Я посмотрел на него почти что с обидой:

– Наверное. Понимаете, когда приходится всё время себя заставлять…

Аполлон Артамонович поднял руки, словно бы защищаясь:

– Нет-нет, что Вы!.. Я ничего не хочу сказать против… Просто, Вы уж извините, никак не могу придумать, о чём с Вами заговорить, чтоб не вышло опять о работе. Не про погоду ж мне у Вас спрашивать, в самом-то деле!

– Работа… – я сделал кислую мину, потом, опомнившись, постарался придать лицу нейтральное выражение – вышло так себе. – Так уж выходит, что я всё больше работаю.

Маг смотрел на меня с не вполне ясным выражением и, видно, даже не замечал, что одна щека у него была выше другой.

– Ну, хорошо, Бог с Вами! – произнёс он наконец. – Раз уж Вы так настаиваете… Давно хочу Вас спросить, но всё время то забываю, то выходит не к месту: каковы Ваши планы после аспирантуры?

«Начинается…» – подумал я, понимая, что обижаться мне, в общем, не на что: не он же ко мне вломился в одиннадцатом часу ночи, в конце-то концов!

– Защититься, – сказал я вслух. – И – дальше работать, скорее всего.

Шеф пожевал губами.

– Работать над чем? – спросил он. – У Вас уже есть концепция насчёт того, чем Вы будете заниматься?

– Пока – нет, – признался я. – Но ведь тем в Управлении хватает – стало быть, подвернётся и мне что-нибудь.

Маг кивал.

– Ну, а всё-таки? – спросил он. – Не первый же год Вы здесь сидите. Чем из того, что мы можем Вам предложить, Вам нравится заниматься?

Это был сложный вопрос.

– Теорией, – сказал я. – Когда я понимаю, о чём она. Сбором данных. Выездной практикой… Всем понемножку.

Шеф кивал, глядя в чашку. Было тихо. «Ему ничего не стоит наколдовать себе чаю, – отстранённо подумал я. – И чашку. И самовар. И шкаф со специями – держу пари, что на любой вкус. Почему же тогда все старшие маги в один голос твердят, что чай не из настоящего чайника – подделка без вкуса и запаха?»

– Одного не могу понять, – чародей заговорил вдруг тихо и медленно, роняя слова так, словно обращался к себе, а не ко мне. – Что Вас так сюда тянет? Я готов дать Вам любую работу, какую хотите – но Вы не хотите и продолжаете хвататься за всё, что предложат, и всё стараетесь делать усердно, словно бы на оценку. Я б ещё понял, если бы у Вас не было ни ума, ни фантазии, ни таланта – так есть же!.. Но, если Вам всё равно, чем заниматься, почему Вы всё ищете повод сбежать с работы до конца рабочего дня, а потом возвращаетесь, словно бы у Вас и там тоже никаких дел нет? Что Вас гонит сюда? Или отсюда? Или, может, оттуда? Почему Вы всё время делаете лицо «не моё, не моё, не моё»?! Что с Вами не так, Максим Андреевич?…

Я сидел и боялся дышать. «Попил чаю…» – неслось в голове. Шеф с шумом выдохнул.

– Извините, – пробормотал он. – Наверное, не стоило вот так вот, вслух… Не хотите ничего говорить – в конце концов, Ваше дело. Претензий я к Вам не имею, не думайте, работаете Вы хорошо, просто… Понесло меня на ночь глядя. Вы уж простите старику его странности, хорошо?

Я сделал движение, чтобы подняться:

– Я вам мешаю?

– Не то чтобы… Хотя у Вас, насколько я помню, завтра тоже большой, длинный день.

– Да, – кивнул я, вставая. – Семь пятнадцать, девятая станция, «Клыки вервольфа».

Шеф глядел прямо перед собой.

– Выбрали персонажа? – спросил он отсутствующим тоном.

– Да, – кивнул я. – Пойду паладином, чтоб защищать эту… Туристку.

Маг сидел неподвижно.

– От кого? – спросил он хрипловато.

– От злых всяких… – сказал я. – От тёмных.

Аполлон Артамонович поднял на меня взгляд – в своём светло-сером костюме он сейчас был похож на угрюмого голубя или выцветшего унылого попугая.

– А если она сама злая? – спросил он.

Я уже бочком пробирался к двери, но при этих словах встал как вкопанный:

– Простите?

