– Возможно, ты права. – Он опустил глаза, чтобы и его не захлестнула та тревога, что полыхнула во взгляде жены, – ему еще понадобится холодная голова. – Антон, возможно, влип в историю… ВОЗМОЖНО! – добавил он, подняв вверх указательный палец. – Степаныч говорит, что примерно в три часа ночи он взял твой «лексус» и выехал из гаража. Маячок в данный момент показывает отсутствие движения, двигатель не работает. Машина припаркована в области, в деревне… – он наморщил лоб, – Федькино, что ли… не запомнил.

Магда присела на край кровати. Сцепила пальцы в замок. Прямая спина, плотно сомкнутые губы. О том, что она не статуя, напоминала только высоко вздымающаяся при дыхании грудь.

– Но это еще ничего не значит, – он несмело протянул руку и сжал ее похолодевшую ладонь, – может, просто взял покататься мне назло… Ты же знаешь, он последние месяцы частенько выкидывает подобные штуки, и все только ради одного – позлить меня… Ты его номер набирала?

– «Вне зоны доступа». Нет, что-то случилось, надо его искать.

– Да ребята уже выехали на место. Как будут, позвонят… Не нервничай раньше времени, – проговорил он мягко, – пошли лучше чайку выпьем.

Магда его будто не слышала. Она облизнула пересохшие губы и, повернув к нему бледное лицо, прошептала:

– Понимаешь, я его не чувствую в этом мире. Но он жив, это верно. Он в беде, но даже сам еще этого не понимает.

Не говоря больше ни слова, она встала и вышла из комнаты. Через мгновение Сергей Александрович услышал, как тихо закрылась дверь ее спальни.

* * *

Ночь – лучшая помощница. Она обостряет желания, притупляет страх, она шепчет о сокровенном, приоткрывая завесу тайны. Ночь позволяет совершать то, что не может быть совершено при свете дня. Она любила ночь. Вслушивалась в ее звуки – резкие, отрывистые, вдыхала горьковатый аромат.

Ночь – это ее время.

Между деревьев скользила, не оставляя тени, темная фигура. Свободное одеяние цеплялось за сухие ветки, темные волосы сплетались с ночными красками, серебрились лунным светом. Лес затихал при появлении человека, настороженно вслушивался в дыхание чужака.

– Тш-ш-ш… – Шум шагов подхватил ночной ветер, оплел им темные стволы.

Женщина вышла на опушку, замерла.

Здесь лунный свет осветил силуэт, белые руки с изящными запястьями, украшенными браслетами из грубой кожи.

Лесная гостья окинула взглядом поляну.

Носком изящного сапожка сделала ямку в рыхлой земле.

Поймав лунный свет, намотала его на руку, отвела в сторону и закрепила подобно веревке на ближайшей ветви. Теперь ее окружала плотная, осязаемая тьма, пропитанная настороженными звуками леса и чужой охоты. За ветвями мрачного кустарника мелькали чьи-то зеленые глаза, сверкали клыки, чувствовалось осторожное дыхание. Но ни один лесной обитатель не рискнул выйти на поляну, где начиналась – они безошибочно почувствовали это – черная волшба.

Женщина достала из котомки холщовый мешочек, высыпала из него в лунку золу, смешала с землей.

Склонившись, пошептала:

– Голос черный, захвати золу. Захвати золу, как я – лунный свет. Отвори врата злому мороку, принеси на плечах тихим шепотом.

От золы потянуло бедой. Едкий парок поднимался тонкой струйкой, щекотал ноздри. Женщина, опустившись на одно колено, всматривалась в него, будто выискивая в нем что-то. В серой дымке проявились тонкие угольно-черные прожилки.

Женщина достала из котомки другой мешочек, вынула из него склянку, доверху заполненную темной и густой жидкостью. Откупорив пробку, аккуратно вылила содержимое в ямку с золой. Дымок, поднимавшийся из ее сердцевины, вспыхнул бордово-красным, зола зашипела, взбугрилась, медленно поднимаясь над поверхностью. Со дна сочилась черная смолистая субстанция. Когда ямка до краев ею заполнилась, женщина достала из котомки нож, начертила вокруг ямки какой-то знак, а сам нож вонзила лезвием в середину.

