Паблик [Публичная] (страница 22)
– Итак, позвольте мне вам объяснить ситуацию. Игорь Константинович узнал о том, что вы за его спиной стали объединять вокруг себя коалицию недовольных. Тогда он обратился за помощью ко мне. Поскольку мы с вами знакомы еще с института, и круг нашего общения очень схож, для меня не составило труда выяснить, кого именно вы вокруг себя пытались объединить и для каких целей. Я позвонила своим знакомым юристам, кое-кому из коллегии, нескольким болтливым светским подругам, и все быстро прояснилось. В общих чертах ситуацию можно набросать так: роботизация раскачала публичный бомонд и привела к появлению большого числа недовольных новой реальностью, которую Игорь Константинович хочет выстроить. Вы решили воспользоваться переходным периодом и стали подговаривать ряд ключевых публичных персон перейти на вашу сторону, чтобы сместить гендира Транс-Восприятия с должности и занять его место. Но вы недооценили одного: своей собственной роли в данном процессе. Сейчас в глазах большинства вы сами как глава вещания и являетесь знаменосцем роботизации, что не добавляет вам очков. К тому же публичный бомонд – это не клуб физиков-ядерщиков, хоть и последние бывают не прочь посплетничать. Поэтому узнать о содержании ваших разговоров с некоторыми «завербованными» не составило труда. Все они сводились примерно к следующему: от каждой из отраслей публичной сферы Авксома должны были быть выдвинуты так называемые рупоры – персоны, выражающие мнение большинства. В условленный момент они должны были обнародовать ряд пунктов из их с ТВ-1 лицензионных соглашений. Конфиденциальных пунктов, надо заметить. Содержащаяся в них информация послужила бы доказательством нарушения прав лицензиатов со стороны корпорации ТВ-1, а поскольку ваша операция должна была стать самой массовой в истории скандалов такого рода, расчет был на то, что раскрытие конфиденциальности можно будет потом юридически замять. В этом случае рупорам не пришлось бы нести никакой ответственности за раскрытие коммерческой тайны. Вы, как одна из ключевых персон Авксомской коллегии «КАЮК», должны были выступить в качестве гаранта юридической амнистии для своих агентов и до последнего момента оставаться в тени, а в случае провала операции так и не раскрыть себя.
Она сделала паузу.
– Довольно милый проект, Елена Платоновна. Но, на мой взгляд, немного грубая работа. Может, если бы у вас было больше времени на подготовку, то что-то бы и вышло, а так… Раскусить вас было нетрудно.
Я сидела молча. Мое лицо было угрюмо.
– Что-то не припоминаю, чтобы ты, Полинка, когда-то славилась столь выдающимися сыскными способностями. Учебой не интересовалась, универ не посещала, после окончания нигде не мелькала. Я о тебе слыхом не слыхивала, думала даже, что тебя и нет вообще. А ты мне о каких-то общих знакомых толкуешь. Сидишь тут, понты кидаешь. Такая крутая, что прям круче самого Уокера. Только я думаю, что все гораздо проще. Ты всего лишь актриса, которую местный режиссер в данный момент утвердил на главную роль. Потому что ему пока так удобно. Ты не первая и не последняя. Просто муж на час. Точнее жена. И судя по тому, что он тебя даже к исполнению супружеского долга не собирается склонять, это ненадолго. Сильной заинтересованности в тебе нет. А, впрочем, какой у него может быть интерес к очередной гастролерше? Мы же все для него только клоуны. Просто его развлекаем.
Я вытащила пачку сигарет и дрожащими руками закурила.
– А потому речь, которую ты здесь только что так патетично пыталась толкнуть, есть ни что иное, как полная лажа. И узнал это все наш великий кукловод вовсе не от тебя. Просто кто-то из этих продажных упырей проболтался. Только вот не знаю, кто именно. Позеркина, Обездоля или кто другой. А, может, все вместе. С них станется.
Все это время Игорь смотрел на меня с выражением презрительного высокомерия. Он сказал:
– Виктор.
Сначала я не поняла, о ком он.
– Кто?
– Виктор Ла́врович.
От неожиданности я раскрыла рот, и сигарета чуть не выпала. Игорь произнес:
– Закрой рот, муха залетит.
Сволочь, подумала я. Мое выражение использовал. Не преминул и этим припечатать.
– Амфитамин? За то, что я помогла ему за границу свалить? Хороша же благодарность…
– Ты еще веришь в слово «благодарность»?
Я посмотрела на Игоря, нервно улыбнулась и покачала головой. Помолчав, я сказала:
– Спасибо, Игорь, что признался. Я знала, что права. А то устроили здесь драмкружок…
Он не остался в должниках:
– Нет. И в этом ты, Елена Платоновна, облажалась. Виктор рассказал мне позже. Когда я уже все узнал от Полины Юрьевны.
