Я быстренько переоценил ее возраст, подняв во втором приближении до двадцати шести.

– «Ф» – надо полагать, «Физическое воспитание»?

– Мистер доктор, вы напрасно пытаетесь меня достать. Не сработает. Я специализировалась по двум направлениям, и одним из них действительно было физвоспитание, просто на случай, если мне понадобится работа. Но моей основной специальностью была математика, и именно ей я занималась в аспирантуре.

– А я был готов предположить, что «Ди-Ти» означает «Доктор Теологии».

– Вымойте рот с мылом, мистер. Мое прозвище всего лишь мои инициалы – Ди Ти. Доктор Д. Т. Берроуз, если быть формальной, поскольку я не могу быть «мистером» и отказываюсь быть «миз»^[10] или «мисс». Вот что, мистер, я полагала, что привлеку вас своей ослепительной красотой, потом поймаю на крючок женского обаяния… но что-то пошло не так. Попробуем другой способ. Расскажите мне, какую именно фигню вы доказали.

– Дайте подумать. Что же это было? Рыбная ловля нахлыстом? Или плетение корзин? В общем, какая-то междисциплинарная тема, такие диссертации никто не читает, ученый совет на защите просто взвешивает их на весах, и все. Вот что я вам скажу. У меня где-то в архивах есть ее экземпляр. Я при случае разыщу его и посмотрю, как ее назвал тот парнишка, который ее написал.

– Можете не беспокоиться. Она называется «Некоторые особенности шестимерного неньютонова континуума». Папа хочет ее с вами обсудить.

Я прекратил вальсировать.

– Ох. Ему бы лучше обсудить эту работу с тем парнем, который ее написал.

– Чепуха. Я видела, как вы моргнули, – вы попались. Папа хочет обсудить ее, а затем предложить вам работу.

– Работу? Ну, нет – считайте, что я сорвался с крючка.

– О боже! Теперь папа действительно обезумеет. Ну пожалуйста, а? Пожалуйста, сэр!

– Вы сказали, что имели в виду двусмысленное значение слова «безумный». Какие именно значения?

– А… «Безумный» в смысле «сердитый», потому что коллеги не желают его слушать. А также в смысле «полоумный» – по мнению некоторых его коллег. Они говорят, что его работы – сплошная бессмыслица.

– А в них на самом деле есть смысл?

– Я не настолько хороший математик, сэр. В основном занимаюсь тем, что оптимизирую программное обеспечение. Детские игрушки по сравнению с n-мерными пространствами.

Я высказаться не успел – зазвучало «Голубое танго» и Дити растаяла у меня в руках. Если вы умеете танцевать танго, то вам не до разговоров.

Дити умела. После вечности чувственного восторга точно с последним аккордом мы вернулись в начальную позицию. Я поклонился и шаркнул ногой, она ответила глубоким реверансом.

– Спасибо, сэр.

– Фух. После такого танго партнеры обязаны пожениться.

– Нет проблем. Я сейчас же найду хозяйку и скажу папе. Пять минут? У главного входа или у бокового?

Ее лицо светилось тихим счастьем.

– Дити, – спросил я. – Вы не шутите? Вы действительно решили выйти за меня замуж? За совершенно незнакомого вам человека?

Ее лицо осталось невозмутимым, но свет в нем погас.

Она ответила без колебаний:

– После такого танго мы не можем называться незнакомцами. Я истолковала ваши слова как предложение… нет, как выражение желания… жениться на мне. Неужели я ошиблась?

Мой мозг переключился в режим чрезвычайной ситуации, пересматривая прошедшие годы, то же самое испытывает тонущий человек, перед глазами которого вспышками проносится вся его жизнь… гм, откуда это вообще известно? Дождливый вечер, когда старшая сестра приятеля посвятила меня в тайны секса; любопытное ощущение, которое я испытал, когда незнакомка принялась глазеть на меня в ответ; двенадцатимесячный контракт на совместное проживание, который начался со взрыва эмоций и закончился без сожаления; и те бесчисленные события, после которых я принял решение никогда не жениться.

Я ответил немедленно:

– Я имел в виду именно это – брак в его старом, традиционном значении. Это то, чего я хочу. Но почему этого хотите вы? Я не такой уж подарок.