– Призываю со дна Окияна из-под бел-горючкамня тяжелого, навьим миром охранного, холод лютый, могильный. Ты на зов мой отзовись, черным мороком обернись, семь цепей поломай, семь замков отвори, отрави кровью черной, иссуши до последней капельки, тоской жгучей бедовой сожги…

Призрачный дым все больше напоминал пламя, ворчал и ворочался над смолистой жижей, что бурлила в лунке, а из ямки поднялся едкий запах паленого мяса.

– Хорошо. – Женщина удовлетворенно вздохнула, втянула носом резкий аромат, наблюдая при этом, как темнеет нож.

Лезвие будто накалилось добела, покрылось тонкой «венозной» сеткой.

Аккуратно, держась двумя пальцами за рукоять, женщина вытянула его, дождалась, пока вся жижа впитается в металл, закалив его черной навьей волшбой на смерть.

– Хорошо, – еще раз повторила женщина, убирая нож в ножны. – Не проси у Неведомого, покуда и сама за себя постоять можешь…

Глава 6
Снова в Подлунном храме

Аякчаана едва поспевала за Катей: по оставленным меткам та шла уверенно и торопливо. Аякчаана же все время отвлекалась, удивлялясь снова и снова. Они вышли к развилке, на которой встретились, и свернули в коридор, из которого появилась Катя. Здесь в самом деле стены были обшиты гладкими, отполированными плитами, так плотно подогнанными друг к другу, что ноготь не пройдет – Аякчаана попробовала. Здесь было теплее, и внучке шамана пришлось расстегнуть куртку. Она перестала следить за многочисленными поворотами. Только удивлялась, что каждый отрезок дороги звучал по-особому, в своей тональности, будто сложно настроенный инструмент: вроде идешь в тишине, только шелест собственных шагов слышишь, а поворачиваешь – дзынь, будто настенные часы счет времени ведут. А за другим поворотом – словно ручеек весело журчит. И это было так удивительно, что Аякчаана всякий раз останавливалась и делала шаг назад, чтобы проверить, не показалось ли это ей.

Катя хмурилась, оборачивалась на замешкавшуюся знакомую:

– Ая, что там у тебя? Не отставай, пожалуйста.

Аякчаана с отчаяньем вздыхала и догоняла Катю.

Загадочный шар, послушно парящий над головой светловолосой знакомицы, не давал покоя, и еще ее шест, вернее посох – Катя на него иногда опиралась, перепрыгивая через широкие трещины в граните.

Конечно, Аякчаана была внучкой шамана, и ее было сложно удивить. Дедушка иногда брал ее с собой в тайгу. Когда собирал травы или ягоды, например. И это были незабываемые путешествия: вдвоем, на оленьей упряжке, вдоль каменистых берегов рек, по хрупкому таежному покрову они забирались туда, где веками не ступала нога человека (кто бы мог подумать, что такие места еще есть на Земле!). Они ставили старенькую, латаную-перелатаную брезентовую палатку, разводили жаркий костер, ели юколу и теплые, запеченные в золе лепешки^[7]. Однажды она даже пробовала жареное мясо мамонта.

Это было на весенних каникулах, когда дедушка взял ее с собой в тайгу и они встретились с охотниками из их же села. Охотники рассказывали, что земля эта непростая. И лишь редким смельчакам иногда открывает свои древние, сокрытые веками тайны.

Так ученые нашли много лет назад удивительное плато Диринг-Юрях^[8]. Аякчаана писала о нем статью для школьной стенгазеты, по крупицам собирала материал. О нем мало знают, еще меньше пишут, о нем нет ни слова в школьных учебниках, а ведь это одно из древнейших мест обитания человека на Земле.

Аякчаане тоже тогда, в той самой поездке, удалось соприкоснуться с этой тайной. Охотники из их села после ужина провели их с дедушкой к реке. Там, на месте обвалившегося при таянии снега берега, зияла широкая расщелина, заполненная льдом и снегом. В ней Аякчаана и увидела огромную тушу могучего гиганта с длинной темно-бурой слежавшейся шерстью, правда, бивни уже кто-то срезал – они в большой цене.

Еще она вспомнила, как дедушка тогда очень обрадовался находке – срезал прядь бурой шерсти, отрубил кусочек суховатого мяса, а вечером, когда звезды были особенно высоко, говорил с духами предков. Он курил трубку и задумчиво смотрел в костер, иногда напевая грустные гортанные песни и перебирая старые костяные четки.