Волшебник выдохнул через рот.

– Вдруг Ваш кодекс запретит Вам её защищать? Вспомните сегодняшний случай: мы ведь не знаем…

У меня в горле сгустился комок.

– Мне срочно надо быть злым? – спросил я.

– Понятия не имею, каким Вам следует быть, да и не моё это дело, – маг говорил отрешённо, вновь глядя в стену перед собой, словно в комнате, кроме него, никого больше не было. – Это уж Вы решайте, пожалуйста, сами. Я знаю лишь, что мне совершенно не надо, чтоб завтра утром Вы первым делом убили бы свою туристку из каких-то там идейных соображений… Ну, или она Вас, что более вероятно.

Повисло молчание. Было слышно, как в камине потрескивают дрова.

– Я… Подумаю, – наконец, сказал я.

– Буду Вам очень признателен.

– Спасибо… За чай.

– Пожалуйста. Я вымою чашки.

– Что ж, – я взялся за ручку двери. – В таком случае… Всего доброго?

– Всего доброго, – кивнул шеф. – Спасибо, что заглянули.

Я раскрыл дверь и шагнул в темноту коридора. Троллейбусы наверняка уже не ходили, а значит, нужно было думать о том, как выбираться из уснувшего Китежа.

– Я Вас подброшу, – раздался у меня за спиной голос шефа.

– Спасибо, я сам… Как-нибудь… – растерянно пробормотал я, оглядываясь: вокруг меня была стоянка такси на главном въезде в Сказку, и лишь за моей спиной тихо щёлкнул замок в двери библиотеки.

Глава вторая,
в которой Максим встречает туристку и пытается влезть к ней в историю

Граница Сказки всегда оформляется таким образом, чтобы, с одной стороны, подготовить путешественника к волшебному приключению, а с другой – не дать ему понять раньше времени, что такая подготовка уже давно началась. В Русский сектор обычно ведёт пыльная дорога, убегающая в лес или в степь, – даже троллейбус, пущенный давным-давно в Китежград, сворачивает с асфальта на наезженную в траве колею, отчего каждой осенью возникает оказия, когда очередной рогач вязнет в грязи. Ещё один вход декорирован под обычную дырку в заборе – это почему-то особенно нравится иностранцам, в один голос называющим путь через неё русским экстримом.

Перевалочный пункт «Клыки вервольфа», куда я прибыл на следующее утро, оказался каменным зданием, выстроенным в готическом стиле – даже фокусировочные колонны оказались замаскированы под детали орнамента. Получилось, на мой взгляд, недурственно – я даже ощутил гордость за то, что в моём городе и в моей Сказке, пусть даже и в чужом секторе, есть такие красивые вещи. Здание было обширным – кроме пункта перевоплощения, в нём размещались бригады техников, реквизиторы, декораторы, группа быстрого реагирования и даже кто-то из волшебной администрации. Какое-то время я стоял, читая вывески на дверях и таким образом стараясь унять волнение, потом, наконец, взял себя в руки, положил пальцы на хромированную холодную ручку и потянул тяжёлую дверь на себя.

Сказка меняет людей – Аполлон Артамонович напоминает об этом так часто, что я иной раз просыпаюсь посреди ночи и подолгу пытаюсь понять, а не изменился ли я часом. Впрочем, до посещения фэнтези-сектора мне ни разу не доводилось видеть, как это происходит прямо на глазах – профессионально и с холодной расчётливостью. Без восьми минут семь в перевалочный пункт «Клыки Вервольфа» вошёл сотрудник Сказки, член Опергруппы, волшебник Максим Коробейников, а в семь одиннадцать из него вышел некто по имени Даффи Оулдсен, охотник из Лотра (направляется в сторону Вебезеккеля).