Она глубоко вздохнула.

– Сэр, вы тот самый подарок, за которым меня отправили, и когда вы сказали, что мы обязаны пожениться – я понимала, что это гипербола, – я внезапно ощутила себя такой счастливой и поняла, что именно этого способа поймать вас на крючок я бы хотела больше всего! – сообщила она. – Но я не буду ловить вас на слове и превратно толковать галантную фразу. Если хотите, можете утащить меня в кусты за бассейном… и потом не жениться… – после паузы она решительно продолжила: – Но за это… валяние на травке… вы расплатитесь тем, что поговорите с моим отцом и позволите ему кое-что вам показать.

– Дити, вы идиотка! Вы же испортите это чудесное платье.

– Испортить платье – такие пустяки, впрочем, я могу его снять. Легко. Тем более что под ним ничего нет.

– Под ним очень даже много всего!

Это вызвало у нее улыбку, но она быстро пропала.

– Спасибо. Ну что, отправляемся в кусты?

– Подождите-ка! Я как раз собрался побыть благородным человеком (и потом сожалеть об этом до конца моих дней). Вы совершили ошибку. Ваш отец не захочет говорить со мной, я ничего не понимаю в n-мерной геометрии!

(И откуда у меня эти приступы честности? Что я делаю не так, чем я их заслужил?)

– Папа думает, что ты знаешь, и этого достаточно. Теперь мы можем идти? Я хочу вытащить папу отсюда, пока он не врезал кому-нибудь по физиономии.

– Я сказал, что хочу жениться на вас, но мне хотелось бы знать, почему вы хотите выйти за меня. Вы же объяснили, что от меня нужно вашему отцу. Но я не собираюсь жениться на вашем отце, он не в моем вкусе. Скажите от себя, Дити. Или оставим эту тему.

(Или я мазохист? Там, за кустами, есть пляжный лежак.)

Она торжественно оглядела меня с головы до ног, от вечерних легинсов до криво сидящей бабочки и короткого ежика на голове – сто девяносто четыре сантиметра большого неприглядного увальня.

– Мне нравится, как твердо ты ведешь в танце. Мне нравится, как ты выглядишь. Мне нравится, как звучит твой голос. Мне нравится, как виртуозно ты играешь со словами – звучит все так, словно Уорф спорит с Коржибски, а Шеннон^[11] выступает в качестве арбитра, – она сделала глубокий вздох и закончила почти печально: – А больше всего мне нравится, как ты пахнешь.

Чтобы уловить мой запах, требовалось острое обоняние: девяносто минут назад я отмылся до скрипа, и нужно побольше одного вальса и одного танго, чтобы я вспотел. Однако Дити произнесла эту фразу так, что вложила в нее практически все, что нужно. Большинство девушек, желающих произвести впечатление на мужчину, не находят ничего лучше, чем стиснуть его бицепс и проворковать: «О боже, ты такой сильный!»

Я улыбнулся ей сверху вниз и сообщил:

– Ты тоже хорошо пахнешь. Твой парфюм способен поднимать из мертвых.

– Я не пользуюсь духами.

– О, поправка: твои природные феромоны. Они восхитительны. Забирай свою накидку. У бокового входа. Пять минут.

– Да, сэр.

– Скажи отцу, что мы с тобой женимся. И он получит свою беседу со мной бесплатно. Я так решил еще до того, как ты начала меня уговаривать. Думаю, ему не потребуется много времени, чтобы понять, что я не Лобачевский.

– Это проблема папы, – ответила она на ходу. – Ты позволишь ему показать тебе ту штуку, которую он соорудил в подвале?

– Конечно, почему нет? А что там?

– Машина времени.

– II –
Зебадия

И завтра узрю я семь орлов парящих, и появится комета во весь небосклон, и голоса будут говорить со мной из вихрей, пророча чудовищные, ужасающие вещи… эта Вселенная никогда не имела смысла; подозреваю, ее построили в рамках правительственного контракта.

– Большой подвал?

– Средний. Девять на двенадцать. Но захламленный. Верстаки и станки.