Аякчаана как сейчас видела, как в тот вечер оживали языки пламени, как искрились угольки, вторя деду. Она смотрела на него и чувствовала, как ощущение тайны, сокрытой под толщей векового льда, проникает под кожу и будоражит кровь.

Долгое время она считала, что это было наваждение, сон. Сейчас же она убеждалась – магия существует.

Хотя то, что вытворяла у нее на глазах Катя, – огненные шары, голубые светящиеся сферы, тающие на стенах знаки – могло оказаться каким-то фокусом. И внучке шамана очень хотелось разгадать его секрет.

– Как ты это делаешь? – наконец спросила она.

– Что именно? – не оборачиваясь, отозвалась Катя.

– Ну, как ты, например, сделала тот огненный шар, который отправляла в тоннель, чтобы проверить, свободен ли проход?

– А! Это светозар, что-то вроде простой шаровой молнии, – отмахнулась Катя. – Вот Ярушка – это моя подруга – она умеет из таких шаров большую звезду делать, которую даже на облачной карте видно.

– А что такое облачная карта? – удивилась Аякчаана.

Катя промолчала. В самом деле, как можно объяснить случайному человеку то, что она сама еще не до конца поняла? Она, собственно, и шла за разъяснениями к своей маме, но тут на ее пути оказалась эта странная девочка. И с ней теперь приходится возиться. Хорошо, если Енисея еще в Александрии.

Наконец они вышли к переходу, который Катя покинула совсем недавно. Последний поворот, путевой знак, и вот они – высокие колонны и изящный ребристый свод, куда она попала из подвала Александрии, едва взмахнув посохом. Сейчас она надеялась, что, повторив шаг за шагом маршрут, сможет вернуться в подвал Александрии точно в тот момент, когда исчезла оттуда.

Стройные колонны смыкались над головой, образуя подобие каменного шатра. По зеркальным стенам струилось сине-зеленое свечение, и казалось, что стены прозрачные. Оптический обман, жутковатое чувство окружающей бездны. Да, это именно то место, в котором она оказалась, следуя за посохом.

Аякчаана почувствовала, как по спине пополз ледяной холод, и вздрогнула.

Катя остановилась, перевела дух.

Все. Тупик. Дальше хода нет. Посмотрела на притихшую внучку шамана: та, открыв рот и запрокинув голову, смотрела на потолок.

– Что это? Это под океаном? – Ая перевела взгляд, моргнула.

Катя покачала головой, хотела сказать «нет», но вдруг поняла, что и сама точно не знает, где находится этот зал, – может, и в самом деле на дне океана. Или на вершине горы. Она понятия не имела, где они сейчас, и боялась одного – что опять заблудилась.

– Ну что, готова? – вместо ответа спросила она у Аякчааны и взяла ее за руку. – Будет немного холодно и тяжело. Словно под воду с головой нырнешь. Но это ненадолго, быстро все пройдет, не бойся, – деловито предупредила она. – Воздуха побольше в легкие набери на всякий случай.

– На какой случай? – вздрогнула Аякчаана.

Катя сделала вид, что не слышит.

– На счет три, – скомандовала она, взяла ее за руку и потянула к себе.

«Вот бы вернуться в ту самую минуту, как я исчезла», – подумала с надеждой.

Она представила перед глазами подвал Александрии. Старинные стены, вековую пыль, мысленно притянула к себе холодную сырость. Легкое свечение, исходившее от посоха все это время, разрослось, дотянулось до сводов, яркими лентами окутало две фигуры. Пространство сжалось и тут же расширилось, подхватив тела девочек, оторвав их от земли. Мгновенная глухота и тяжесть, участившееся дыхание, застрявший в горле крик. И тут же их выбросило в пустоту, на сырой и пыльный пол, покрытый мелкой каменной крошкой.

Аякчаана испуганно, со свистом дышала.

– Ну-ну, – утешительно похлопала ее Катя по спине.

Она уже успела понять: подвал пуст, и путешествие придется продолжить. Она только еще не придумала, как именно это сообщить и без того перепуганной Аякчаане. Для начала подбодрить.

– Ничего страшного! Я же сказала тебе вдохнуть посильнее! Ты отчего не послушала?