поросший сорняками пустырь. По мере того как мы продвигались на юг, дома становились все беднее, а во дворах за ними ютились ветхие деревянные хижины. Тоби провел нас сквозь арку в один из таких дворов, окруженный вонючей сточной канавой. Во дворе, скрытом стенами просторного здания, фасад которого выходил на улицу, теснилось с десяток крохотных лачуг. Несмотря на свой жалкий вид, хижины, судя по всему, были построены недавно; их еще не успели покрасить, ставни на многих окнах отсутствовали, и лишь кое-где их заменяли выцветшие занавески. В грязи разгуливали куры, тут же играли чумазые ребятишки.

– Гляньте-ка, однорукий! – заорал один из них, указывая на протез Барака. – Видать, руку ему оторвали шотландцы!

– Сейчас я не хуже шотландцев отделаю вас, шельмецы! – пообещал Барак, погрозив протезом.

Дети покатились со смеху.

– Вот он, этот двор, – сообщил Тоби. – Теперь вы своими глазами видите, как живут бедняки в Норидже.

– В Лондоне они живут ничуть не лучше, – пожал я плечами.

Впрочем, мысль о том, что нужда загнала сюда Джозефину, привела меня в ужас.

– Спросите у соседей, в каком доме искать Браунов, – посоветовал Локвуд. – Только сразу дайте понять, что вы не имеете никакого отношения к властям. Законников здесь, мягко говоря, не жалуют.

– Я это учту, Тоби. Спасибо, что проводили. Теперь можете быть свободны.

Локвуд, отвесив нам прощальный поклон, поспешил прочь.

– Богом клянусь, паршивое местечко, – пробормотал Барак, озираясь по сторонам.

Как и предупреждал Тоби, наши попытки узнать, где живут мастер Браун и его супруга, встретили у здешних обитателей не слишком доброжелательный отклик. Хозяин первого дома, стоило мне открыть рот, захлопнул дверь перед моим носом. Во втором дверь открыла худенькая молодая женщина с плачущим младенцем на руках. Не успела она и слова сказать, как в проеме возник ее муж.

– Если мастер Рейнольдс послал вас сюда получить у Браунов арендную плату, так прямо и скажите! – процедил он, оттеснив жену в сторону. – Нечего дурить нам голову, иначе мы живо вас вышвырнем!

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что двери нескольких лачуг приоткрылись и оттуда выглядывают люди в залатанных блузах и потертых кожаных куртках без рукавов. Выражение их лиц не предвещало нам ничего хорошего.

– Мастер Рейнольдс – владелец этих домов? – спросил я.

Кто бы мог подумать, что здесь я снова услышу имя отца Эдит Болейн и деда близнецов.

– Да, он построил эти вонючие трущобы и много других таких же, чтобы сосать из бедняков кровь, – раздалось в ответ. – Это он вас послал?

– Мы не имеем к нему никакого отношения. Джозефина Браун когда-то работала в моем доме. Я приехал в Норидж по делам и решил повидаться с ней. Мои друзья тоже хорошо знают Джозефину.

– Она ушла из дома мастера Шардлейка, когда вышла замуж, – добавил Барак.

– Так вы приехали из Лондона, как и Брауны? – спросила женщина с ребенком на руках.

– Вон их дом! – сурово сдвинув брови, указал ее муж. – Только знайте, мастер, мы с вас глаз не спустим. И если что не так, вам не поздоровится!

С этими словами он захлопнул свою дверь.

В последний раз я видел Эдварда Брауна два с половиной года назад, как раз перед тем, как они с Джозефиной уехали в Норидж. Тогда он был крепким и жизнерадостным малым лет под тридцать и держался с уверенностью человека, который знает свое дело и не опасается завтрашнего дня. Когда Эдвард открыл дверь, я увидел, что за это время он похудел по крайней мере на полтора десятка фунтов. Щеки у него ввалились, а тело, казалось, усохло. На нем были поношенная блуза и грязные штаны; судя по всему, Браун давно не умывался и не расчесывал ни бороды, ни волос. Бросив взгляд на его руки, я заметил несколько незаживающих порезов; левый мизинец по какой-то причине скрючился. Глаза его полыхали досадой, которая в следующее мгновение сменилась изумлением.

– Мастер Шардлейк?! Вот уж не ожидал!

Тут появилась Джозефина с ребенком у груди. Некогда пухленькая и круглолицая, сейчас она, как и муж, заметно исхудала. Ее старое серое платье покрывали заплаты, а из-под чепца, тоже знававшего лучшие времена, выбивались сальные белокурые волосы. При виде нас глаза у молодой женщины полезли на лоб, однако она тут же расплылась в радостной улыбке: