Амелия Борн: Я беременна, профессор!

– Иванова! Даша! Давай к нам!

Мне помахали две подруги, к которым я и стала пробираться между столиков набитого под завязку кафе. Студент – он всегда голоден, даже если поел пару часов назад.

– Уф! Я думала, что все – есть мне теперь стоя.

Плюхнув поднос с едой на свободное место стола, я перевела дух и взялась за салат. Времени между парами было впритык – перекусить и снова за знаниями.

– А я сегодня с Поклонским твоим столкнулась, – захихикала Таня, чем заслужила мой недовольный взгляд. Наверно, снова будет над ним потешаться. – Такой идет, бормочет что-то себе под нос.

– Таким он Дашке кажется еще более сексуальным, – вступилась за честь профессора Люда. – Да и сдавать ему предмет несложно, когда он весь в образе.

– Ну, хватит, девочки! Альберт Венедиктович не заслуживает, чтобы говорить о нем в таком тоне.

– Молчу! – Таня сделала вид, что закрывает рот на замок. – А, кстати, вот и Поклонский.

Эти слова она произнесла тихим голосом, но даже этого мне хватило, чтобы сделать то, что обычно я делала, когда профессор появлялся в поле зрения – сначала покраснеть, потом вытянуть шею, чтобы увидеть Поклонского хоть одним глазком.

Он, как всегда, прошел к своему столу, который никто никогда не занимал, потому что знали, что за ним сидит Альберт Венедиктович.

– А все же он секси! – выдала Люда. – Не зря наша Дашка в него с первого курса втюрилась.

– Секси еще какой! Я тебе говорила. Да, своеобразный, но в сексуальности ему не откажешь.

Пока девочки обсуждали Поклонского в миллионный раз, я занималась тем, что уже вошло в привычку – смотрела на профессора, но осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил. Хотя, очень сомневалась в том, что о моей в него влюбленности не знает половина университета.

– Ладно, Иванова, пошли на лекции. А то Филонов опять будет посягать на твое место! – скомандовала Таня и мы вышли из кафе.

В Поклонского я влюбилась сразу же, как только он вошел в аудиторию в первый раз, выронив при этом портфель, и окинул студентов взглядом. Его глаза остановились на мне (или я себе это придумала, сейчас уже не было важным), и я пропала. Серо-голубой взгляд, такой, от которого мурашки по спине побежали. Я знала, что мне ничего не светит с Поклонским, и виной тому были совсем не отношения студентка-профессор, которых избегали все уважающие себя люди. Просто он был таким… как будто из другого мира. Весь в науке, в самом себе…

А как он читал лекции! Даже если бы я была слепой, я бы тоже влюбилась в него без оглядки. Какой у Поклонского был голос! А погружение в науку! Мне потом долго еще казалось, что в мире только и существует важного, что акушерство с гинекологией и репродуктологией впридачу. Да, Поклонский умел влюбить – и в предмет, и в себя.

Альберт Венедиктович вошел в аудиторию ровно в тот момент, когда началась лекция. Я сосредоточила все свое внимание на нем. Глазеть на него вот так, совершенно оправданно, было особенным удовольствием.

– Тема сегодняшней лекции…

Поклонский оперся одной рукой на кафедру, а второй потер подбородок. Этот его жест был мне тоже очень знаком.

И все. Ничего не осталось кругом. Я была вся в том, что рассказывал Альберт Венедиктович. Смотрела на то, как шевелятся его полные губы, которые мне снились в весьма нецеломудренных снах. Обволакивалась его голосом… ровно до тех пор, пока Филонов вдруг не выдал:

– Альберт Венедиктович. А существует женский шовинизм?

Чтооооо? Откуда он вообще взялся со своими дурацкими вопросами? Речь ведь шла о женском организме, а никак не о шовинизме!

Поклонский поправил очки и воззрился на Филонова. Мне так и хотелось поинтересоваться у последнего, насколько тот хорошо прочистил уши утром.

– Я не совсем понимаю, к чему ваш вопрос, – тихо ответил Поклонский и уже собрался было продолжать, когда Филонов вылез снова.

– Вы так рассуждаете о женщинах, как будто они – вершина мироздания.

