Залезаю глянуть. Медикаментов поубавилось, да и в коробочке с ампулами – четырех не хватает. Вопросительно гляжу на коренастого. Тот уже без шуточек отвечает по-русски, но с очень внятным южным акцентом.

– Эта хнида сумку вывернула на землю перед тем, как вмазаться – кохда собирали, что особо попачкалось, класть в суму обратно не стали. Себе тож немнохо взяли, ну так – из пачканнохо же. И по ампуле тоже. Но мы ж – не бесплатно, – коренастый уже без всякого юмора кивает в сторону напарника, поджидающего, когда убитый обратится и начнет вставать.

– И зачем вам ампулы? – туплю я. Вроде они – то на наркоманов никак не похожи.

– Спокойнее, кохда есть. Хоть и по одной на нос – доходчиво объясняет патрульный.

– Воевали? – до меня, наконец, доходит, что им ампулы нужны ровно для того же, что и мне – а именно, обезболить при ранении.

– Было дело – коротко отвечает патрульный.

– Чечня? – неожиданно спрашивает тот сапер, который седоватый.

– Ни. Я за мусульман воевать не буду, – серьезно говорит коренастый патрульный.

Бахает выстрел. Что характерно, никто и не почесался – ни на очередь, ни сейчас.

Второй патрульный подходит к нам, с ходу просекает обстановку и начинает тянуть напарника в сторону, приговаривая, что пора вернуться к кухне, которую они ради ликаря покинули.

– Что скажешь, Крокодил? – спрашивает напарник седоватого.

– По мне, так и их грохнуть надо б. Или проверить.

– Думаешь, из УНСО мальчики?

– Не удивлюсь. Но хоть с принципами…

– А кроме Чечни, украинцы где еще воевали?

– Везде. И в Карабахе, и в Абхазии. Причем с обеих сторон… Ладно, живы будем – приглядимся. Вы, к слову, того мордатого не обыскали? – поворачивается ко мне сапер.

– Которого? – не понимаю я.

– Да вон – у стеночки лежит. Безрукий который – сапер показывает на упокоенного, бывшего при жизни охранником в этом самом лагере. Ручонку-то ему снесло из крупнокалиберного, потому и некомплектный зомбак получился.

– Нет. А надо?

Сапер по кличке Крокодил пренебрежительно фыркает носом и идет, не торопясь, к мертвецам у стенки.

– А что его Крокодилом зовут? Может, по именам познакомимся?

– Пока не стоит. Меня зовите Правилом – отвечает старший саперной тройки.

– Пра́вило или Прави́ло^[10]?

– Оба допустимы. Вот схему минирования мы так и не нашли, что печально. То, что мальчик показал – сняли, но не факт, что это все. Как бы с утра не потащили ущербных.

Крокодил тем временем подходит с жменей всякого барахла из карманов покойного охранника. Саша брезгливо морщит нос. Саперы уходят в палатку, но очень скоро выкатываются оттуда оба – причем, не долго думая, угоняют БТР.

Тот, который Руль, успевает махнуть с брони – дескать, обходитесь пока без нас.

Наверное, нашли, что искали.

– Счастливые люди, – меланхолически замечает братец.

– Так мы тож счастливые, – возражаю я – просто, чтоб не уснуть.

– С одной стороны – несомненно, – так же меланхолически соглашается младшенький.

– А с другой?

– С другой… нет. Конечно, нам остолбененно повезло, что в самом начале остались живы. Упредить успели, кого смогли, тебе люди хорошие сразу попались, мне тоже: если б не Миха – я бы, может, и умом тронулся. А у Михи психика – железобетон марки 600. Родители наши – в глухомани, надеюсь, живы. Так вот глянешь на то, что в этом лагере творилось – особенно это понимаешь.

– Так в чем дело?

– В этом. Во всем этом. Какой везухой это назвать можно? Корапь-то потонул, а то, что нам повезло в шлюпке оказаться… Еще неизвестно, как оно окажется, – братец и впрямь выглядит понурым.

– Да брось. Сказку Гайдара читал? Про горячий камень?