Сто восемь квадратных метров… потолки, вероятно, два с половиной… Неужели ее папочка просчитался, как тот парень, что построил лодку у себя в подвале?

Мои размышления были прерваны зычным мужским криком:

– Ты заучившийся педант и бездарь! Твоя математическая интуиция замерзла насмерть в тот день, когда тебя приняли в колледж!

Я не узнал кричавшего, зато прекрасно знал того надутого типа, к которому он обращался: профессор Нейл О’Херет Брэйн, декан математического факультета – помоги, Господи, тому студенту, что напишет заявление на имя «профессора Н. О. Брэйна» или даже «Н. О’Х Брэйна»^[12]. Брэйни потратил жизнь на поиски Истины… чтобы поместить ее под домашний арест.

Сейчас он раздулся, точно бойцовый голубь, и принял вид оскорбленной жреческой помпезности. У него было такое выражение на лице, будто он собирается произвести на свет дикобраза.

Дити ахнула.

– Началось! – воскликнула она и ринулась туда, где разгорался скандал.

Я стараюсь держаться подальше от скандалов, я профессиональный трус и ношу очки без диоптрий в качестве буфера – пока какой-нибудь задира вопит: «А ну сними свои стеклышки!», я успеваю убраться.

Я двинулся прямиком к месту свары.

Дити уже вклинилась между противниками, лицом к кричавшему, и тихо, но твердо сказала:

– Папа, ты не посмеешь! Я не буду вносить за тебя залог!

Она потянулась к его очкам с очевидным намерением вернуть их обратно на нос. Очевидно, папочка снял их перед битвой… и сейчас пытался убрать подальше от рук дочери. Но я сумел дотянуться поверх голов, вырвал из рук очки и вручил Дити. Она благодарно улыбнулась и немедленно водрузила волшебные стеклышки на отца.

Он не стал сопротивляться, так что она схватила его за локоть и позвала:

– Тетя Хильда!

Рядом образовалась наша хозяйка.

– Да, Дити? Почему ты их остановила, дорогая? Мы даже не успели сделать ставки.

Драки не в новинку на вечеринках «Язвы» Корнерс – они тут в порядке вещей. Угощение и выпивка у нее всегда роскошные, музыка всегда живая, гости частенько эксцентричные, но скучных здесь не было никогда. Я был удивлен появлением здесь профессора Н. О. Брэйна.

Теперь я понимал, зачем он здесь: это было спланированное соединение взрывоопасных компонентов.

Дити проигнорировала вопрос.

– Тетя Хильда, ты нас извинишь, если мы с папой и с мистером Картером сейчас уйдем? У нас появилось срочное дело.

– Ты и Джейк можете уйти, если нужно. Но вы не можете утащить Зебби. Дити, это нечестно!

Дити посмотрела на меня:

– Можно я ей скажу?

– Что? Ну конечно!

Идиот «Брэйни» выбрал именно этот момент, чтобы вмешаться:

– Миссис Корнерс, доктор Берроуз не может уйти, пока он не извинится! Я настаиваю. Это мое право!

Наша хозяйка глянула на него с презрением.

– Merde^[13], профессор. Не путайте меня со своими преподами. Вы можете наорать на Джейка Берроуза, если вам так хочется. Если вы способны состязаться с ним в сквернословии на равных, мы с удовольствием послушаем. Но еще хоть одно слово приказным тоном в мой адрес или в адрес одного из моих гостей… и вы вылетите отсюда пулей! В этом случае вам лучше всего будет отправиться прямо домой – ректор уже начнет вас искать… – и Хильда повернулась к нему спиной. – Дити, ты хотела что-то мне сказать?

«Язва» Корнерс способна запугать даже налогового инспектора, и она ведь еще не взялась за «Брэйни» всерьез, всего лишь сделала предупредительный выстрел в его сторону. Но по его лицу можно было подумать, что она расстреляла его в упор.

Однако ее вопрос Дити не оставил мне времени наблюдать, хватит его удар или нет.

– Не Дити, Хильда, – сказал я. – А я, Зеб.

– Помолчи, Зебби. Чего бы это ни было, мой ответ будет «нет». Ну, Дити? Говори, дорогая.