Филонов усмехнулся и огляделся в поисках поддержки. Парочка его друзей издали звук, похожий на приглушенный гогот.

– А вы так не считаете, Филонов?

– Я так не считаю. Без мужчин женщины бы не выжили. Это очевидный факт.

– И наоборот тоже!

Мамочки, неужели этот голос принадлежит мне? Зачем я вообще вступила в этот диспут?

– И наоборот тоже, вы правы, Иванова, – ободряюще кивнул мне Поклонский.

– Хотя, я много думала об этом тоже. – Обращение профессора напрямую ко мне придало сил и уверенности. – Вот взять хотя бы современную науку. Например, клонирование уже давно исследуется и даже достигло определенных успехов. Женщины ведь могут вынашивать клонов и таким образом выживут, если вдруг мужчины исчезнут.

Конечно, этого бы мне очень не хотелось. Представить, что профессор перестанет существовать как вид…

– О! Кто-то пересмотрел сериалов!

Филонов поднялся и исполнил короткий танец живота, но Поклонский его не одернул. Он смотрел на меня.

– Вы интересуетесь клонированием, Дарья? – спросил он тихо.

– Она интересуется вами!

Сволочь Филонов! Я покраснела, профессор кашлянул. Убить бы этого выскочку с третьей парты и закопать поглубже! И меня ведь оправдают.

– Интересуюсь, – ответила я хриплым голосом. – Например, клонирование органов распространенная мировая практика, которая спасла сотни жизней. Хотя, я сомневаюсь, что наука всесильна. Вот Филонову бы точно не помог новый мозг.

Аудиторию огласил взрыв хохота, на красивых губах Альберта Венедиктовича появилась улыбка. Люда толкнула меня плечом, видимо, высказывая этим свое одобрение. Но насладиться тем, что профессор обратил на меня внимание, мне не удалось. Лекция завершилась и студенты потянулись к выходу из аудитории.

А я шла в числе последних и чувствовала на себе пристальный взгляд Поклонского. Неужели для того, чтобы стать для него хоть немного интересной, нужно было всего лишь блеснуть общеизвестными познаниями?

Чудеса!

– Мне кажется, ты с ним слишком… ну не знаю, скромная, что ли, – высказала свое мнение Люда, когда мы уселись вечером в баре.

Алкоголь я употребляла не слишком часто, и когда это все же происходило, старалась пить по минимуму. Вот и сейчас взяла себе бокал белого вина под порцию кальмаров в кляре.

– Ты считаешь, что я должна напрыгнуть на профессора и заявить ему, что я готова на все? – вскинула я бровь.

– Совсем необязательно! – вступила в разговор Таня. – Достаточно просто с ним пофлиртовать.

– На лекциях?

– Зачем на лекциях? После!

Я отпила глоток вина и представила, как флиртую с Поклонским. Мамочки! Да Таня, должно быть, шутила, если считала, что я буду способна выдавить из себя хоть слово, оставшись наедине с Альбертом Венедиктовичем. Он ведь был такой… погруженный в себя и в науку. Но это было мне даже на руку – миллион девиц, крутившихся возле него, уж точно ничего бы не получили. И я в их числе. Мда, досадно.

– Венику точно понравится, если ты заговоришь с ним о науке, – со знанием дела выступила Люда.

– Перестань называть его так! – огрызнулась я. Терпеть не могла, когда кто бы то ни было отзывался о профессоре в таком ключе.

– Молчу я! Но и ты пойми – мы предлагаем это только на благо тебе.

Предлагают они… Я вздохнула и отпила еще глоток вина. То, что действовало на других мужчин, совсем не срабатывало с Поклонским. Хотя, надо было признаться самой себе – я толком не попробовала ни одного метода обольщения.

– Хорошо, я поняла, – согласилась я с подругами, допивая вино. – Останусь после лекций и заговорю с ним о науке.

– Прямо завтра, – воодушевилась Таня.

– Прямо после лекции! – поддержала ее Люда.

– Ему не до этого, когда он заканчивает читать лекции! – вступилась я за профессора. На деле же просто жутко боялась того, на что толкали меня подруги.