– Хорош фуфло толкать! Полина Юрьевна тоже мне нашлась. Она – Полинка Замухромченко. И, как всегда, в транс-восприятии – ее имя говорит само за себя. Даже переименовывать не надо.
Игорь был краток:
– Полина Юрьевна Зам, прошу любить и жаловать. Заместитель Игоря Пресса. Мой зам.
Я перевела на нее глаза. Тогда Полинка сказала:
– Я, Елена Платоновна, не ходила в университет потому, что уехала к отцу в регион, принимать в свои руки бизнес. И хоть до сих пор несильно разбираюсь в строительстве, точно могу сказать, что в юриспруденции понимаю получше вашего. Потому что продолжала учиться заочно вплоть до получения диплома. Кстати, – вы и об этом, наверное, не знаете, – диплом у меня красный. И в нем нет ни одной липовой оценки. Но это вам так, для информации. Не могу сказать, что поделиться ею с вами было для меня вопросом чести. Просто смотрю на вас и ваши заблуждения и… Немного жалко вас стало. Все вокруг так расхваливали невероятные умственные способности Елены Маяковской, что стало обидно за вас, когда в реальности столкнулась с такой посредственностью.
Она обратилась к Прессу:
– Игорь Константинович, с Еленой Платоновной я закончила, думаю, вам пора. У меня на сегодня еще есть работа.
Снова переведя на меня свой спокойный взгляд, от которого хотелось пооткрывать ее птичьей головой все окна на этаже, Полинка сказала:
– А вам мне хотелось бы пожелать две вещи. Первая: побольше читайте классическую литературу. В хороших книгах много умных мыслей. Как, например, «не судить человека по его внешности», «не принимать скоропалительных решений» и так далее. Они бы вам не повредили. И второе: уходите вы из общественной жизни. Она не для вас. Слишком уж вы вспыльчивы. Вам нужна отрасль, где температура попрохладнее.
Я уже была готова накинуться на пигалицу, как вдруг с кресла встал Игорь, взял меня за предплечье и вывел прочь.
24.
Мы сидели в его лимузине. Перегородка между нами и водителем была опущена, я кивнула в его сторону и попросила:
– Пусть он выйдет.
– Лена, ты и раньше никогда не распоряжалась. А теперь уж подавно. Скажи спасибо, что я согласился поговорить напоследок.
– Скажи мне только одно. Почему ты это сделал?
– Полина тебе все объяснила. По-моему, доходчиво.
Я повернулась к нему.
– Дело ведь не в этом, Игорь. Я же знаю. Признайся.
– Что ты хочешь услышать?
– Игорь… Я сама хотела уйти. Во мне что-то надломилось. Ты это почувствовал. Решил, что больше не можешь мне доверять.
– Ты о своем осветителе?
Я вскинула на него голову.
– Так ты знаешь…
Игорь вздохнул:
– Почему все бабы такие… Одинаковые…
Он повернулся и заглянул мне в глаза.
– Стоит появиться надежде, что в этот раз все будет по-другому, как повторяется то же, что и всегда.
– Что ты имеешь в виду?
– Явно не то, о чем ты сейчас подумала. Потому что ты тоже баба. А все ваши мысли всегда движутся в одном направлении: любит-не любит. Мне же приходится с этим работать, обстоятельства заставляют. Ведь вы, бабы, в сто раз безжалостнее мужиков, а мне в моем деле необходимо это качество. Но на смену вашей жестокости, когда дело уже сделано, обязательно приходит сентиментальность. Слезы, раскаяние, поиск любви, чтобы утешиться. Насколько же вы двуличны! Не видел бы каждый раз это своими глазами, никогда бы не поверил. Если вы завалили дело, то от досады растворите всех вокруг в своем яде, если добились своего – раздавите свалившимся на плечи раскаянием. Но одно безусловно: вы никогда не будете удовлетворены. Этот нескончаемый поиск «того не знаю чего», которым вы занимаетесь на протяжении всей вашей жизни, всегда приводит к одному результату. Вы зазнаётесь и начинаете мнить о себе не бог весть что. Считать, что никто вас не понимает. Вы ведь такие особенные, уникальные, ни с кем не сравнимые. Вы думаете, что самые умные, а все вокруг вас – дураки. Вот и ты туда же. Какие были данные, а итог такой же, как у остальных… Вот с чего ты взяла, что умнее меня? Я же предупреждал тебя!
– Знаешь, Игорь… Еще каких-нибудь две недели назад этот день стал бы для меня трагедией жизни. А сегодня я сижу здесь и думаю только об одном: мне все равно. Нет, правда! Вот ну совсем! Я даже рада, что все так сложилось… Я очень устала. И поняла, что больше не хочу так жить.
– Какая помпа!
Он закурил.