– А что, Гайдар еще и сказки писал? – удивляется Саша. Ну да, он же молодой совсем – не того Гайдара помнит.

– Не, речь про его дедушку. Так вот у него есть сказочка: типа, вот лежит валун, на ощупь горячий – и мальчику становится известно, что если его раздолбать – то жизнь снова проживешь. Ну, мальчик идет к герою-революционеру: типа, дедушко – вот иди разломай камень, а то ты вот и без руки, и без ноги, и без глаза, и без зубов – а так жизнь проживешь заново.

– И что революционер?

– Не, говорит, на фиг мне это – чтоб опять и ногу оторвало, и руку отрубили, и зубы повышибали…

– Э, как всегда заковыристо… Проще-то, что хотел сказать? – иронизирует братец.

– Проще? Ну, вот с дедами нашими ты хотел бы временем проживания поменяться? Чтоб три войны, да коллективизация, да индустриализация? Или с отцом – охота поменяться временем проживания? Чтоб опять же пара войн, да блокада, да голод, да потом работа на износ на благо страны – и в итоге оказывается, что работал на страну, а присвоили себе все это сотня шустрых прохвостов? К фигам. Мне мое время нравится больше. Хотя и такое оно нам досталось. Вот и нихьт ин ди гроссе фамилие клювен клац-клац.

– Ладно. Залез на своего конька. А я вот хочу рыбу половить, да в баньке попариться, – потягивается братец, словно большой котяра.

– Ну. Скоро уже народ просыпаться начнет – взопреем мигом. Токо так пропотеть – в минутку.

– Это да. Часа два – и начнется…

– О, Личный Его Императорского Высочества Принца Фернуапа Тридцать Девятого Четырех Золотых Знамен и Золоченого Бунчука с Хвостом и Брякалкой Именной Бронеход «Гордый Варан», – говорит Саша при виде нашего бэтра, волочащего за собой другую железяку.

Совершенно неожиданно первым с командирской машины прыгает Демидов – вот уж кого меньше всего ожидал тут увидеть, так это нашего воспитанника из беспризорников.

– Ты-то откуда? – удивляюсь я визитеру.

– А я с пополнением! – горделиво заявляет Демидов.

– Что, Дарья тебя отпустила?

– Ну… почти…

– Гляньте, а он с винтовкой!

И действительно, на плече у Демидова – малопулька. Вид у него забавный – с одной стороны, вроде как побаивается. А с другой – как бы и самолюбованием занимается. Гордится мальчишка собой, явно.

– Вот сейчас Андрюха вставит тебе фитиля.

– Не. Он одобрил. Только звание такое присвоил, что не пойму, – говорит Демидов.

– Это какое?

– Гаврос. Это что ваще? Че-то на Барбоса типа? – подозрительно уточняет воспитанник.

– Гаврос, – удивляется Саша. – Греческое что-то?

До моей головы, наконец, доходит.

– Да не Гаврос. Гаврош, наверно?

– Да, точно – Гаврош. Это – собака?

– Не, это пацан такой был, беспризорник. Когда в городе Париже пошли уличные бои – воевал, как зверь. Так что все в порядке: почетное погоняло. Ну, то есть звание.

– А, ну тогда – ладно. Бывшая «Надежда группы» успокаивается – видно, опасался попасть снова в глупое положение. А так не стыдно – свой брат, пацан такой кульный…

Шум в ушах все-таки сильно мешает. Надо же, как меня этот чертов наркоман уделал. С другой стороны, не удивительно. Ради кайфа нарк пойдет на любое преступление – ему и себя не жаль. Что забавно, я ж своими глазами видел два эксперимента, после которых словечко «кайф» стало для меня синонимом слова «смерть».

Известно, что у любого живого существа самое главное – это его жизнь.

Но не всегда.

Я-то прекрасно помню эти довольно интересные эксперименты по поводу приоритетов.

Антураж – клетка с полом, к которому подведен ток. Когда крыса идет по полу – ее бьет током. Ток можно регулировать – вплоть до смертельного уровня. Есть два безопасных островка на торцах клетки, там током не бьет. Крыса располагается на одном конце, а на другом размещается что-то важное для крысы.

