Кукушкин мёд (страница 2)

Страница 2

Видишь камни вылетают
Из невидимой пращи
Тайны гроба открывают
Заржавелые ключи

Искры в топке ржут как кони
Бьют копытом рвутся вдаль
Паровоз по рельсам гонят
Из смолы, огня и льда

Продавец хвоста

Вдали большого города
Везде лежит навоз
Кричит мужик: «Недорого
Продам коровий хвост!»

Лица его не вижу я
Но слышу голосок
Такой нечистый жихленький
Как в жопе волосок

И тощий рыжий вижу я
В руках коровий хвост
Весь мухами насиженный
Вонючий как навоз

Авось дурак возьмёт его
И принесёт домой
Жена за то прибьёт его
Печною кочергой

О что же продавец хвоста
Возьмёт за свой товар?
Должно быть душу, неспроста
Он хвост сей оторвал

Кому-то будет этот хвост
Светить как лунь в ночи
И выведет он к свету звёзд
Подземные ключи

Иной повесится на нём
Под полною Луной
На небе написав огнём
Что хвост тому виной

Идёт всё дальше продавец
Коровьего хвоста
А где-то в скошенной траве
Лежит корова та

Лежит корова без хвоста
И смотрит из-под век
И знает: хвост её устал
И проклят продавец

И скоро хвост вернётся к ней
Вернётся навсегда
Из странствия среди теней
Сияя как звезда

Муравей и ночь

на закате муравей забирается по травинке наверх
и замирает там до утра

небо спрашивает муравья: ты чувствуешь страх?

каждый шорох в траве

каждый шорк впотьмах

не боишься, что ночная птица тебя склюёт?

муравей, замерев, сидит на травинке, на самом конце
как слеза на реснице, как вишня на черенке

слышит:

кричала кукушка несколько раз

чьё-то дыхание, тёмный утиный глаз

и в высоте мелькает и падает то ли звезда, то ли жизнь его
оборвётся сейчас

он видит озеро, уходящее в бесконечную даль
озеро-море, бывшее до начала времён

ветер, цветы, лёгкий пар над водой, туман

пустой пляж, рядом с соснами мусорные мешки

разбросанные игрушки в песке

и всё это подходит к нему и поёт без конца

вот чей-то мизинец, и он на самом его конце
между водой и небом, сидит, замерев
пока мимо проходят ужас и красота

он созерцает
он познаёт

чистое бытие

любовь, вдохновенье, ночной полёт

одиночество, смерть

присутствие и отсутствие божества

пение всех вещей под нетварным солнцем без всяких слов

не шелохнувшись, не дрогнув
в ночном дозоре

утром муравей спускается по травинке обратно вниз
сумерки шелестят, уползая, в траве:

хорошая ночь, муравей
хорошая ночь

«мечутся мотыльки у фонаря…»

мечутся мотыльки у фонаря,
движутся беспорядочно, суетливо,
как подбитые беспилотники.

ночь как будто статична,
но нигде нет покоя, всё мелко рябит,
мерцает, как старые телевизоры, мониторы.

дрожат листья и ветки.
запутанны траектории мошек.
неисповедимы пути улиток.

беспорядочный, тихий,
судорожный стрёкот наполняет воздух.

если прислушаться –
стрекочут все вразнобой.

вдали вразнобой стучат вагоны
проходящего товарняка.

от фонаря свет тоже идёт
какими-то разорванными пучками
и вибрирует в темноте.

темнота не монолитна:
она распадается
снова и снова и снова.

всё движется быстро-быстро,
как зрачки спящего в фазе быстрого сна.

беспорядочно, суетливо
движется материя,
претерпевая свою катастрофу.

и в небе планеты
движутся так же, как эти мошки и мотыльки,
как глаза спящего,
как подбитые беспилотники.

и оттого на Земле
всегда немного укачивает.

Прогулка с сыном

белые динозавры в небе – облака
едет бетономешалка –
строят дом, большие ворота закрыты, висит замок
закрыто! закрыто! здесь была
бетономешалка – у-у-у! -
трицератопсы в небе, о мама птеранодон!
беговел – это карета, мы едем на бал
бал – это рынок, рынок – это цирк
(он приезжал в июне)
шатёр на участке – это тоже цирк
цирк это панда чу
он чихает и цирк улетает
вот хозяйственный рынок
и трактор, синий трактор, по полям-
по полям синий трактор едет к нам
а вот дяденька с тачкой —
старый МакДональд
old MacDonald had a farm ИА-ИА-Ё!
на рыночной площади
такие вкусные пышки
упал тапоть слетела панама
сам! сам! сам!
хочется пышку хочется
смотреть поезда
среди паровозов и тиранозавров
бегать по пляжу

«утки гуляют по щербатым мосткам…»

утки гуляют по щербатым мосткам
коряга молча лежит в воде
как земляной древесный озёрный
подгнивший трухлявый дед

что-то внутри коряги булькает и кряхтит
что-то в озере пускает маленькие пузыри
выгуливает старушка двух колли без поводка
шерсть колли как войлок, морды грустны

кое-где из труб тянется дым
огородные пугала машут руками
и осенние осы пируют в тарелке с тыквой
и растут вдоль тропинки
ядовитые красные ягоды ландыша

«в конце лета лягушка прыгает по шоссе….»

в конце лета лягушка прыгает по шоссе.
на дороге лежит сдувшийся дохлый ёжик.
яблок очень много. белый налив уже сладок.
подбираем паданцы в миску.

