Мама и папа приехали быстро. Они ворвались в дом как два урагана, не потрудившись раздеться в прихожей. А ведь у мамы на этот счет строгое правило: по дому запрещалось разгуливать в одежде, в которой ходишь на улицу. О том, чтобы не разуваться, даже не заикались. За это расстреливали на месте. Тем удивительнее было видеть маму посреди гостиной в сапогах, оставляющую грязные следы на полу.

– Ксюшенька, солнышко, – мама бросилась к сестре, игнорируя меня, и обняла ее.

– Эй, минуточку, – встряла я. – Жертва здесь я. Это мои вещи пропали неизвестно куда.

Отец застыл на пороге гостиной. Он изучал меня словно неведомое науке насекомое. Почудилось, что вот сейчас он вытащит из кармана огромную булавку и приколет меня в альбом.

– Как тебя зовут, девочка? – спросил он, пока мама в обнимку с Ксюшей пятились от меня.

– Что? – я не знала плакать мне или смеяться. – Это уже ни в какие ворота не лезет. Вы не узнаете собственную дочь?!

– Конечно, узнаем, – произнесла мама и указала на Ксюшу: – вот она.

– Отлично, я оценила шутку. Но как же ваша старшая дочь, то есть я?

Папа и мама переглянулись. Они понимали происходящее не лучше моего.

– Но у нас один ребенок, – запинаясь, сказала мама.

Я рухнула на диван. Родители сошли с ума и втянули в свое безумие младшую сестру? Я лихорадочно вспоминала, что мне известно о коллективном помешательстве. Утешить себя было нечем: я никогда не интересовалась этим вопросом. Не было повода.

– Давайте, по порядку, – я взяла себя в руки. Кто-то должен быть благоразумен. – Ты, – я ткнула пальцем в маму, – моя мать – Ирина Михайловна. Ты, – палец переместился на отца, – мой папа – Александр Викторович. Это моя младшая сестра – Ксения. А я – Светлана. Все мы Макаровы. Собаку зовут Бакс. Если я не ваша дочь, откуда мне это известно?

– Подобные вещи нетрудно выяснить, – пожал плечами отец. Моя речь его не впечатлила.

– А как насчет фотографий? – подскочила я. Вот он – мой козырь. – Как вы объясните мое присутствие на семейных снимках?

Ксюша – юркая бестия – выпуталась из маминых объятий и убежала. Через секунду она вернулась с фотоальбом в руках, бросила его на туалетный столик и открыла на странице с фотками отдыха на море. Два года назад мы ездили в Анапу. Я отлично помнила этот отпуск.

С губ было готово сорваться победное «Ха!», но тут я заметила, что с фотографиями не все в порядке. Такое в принципе было невозможно, но не верить глазам у меня не было причин. На первом же снимке, сделанном в дельфинарии, где нам вчетвером следовало стоять у бассейна с касаткой, меня не было. То есть все было на месте: бассейн, касатка, мама с папой и счастливая Ксюха. Не хватало только меня.

Я схватила альбом и принялась судорожно перелистывать страницы. Новый год у бабушки – все сидят под елкой с подарками, меня нет. Восьмое марта – папа и Ксюха белые от муки пекут маме праздничный торт. С краю свободное пространство, а должна быть я со скалкой в руках. Первая поездка Бакса на машине – все потешаются над собакой, которую укачало. Все, но не я.

Раньше я считала себя с сестрой просто не похожими внешне и внутренне, а теперь задумалась о генетике. Глядя на семью со стороны, я невольно отметила, что Ксюша пошла в родителей – светловолосая и зеленоглазая, как они. В то время как у меня карие глаза и коньячного цвета волосы. Еще в школе меня пытались дразнить рыжей, но это плохо для них заканчивалось. Я раз и навсегда дала понять, что никакая я не рыжая. В полумраке так вовсе сойду за каштановую.

Просмотрев альбом до конца, я выяснила: меня нет ни на одном снимке. Кто-то стер меня из истории семьи. С их точки зрения я никогда не существовала. Пальцы обессилили, альбом выпал из рук, и я снова повалилась на диван.

Двое взрослых и один ребенок взирали на меня с безопасного расстояния. Они всерьез опасались, что я наброшусь на них. Я их за это не винила.