Еда. Крыса идет к еде, и ее шарашит током. В конце концов, при повышении силы тока крыса предпочитает сдохнуть от голода, но не получать разрядов.

Вода. Тут силу тока надо увеличивать – от жажды крыса помирать соглашается только под более сильными разрядами. Потому как без воды крыса живет не дольше суток – обмен веществ у нее ураганный.

Детеныши. К своим новородкам крыса-мама прет, невзирая на любой ток. Плевать ей на ток, когда голодные детеныши пищат. Как пишут в романах, «только смерть могла остановить ее».

Понятно с приоритетами? Так вот, оказывается, что если сочетать этот эксперимент с вживлением в мозг – а точнее, в центр удовольствия – электродов, когда крыса давит на клавишу и получает кайф, то такой кайфующей крысе похрену и еда, и питье, и детеныши.

Ее ничего, кроме собственного кайфа, не интересует, и кайфует она аккурат до смерти, которая из-за пропажи интереса к жратве и питью наступает через сутки…

Вот я и вижу, что нам старательно вколачивают, что самое главное в жизни – это кайф… Крыса с детенышами и клавишей так перед глазами и стоит.

Вроде бы становится светлее. Или из-за фонарей на технике? И вроде бы уже глаз различает, что техника – зеленого цвета и даже детальки всякие. Или все же фары?

Народу становится еще больше – начвор обратно приехал.

Первым делом они сцепляются с Ильясом.

Нашему командиру уже не понравилось, что саперы утрюхали на коробочке, а то, что начвор увел самую мощную нашу единицу – понравилось еще меньше. А тут начвор нагло налагает лапу на большую часть благоприобретенной нами техники. Этого Ильяс вынести не может.

– Начвор, эти мукти бхукти^[11] здесь не прохонже! Я тебе не девадаси^[12]! Мне такие майтхуны^[13] на хрен не нужны! Техника была брошена, мы ее взяли с боя, при проведении этих, спасательных работ. А тут ты такой красивый нарисовался и говоришь, что нам хватит трех БТР, а на остальное лапу накладываешь?

Оппонент оказывается тоже не прост.

– Ну а я – не сурасундари^[14], а офицер. Есть приказ по Кронштадтской базе – а полномочия мои тебе от Крепости известны, но можешь и уточниться. Поэтому не надо мне тут – и начвор широко ухмыляется – майтхуны показывать. Все четко и просто: на охотничью команду с прикомандированными – три БТР. И все. А то хитрый какой – нахапал полну попу огурцов и по-хинди говорит.

К нам подходят несколько прибывших с начвором мужиков. Заместитель коменданта Петропавловки Михайлова – медлительный, вальяжный – неторопливо выговаривает:

– Это тебе повезло, что их Старшой в больницу попал. У того еще хлеще было, по принципу:

Сел паром на мели – три рубли.

Сняли паром с мели – три рубли.

Поели-попили – три рубли.

Итого: тридцать три рубли…

Начвор морщится.

– Я в курсе. С самого начала. Так вот – какие неясности?

– Дакаити^[15] просто откровенный! – продолжает Ильяс.

– Чья бы корова! Нам еще отмазываться от армеутов придется. Они почему-то эту технику своей числят. Да, к слову – я и Старшого предупредил. И от него добро получено.

Ильяс пышет жаром. Но последнее его сломило – машет рукой.

– Не унывай, дружище, – задушевно произносит Михайловский заместитель, помни:

«Судьба играет человеком,
Она изменщица всегда!
То вознесёт его высоко,
То бросит в пропасть без стыда!»

– Да ну тебя к Иблису, мораль мне читать, – машет рукой наш начальник.

– Ты не ругайся, ты детальки-то верни. И боекомплект попяченный, – спокойно усмехается вальяжный.

– Какие детальки? Какой боекомплект? – искренне хлопает глазами Ильяс.

– Детальки такие – металлические, боекомплект – опять же такой, металлический. Ты же, жук хитрый, вторую БМП разоружил, а?

– Не бросать же так было! И все равно – с какой стати мне вам все отдавать? – безнадежно топорщится Ильяс.