пили мерло, отдающее спиртом, тёмное, из магазинчика
у станции,
и пальцы теперь по клавишам не попадают.
вчера голова была стиснута обручем, летали мушки
перед глазами,
тошнило, болел висок. ночью

ледяные пальцы сжимали моё сердце. я просыпалась
и на сына смотрела, и словно семь мечей были
воткнуты в сердце,
как у Богородицы. я засыпала и вновь просыпалась,
и от одной только мысли мне становилось чуть легче,
и я про себя проговаривала эту мысль:
«я чувствую нестерпимый животный ужас.
мне кажется, жизнь моя кончилась».

самые лучшие дни лета выпали на эту неделю
в конце августа. лес
тёплый и сухой, сухое тёплое солнце, днём жарко,
а вечером холодно.

уже не будет до следующего лета этих райских дней
с кофе на лужайке, с прогулками к озёрам, с птицами,
соснами…
дней, которые щёлкали, как мгновения,
дней, которые я зачем-то портила.

Егор бежал по тропинке голый,
в одном только памперсе, и мы шли и зачем-то ругались,
и он бежал ко мне через пляж
в облаке пыли песочной, такой счастливый, ушастый…
и мы к озеру шли и шли, мимо дома из шпал
и красивых домов,
участков на горе и участков прямо в лесу.

и, когда Егор прыгал на батуте,
у него вдруг поднялись волосы
от статического электричества,
это было так странно, как будто начался конец света –

вот так незаметно, тихо,
пока по озеру плавали лодки,
и мальчик с бабушкой вышел из леса с мешочком грибов,

пока мы покупали в магазинчике у станции что-то на обед:
курицу хе с морковью, чтобы не готовить.
пока я варила сосиски, срок годности которых
вышел неделю назад.

сегодня на детской площадке девочка вдруг
подошла к Егору
и ударила его камнем в голову.
ни с того, ни с сего. почему?

время истончается, на голову мне течёт,
как холодная вода в душевой —
я намылила волосы,

но горячая вода вдруг закончилась в бойлере. за лето

я не прочитала ни одной книги:
открыла одну, посвящённую нам с тобой,
и долго читала эпиграф из Лао-цзы, так всё лето
читала этот эпиграф и дальше прочесть не смогла:
«Не выходя из двора можно познать мир».

И пока я читала снова и снова эпиграф к книге,
написанной для меня и тебя,
лето и кончилось, и времени больше не будет,
чтобы прочесть эту книгу, и жизни не хватит,
чтобы добраться до первого слова.

Но последнее слово я знаю и так.
Это слово «помнить».

А два последних: «не помнить».

«Всё впереди, но нам лучше об этом не помнить».

II. Тень хорька

«Цель бомжевания…»

Цель бомжевания. Чистым

вернуться в источник…

Л. Оборин

Цель бомжевания.
Пережить время бурь и волков.
Сесть на корабль из костей мертвецов, встретить
людей конца света.
Жечь костры на кладбищах паровозов, пока ногти
вспарывают землю и вырастают деревьями.
Бомжи строят драконов, чтобы летать над пустошами.
Бомжи воют на Луну, облизываются на Солнце. Бомжи
жгут костры из автомобильных покрышек и смотрят
на звёзды.
Они бродят по пустоши, по полям и входят в сны
давно умерших людей, поселяются в них, как
в выморочных домах.
А ты?
Какова твоя цель?

«благое неподвластное в корнях…»

благое неподвластное в корнях
прибрежных сосен крысой водяной
живёт в норе и в тёмной кладовой
хранит припасы для худого дня

вот целый мир и корни той сосны
которая растёт из наших снов
там в глубине нет никаких основ
нет власти нет работы нет весны

непостижимо булькает вода
у входа в норку. не ходи сюда
там нет внутри ни воли ни любви
а просто одеялко из хвои`

там мокрый и мозолистый песок
внутри него так тихо и темно
ты ждал лицо, но видишь не лицо
а просто морду крысы водяной

песчинка в неподвластном узелок
завязанный на время до поры
ты более не будешь одинок
вокруг песок, и ты внутри норы

ты спал в норе весь этот долгий день
а в сумерках увидишь в облаках
дурное неподвластное как тень
тебя преследующего хорька

«внутри дождя…»

внутри дождя
внутри реки
идёт своя война
там разбиваясь на куски
охотится Луна
и мчат лесные мужики
на чёрных кабанах

там слышен свист
и топот, треск
валежника и чащ
и гиканье, и пчёлы стрел
взвиваются, мечась
вонзаясь в мешанину тел
и всё это сейчас

внутри вещей
тебя, меня
не тишина-покой
идёт кровавая резня
последний смертный бой
в жерло бессмертного огня
мы брошены с тобой
монах, феллах и вертопрах
ковбой и свинобой

«все зáмки Балашихи подняли флаги…»

все зáмки Балашихи подняли флаги
и трубачи в трубы трубили
когда шли мы, катя коляску по разбитой дороге
мимо экскаваторов и КАМАЗов

и запела птица сойка вспархивающая
с ветки на ветку ковыряющая
клювом щель у чердачного окна
с синими перьями птица лесная

и забили фонтаны Балашихи
из шлангов полные грязи
разошлась земля обнажив
лужи полные глины

и какие-то бани отверзлись
и бараний шашлык на углях
в матюгах дорожных рабочих
в новострое цыганских зáмков

и пруд обрели полный уток
и селезней трав побережных
и коляску к нему подвезли
и обратно брели по осенней субурбии