Единственным, кто проявил ко мне сочувствие был Бакс. Пес, все это время сидевший у входа в кухню, поднялся и побрел ко мне.

– Бакс, фу! – испугалась мама. – Саша, останови его, не то он ее покусает.

Но папа не успел преградить Баксу путь. Пес добрался до меня первым. Сев у моих ног, он опустил голову мне на колени и замахал хвостом, печально глядя в глаза.

– Что он делает? – Ксюша посмотрела на Бакса с подозрением. – Он не выносит чужаков.

– Может, она его прикормила? – предположил папа.

– Бакса? – в голосе сестры сквозило сомнение. – Ты когда-нибудь видел, чтобы он брал еду у чужих?

Впервые с тех пор, как Ксюха появилась на свет, мне захотелось ее поцеловать. Повезло мне с сестрой. Хоть у кого-то в этой семье есть мозги.

Но, увы, поведение собаки родители не посчитали достойным предлогом для признания меня своей дочерью, но и за дверь меня не выставили. Мама с папой ушли на кухню и долго там совещались. До меня долетали обрывки фраз: оставим ее на ночь, позвоним в полицию, девочка больна, нельзя просто выставить ее на улицу. Меня сочли душевнобольной и, пожалев, дали приют на ночь, а завтра отправят в детдом.

Вот ведь как бывает: еще с утра ты часть чьей-то семьи, а уже к вечеру – сирота. И это при живых-то родителях.

Глава 2. Старый друг

Мама – я не могла думать о ней, как о чужой женщине – готовила ужин. Отец возился с посудомоечной машиной, а мы с Ксюшей сидели в гостиной. Сестра периодически извлекала из кармана гель для рук и протирала ладони, как будто я была заразна, и случайный взгляд в мою сторону грозил ей смертельной болезнью.

Но Ксюша меня мало беспокоила. В голове и без нее был кавардак. Мысли метались от «это все страшный сон» до «я сошла с ума». Предположение про сон я отвергла, ущипнув себя. Больно! На предплечье налился синяк, но я не проснулась. Теорию с сумасшествием проверить было невозможно. Как узнать, что ты сошел с ума? Что если я сбежала из психушки, вломилась в первый попавшийся дом и выдумала, будто живу здесь? Как иначе объяснить тот факт, что на фотографиях меня нет, а моей комнаты не существует? Но воспоминания о семье казались реальными. С другой стороны, я где-то слышала, что психи от нормальных людей отличаются как раз тем, что не осознают своего бреда.

Я передернула плечами. Еще минута подобных рассуждений, и я повалюсь на пол, начну кататься по нему и хохотать. Тогда меня точно сдадут в сумасшедший дом и будут правы.

Мне семнадцать лет. Я уже ребенок, но еще и не взрослая. Я не готова вот так лишиться семьи. Слезы против воли подступили к глазам. Стиснув зубы, я их сглотнула. Светка, не смей реветь!

От рыданий меня спас дверной звонок. Мы с Ксюхой вздрогнули, вроде прозвучал выстрел. Все высыпали в прихожую, но никто не решался открыть дверь. Мало ли какие сюрпризы за ней ждут. После событий дня, я бы не удивилась и бегемоту в балетной пачке.

– Да что ж такое, – в сердцах воскликнул папа.

Как хозяин и защитник дома, он принял удар на себя. Вопреки ожиданиям за дверью стоял не пришелец, а всего-навсего мой лучший друг.

– Колька! – я бросила ему на шею. У меня появилась робкая надежда, что дурдом закончится и все вернется на свои места.

– Простите, – пробормотал он мне в ухо, – мы знакомы?

Ответных объятий не последовало. Я разжала руки и отступила на шаг, заглянув Коле в лицо.

– Умоляю, не говори, что ты тоже меня не узнаешь, – я молитвенно сложила руки перед грудью.

Коля растерянно озирался вокруг, но хотя бы не утверждал, что впервые меня видит. Пусть это ничего не значило, но на душе у меня потеплело.

– Сейчас неподходящее время для визита, Коля, – вздохнула мама. – Поболтаете с Ксюшей завтра.

– Нет, – возразила сестра. – У меня стресс, а это вредно для подростка. Общение с друзьями отличное средство расслабления. Вы же не хотите, чтобы у меня была психологическая травма?