За эти девятнадцать минут изменилось всё. Я лишился регистрационной формы, в миг погашенной синей печатью, засвидетельствовавшей, что отныне всё, что я в ней понаписал, становится сущей правдой и будет впредь властвовать над моею судьбой. Я стал ниже ростом, но значительно шире в плечах. Мои глаза вдруг сделались карими, а волосы приняли не слишком далёкий от исходного, но всё же новый оттенок. Удобные в любую погоду кроссовки на толстой подошве с хлопком дверцы шкафчика отправились в небытие, оставив меня перед выбором: примерить кожаные сапоги, в которых я наверняка взмокну, или идти босиком, чтобы за несколько вёрст – простите, миль – гарантированно сбить в кровь ноги. На плечах моих оказалась потёртая куртка из толстой кожи, а дорожная сумка, которую я взял из дома, сменилась вместительным рюкзаком – довольно удобным, но несколько непривычным. Застегнув последнюю пуговицу, я взглянул на малознакомого человека по ту сторону зеркала, которого мне отныне предстояло играть, и, вздохнув, помахал рукой всему, что считал в нём своим. Чужая ладонь легла в незнакомый карман, в котором все вещи были уложены не так, как я привык, но разбираться с этим не было времени. Я поправил на плече лук, взвесил в руке непривычно короткий меч, нагнулся, чтобы не зацепиться за притолоку колчаном со стрелами, и сделал свой первый шаг в новый мир. Дверь за моей спиной тонко скрипнула – отступать было некуда.

Вебезеккель был чёртовой глушью, это делалось ясно с первого взгляда. Две кривые улицы, бывшие некогда просёлочными дорогами, три десятка низких деревянных домов, окружённых номинальным – в человеческий рост – частоколом, сто человек постоянного населения – вот вам и весь «город».

Центральная улица была узкой настолько, что на ней с трудом смогли бы разъехаться две телеги. Я прошёл между приземистыми строениями (стиль был выдержан безупречно, и я даже вспомнил бытовавшие в Управлении слухи о том, сколько денег было потрачено на дизайн при строительстве нового сектора) и оказался на площади, с появлением города возникшей на месте бывшего перекрёстка. Здесь всё было как на ладони: и таверна, и ратуша, и дом Головы – и выглядело точь-в-точь как в путеводителе, разве только церквушка была чуть ниже, чем я ожидал. Почти вся площадь была заставлена столами, телегами и жестяными прилавками – не то ярмарка, не то местечковый торговый центр. У дальних ворот стояло несколько дилижансов. Было тихо – городок ещё спал, лишь на посту возле ратуши скучал стражник в драной кольчуге, да вокруг крыльца храма суетился послушник с метлой. Я ещё раз окинул взглядом неброский пейзаж и устремился к таверне.

Внутрь идти не хотелось – там было темно, сыро и очень душно. Постояв на пороге, я развернулся и направился к ближайшему столику, благо, по случаю раннего утра они все были свободны. Усевшись на лавку, я приготовился ждать, но ждать, к счастью, не понадобилось – скрипнули доски крыльца, и ко мне осторожно приблизилась молодая женщина в фартуке, почти девчонка. Я искоса взглянул на неё – ничего примечательного: щёки впалые, руки-ноги худые, одежда неглаженая, волосы уложены абы как, некрасивое лицо покрыто веснушками. Типичный персонаж класса «дочка трактирщика» – будет до скончания веков приносить пиво, пока заезжий авантюрист, решивший вдруг осесть в этой дыре, не приберёт к рукам и её, и таверну. Даже стояла девочка так, словно боялась, что на неё вот-вот набросятся. Чтобы растопить лёд, я приветливо улыбнулся – потом вспомнил, какое на мне сейчас лицо, и пристыженно отвернулся.

– Что угодно? – нервно переступив с ноги на ногу, спросила дурнушка.

Я решил попробовать ещё раз:

– А что, драконов нынче уже кормили?

– Они не едят-с, – без малейшего намёка на весёлость ответила девушка. – Что угодно-с?

– Супу, – сказал я.

– И понаваристей! – я сперва удивился, когда мой рот произнёс это, и лишь потом понял, что так подал голос Даффи, которого мне теперь надлежало играть.

– Два хлеба, – добавил я.

– Четыре! – развил тему Даффи.

– Хорошо, четыре.

– Пива.

– Бутылку с собой. А здесь – кружку горячего чая…

– И кусок пирога!

– Ладно, и кусок пирога.

Со стороны говорящий с самим собой здоровяк, должно быть, выглядел жутко, но официантка и ухом не повела: Вебезеккель служил точкой входа, и вряд ли вживающиеся в роль туристы были здесь редкостью.

– Что-то ещё?

– Нет, этого будет достаточно, – я выложил на столешницу четыре монеты с портретом незнакомого короля. – Вот, сдачи не надо.