– Дура ты, Лена. Ни черта ты не поняла. Жизни другой тебе захотелось? Решила, что для этого достаточно одного желания? Нет, крошка. Ты – аквариумная рыба. Если тебя выпустить в океан, ты там сдохнешь. И даже в том случае, если ты сможешь приспособиться, не питай иллюзий, что большая вода тебе понравится. Ты никогда не знала другой жизни и сильно заблуждаешься, что она придется тебе по вкусу. Есть такая поговорка – «везде хорошо, где нас нет». Но стоит нам прийти туда, где нас еще недавно не было, стоит пространству заполнится нашим дыханием, как выясняется, что новое место ничем не отличается от старого. Потому что не место делает реальность, а то, как именно ты в этом месте квартируешь.
Игорь сделал паузу и посмотрел мне в глаза.
– Твое непонимание прописных истин меня даже озадачивает. Какой же ты, оказывается, до сих пор несмышленыш! Все желание пропало тебя наказывать. Так, что ли, тебя отпустить?
Он снова помолчал.
– Проявлю великодушие. Тем более, что пришло понимание: ты для меня не опасна. Слишком наивна.
Я снова посмотрела на него.
– Игорь, мы с тобой – чудовища. Ты и я.
– И что?
Мои глаза увлажнились.
– Неужели тебя это не угнетает?
– Я всегда предпочитал получать удовольствие от осознания этого. А что предпочитаешь ты? Сгореть от чувства вины?
– А если я просто хочу, чтобы кто-нибудь меня любил? За одно только то, что я есть на белом свете.
– Это утопия. Либо ты – чудовище, главная сила, которая стоит надо всеми. Либо ты аленький цветочек, которого любят, но ровно до тех пор, пока не придет чудовище и не сожрет тебя со всей твоей любовью. Ты уж определись, что тебе ближе.
Какое-то время я просто смотрела на него. Потом открыла дверь лимузина и вышла.
25.
Я сидела, упираясь спиной в заднюю стенку дивана и тупо смотрела в окно. Еще недавно здесь был Марат. Воспоминание об этом отозвалось внутри тупым тянущим чувством. Слез больше не было. Осталось только всепоглощающее ощущение безысходности. Я ничего не способна изменить. Я не могу противостоять своей реальности. Это ядовитое чувство напрочь поглотило меня. Оно пугало своей жестокой новизной, но в то же время было таким родным, будто я жила с ним вечно.
Даже мечты о Марате теперь казались мне невозможными. О нем немыслимо было не думать, но и думать о нем было нельзя. Марат – табу для таких, как я. Он – луч света, пробившийся сквозь толщу безысходности моего мира для того, чтобы помаячить надеждой, тут же скрыться и никогда больше сюда не проникнуть. Он источает свет, несмотря на хмурое выражение лица, ненависть в глазах, пугающий ореол враждебности. Марат все время светился чем-то неведомым, наверное, обычные люди назвали бы это добром. Я не знаю, в моей жизни никогда не было добра. Не было любви. Не было счастья. И не будет. Эти понятия несовместимы с адом.
Понимание того, что Игорь прав, доводило меня до отчаяния, но не могло не отрезвить. Он вылил на меня ушат холодной воды, и это помогло. Теперь ощущение безысходности стало родным и близким. Я осознала простую истину: жираф не может полюбить носорога. Я – часть своего мира и мое место только здесь.
Прикурив очередную сигарету, я взяла мобильник и нацарапала сообщение. Когда оно улетело к адресату, я встала, потянулась и набрала номер Паши Пресмыкайлова. На том конце мобильной сети долго раздавались гудки. В тот момент, когда я уже собиралась сбросить вызов, слегка обескураженный голос в трубке спросил:
– Лена?
– Павлик, привет.
– П-прив-вет…
– Как жена, как дитё?
– Так ты не знаешь?
– О чем?
– Она меня бросила. Сразу после того дня.
– Она все же узнала про нас?
– Да.
– Почему не позвонил?
– А что звонить… Причем здесь ты…
– И ты что, все это время… Был один?
– Она забрала Павлика и уехала. На следующее же утро. Потом подала на развод. А я… Я пил некоторое время. Но сейчас уже не пью.
Его голос звучал так трогательно, что у меня ёкнуло в области сердца.
– Паша, почему ты не позвонил мне?
Он молчал. Я повторила:
– Почему?
– Зачем делать то, в чем нет смысла…
– Может, смысл все же есть?
– Лена, я же знаю тебя. Ты отца любишь. А я…
Он замолчал.
– Что ты?
– Послушай, не надо. Давай прощаться. Я не хочу говорить об этом.
– Паша, я сейчас приеду.
– Зачем?
– Затем что все теперь будет по-другому.
…
Света встретила меня на пороге. Она как раз собиралась выходить.
– Зачем ты приехал?
– Переезжай ко мне.
Она недовольно покачала головой.