– Зря ты так думаешь! Вон как подхватил сегодня твое выступление на тему клонирования! – Таня подалась ко мне и зашептала: – Я тебе говорю, он помешан на науке. По нему же видно! Развей эту тему и он твой!

Я посмотрела на подругу скептически. Что-то очень сомневалась в том, что Поклонский испытывает мужской интерес к каждой, кто заговаривает с ним о вероятности вырастить органы искусственным образом. Но чем черт не шутит?

– Ладно, – согласилась я после паузы. – Подойду к нему прямо завтра. Но если он меня пошлет, знайте – реанимировать мое бренное тело придется именно вам!

На паре я нервничала так, как никогда до этого в жизни. Даже оставила без внимания выкрики Филонова, который в очередной раз пытался блеснуть отсутствующей частью тела, а именно – мозгом. Мне часто не хотелось, чтобы лекции Поклонского заканчивались (ведь я могла без зазрения совести любоваться профессором), но сегодня это желание было особенно нестерпимым. Потому что после пары я планировала подойти к Альберту Венедиктовичу и сказать ему хотя бы пару слов.

И вот час икс настал!

– У вас есть какие-то вопросы? – уточнил он, когда все вышли, а я осталась в аудитории с Поклонским наедине. После чего посмотрел на меня, поправив очки.

Мамочки! Как же они ему шли! Но сейчас речь не об этом. Что там говорила Люда? Или это была Таня? Все смешалось в моей голове.

– Вопросов нет. У меня есть проблема.

Дура ты, Иванова! Единственная проблема (по крайней мере, вселенского масштаба) сейчас стоит прямо перед тобой! И что ты ответишь ему на закономерное уточнение, о чем идет речь?

– Я вас слушаю.

Вот! Он меня слушает. Уже неплохо.

– У меня что-то… с гормонами! – выпалила я несусветную чушь. Хотя, насколько несусветную? Действительно, у меня что-то было с гормонами, когда речь заходила о профессоре.

– У вас что-то с гормонами, – повторил он, когда пауза затянулась.

– Да. И я бы хотела посоветоваться с вами. Вы ведь в этом разбираетесь.

– Что конкретно вас беспокоит?

Альберт Венедиктович смотрел на меня внимательно, а я не знала, куда деться от этого взгляда.

Меня беспокоите вы. Например, поели ли во время обеденного перерыва. Или как сегодня вам спалось. Есть ли у вас девушка, в конце-то концов, – вот что меня беспокоило. Но ответила я совсем иначе.

– Меня то в жар кидает, то в холод. Или наоборот. В общем, я хотела бы получить консультацию от знающего человека.

Люда и Таня мной бы гордились. Я думала так все то время, пока смотрела на профессора, который, в свою очередь, смотрел на меня. А потом он просто кивнул и сосредоточил свое внимание на телефоне, на который ему пришло какое-то оповещение.

– За консультацией вы можете обратиться в мою клинику, – рассеянно произнес он. – Запишитесь ко мне на прием.

Записаться к нему на прием! Об этом я и мечтать не смела! И Поклонский вот так просто говорит, что я должна это сделать.

– На ближайшее время? – уточнила я, когда Альберт Венедиктович направился к выходу из аудитории.

– На ближайшее время. Скажем, на 17:00 завтра, – отстраненно ответил он и вышел.

Я неосознанно сделала жест, означающий что-то вроде «Ес!». Сам Поклонский назначил мне едва ли не свидание, просто выслушав мои выдумки насчет гормонов. Он ведь понимал, что это все сказки и просто хотел меня увидеть вне стен университета? Или нет?

Я посмотрела вслед удаляющемуся профессору и подернула плечами. В любом случае, разберемся с этим всем, когда наступят те самые заветные 17:00 завтрашнего дня.

Без десяти пять я переминалась с ноги на ногу возле клиники, где работал профессор, не в силах понять, что за тревожащее чувство не дает мне покоя. Не забыл ли Поклонский о том, что я записана к нему на прием? Что вообще будет на нем происходить? Но, была не была! Надо было идти.

На рецепции меня встретила улыбающаяся девушка, которая поздоровалась и воззрилась вопросительно.

– Иванова! Записана на 17:00! – выдохнула я.

Та сверилась с компьютером и кивнула.