Ксюха выразительно посмотрела в мою сторону. Под травмой она имела в виду меня. Вот язва! Но в чем-то я была с ней согласна: я не меньше ее хотела, чтобы Коля остался. Он был последним, с кем я говорила до того, как все перевернулось с ног на голову.

Мама сдалась и пригласила Колю на ужин, где мне тоже разрешили присутствовать. Не морить же меня голодом. Вела я себя прилично, истерик не устраивала и мама подумала, что ничего ужасного не случится, если я сяду за стол вместе со всеми.

Ужин проходил в тишине. Стоило мне поднять глаза от тарелки, и я ловила на себе чей-нибудь взгляд. В лучшем случае он был любопытным, в худшем – недоброжелательным.

Ужин закончился, и пока мама с папой убирали со стола, мы были предоставлены сами себе. Я воспользовалась свободной минуткой для разговора с Колей.

– Ты меня помнишь? – Я придвинулась к сидящему на диване парню, рассчитывая, что вблизи он меня узнает.

– Не-а, – признался Колька. – А должен?

– Мы лучшие друзья.

– Вот еще! – фыркнула Ксюха. – Это мы лучшие друзья. Всю жизнь по соседству. Подобное даром не проходит.

– Ты дружишь с этой? – пожалуй, это было самое безумное, что я слышала за день. – Да ты ее на дух не выносишь!

– Что? – Ксюша вскочила. – Кто ты такая, чтобы плохо обо мне отзываться?

– Я – твоя старшая сестра.

Коля крутил головой, глядя то на меня, то на Ксюшу. Он не понимал, что происходит, и я рассказала ему все с самого начала.

– Вот это да! – восхитился мой бывший лучший друг, а ныне перебежчик в стан врага под именем Ксения Макарова. – То есть ты как бы веришь, что эти люди твоя семья? И у тебя есть воспоминания о них, в то время как они думают, что видят тебя впервые в жизни? Так, что ли?

– Из твоих уст это звучит как диагноз, – признала я.

– И что ты намерена делать?

Вопрос застал меня врасплох. Как поступают в схожих ситуациях люди? Мне было не с кого брать пример. Ни о чем похожем я раньше не слышала.

– Я точно знаю, что ни в какой детдом не поеду, – заявила я. – Вместо этого я выясню, что здесь творится.

– Каким образом? – не отставал Коля.

– Чего ты заладил «что» да «как»? – вспылила я. – Придумаю что-нибудь.

– А чего думать, – сказала Ксюша. – У нее галлюцинации. Это очевидно. Я читала о таком. Причины могут быть самыми разными – от наркотиков до психических заболеваний.

– Избавь меня от своих лекций, энциклопедия на ножках, – попросила я Ксюшу, так как знала, что она может часами вещать на темы, которые никому не интересны.

– Где ты будешь жить? – Ксюша переключилась на материальные категории.

– Стану ночевать на улице, если придется.

– Ночуй у меня, что ли, – предложение Коли повергло в ступор и меня, и Ксюху.

Сестра привела кучу доводов, почему я не могу жить у Коли. Даже обозвала меня маньячкой, за что получила подзатыльник. Мое прикосновение выбило ее из беседы: Ксюша с остервенением натирала макушку гелем для рук в том месте, где я ее коснулась, после чего ее белобрысые волосы стали торчать сосульками. Но кого волнует внешний вид, когда речь идет о борьбе с микробами?

Выведя противника из спора хитрым маневром, я договорилась с Колей, что сбегу из дома, и он тайком проведет меня к себе. У него я перекантуюсь пару дней, пока не придумаю, как быть дальше. Колька объяснил свое приглашение симпатией ко мне, но я-то знала: все дело в том, что он подсознательно помнит о нашей дружбе. Невозможно стереть из памяти четырнадцать лет общения. Да мы в детском садике на один горшок ходили! Хотела бы я это забыть, но разве получится?

– Ты совершаешь ошибку, – сказала ему Ксюша. Вид у нее при этом был как у древнегреческой пророчицы. Повезло, что Колька не впечатлительный.

После долгих уговоров Ксюша согласилась помочь мне с побегом. Чтобы родители не хватились меня раньше времени и не вызвали службу опеки, она скажет, что я отправилась спать, и мое исчезновение обнаружат лишь утром. Маме с папой в голову не придет, что я живу у Коли.